Мой отец генерал Деникин
Шрифт:
Несправедливость этого осуждения бросается в глаза. Несомненно, существовало основное направление — то, по которому следовала Добровольческая армия, самое жизнеспособное войсковое соединение белых. Концентрация войск в этом направлении осуществлялась в максимальной степени, насколько позволяли условия, не допускающие оголения других фронтов. Что касается доводов, определивших решение Деникина идти на Москву, то они перечислены выше.
Эти первые проявления разногласий не стали непосредственной причиной разрыва отношений. Деникин, по природе человек доброжелательный, считал, что как солдат его подчиненный имеет неоспоримые достоинства. Сместив Май-Маевского, он поручил Врангелю командование добровольцами. Встав во главе героев Екатеринодара, Курска, Воронежа, Орла, столь дорогих сердцу Деникина
Деникин поставил вместо Врангеля Кутепова. Барон предложил тогда сформировать новый армейский корпус кавалерии, состоящий из казаков. Когда ему это не удалось, он начал открыто готовить заговор против Деникина. В начале января 1920 года Врангелю было приказано укрепить порт Новороссийска и подготовить возможную эвакуацию белых. Он тотчас отказался от этого назначения, посчитав его для себя «неинтересным», и потребовал нового назначения, в то время как слухи о подготавливаемом им государственном перевороте с целью свержения Деникина дошли до Варшавы и Лондона. Назначения и отказы от назначений следовали одно за другим. Поведение неугомонного генерала причиняло значительное неудобство, и главнокомандующий в конце концов предложил Врангелю временно покинуть русскую землю и 10 февраля 1920 года принял его «прошение об отставке по причине болезни».
Тем не менее барон продолжал оставаться на территории России, проживая на стоящем на Севастопольском рейде русском корабле. 5 марта он решил уехать в Константинополь, предварительно послав своему бывшему шефу письмо в такой же мере наглое, в какой и разоблачающее сущность его натуры: «Вы видели, как таяло Ваше обаяние и власть выскальзывала из Ваших рук, цепляясь за нее в полнейшем ослеплении, Вы стали искать кругом крамолу и мятеж.
Отравленный ядом честолюбия, вкусивший власти, окруженный бесчестными льстецами, Вы уже думали не о спасении отечества, а лишь о сохранении власти…
Русское общество стало прозревать… Все громче и громче называются имена вождей, которые среди всеобщего падения нравов остаются незапятнанными… Армия и общество во мне увидели человека, способного дать то, чего жаждали все.
Армия, воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая вождями, примером своим развращающим войска, — такая армия не могла воскресить России…»
Деникин дал на это ответ: «Милостивый государь, Петр Николаевич, Ваше письмо пришло как раз вовремя — в наиболее тяжелый момент, когда мне приходится напрягать все душевные силы, чтобы предотвратить падение фронта. Вы должны быть вполне удовлетворены…
Если у меня и было некоторое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно. В нем нет ни слова правды. Вы это знаете. В нем приведены чудовищные обвинения, в которые Вы сами не верите. Приведены, очевидно, для той же цели, для которой множились и распространялись предыдущие рапорты-памфлеты. Для подрыва власти и развала Вы делаете все, что можете.
Когда-то во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие. Пусть он теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло».
Врангель, написав письмо, тут же распространил его копии как в Севастополе, так и в Константинополе… Деникин будет ждать… 1926 года, чтобы дать публичный ответ. Он будет следующим: «История сделает свои выводы [из нашего поражения]. Она будет судить наши поступки, принимая в расчет обнищание страны и общую деградацию нравов; она должна будет произнести свой суд и над теми, кто несет ответственность за происшедшее.
Ответственность правительства, которое не смогло обеспечить существование армии, командующего, не способного удержать в узде своих подчиненных, военачальников, не сумевших — или не захотевших — установить дисциплину в своих частях, ответственность солдат, неспособных противостоять искушениям, народа, отказавшегося пожертвовать временем и деньгами, ответственность попрошаек, тартюфов, ищущих выгоды авантюристов всех родов…»
Вот резюме причин
поражения белых, но Истории известно, что никакого анализа причин, каким бы точным он ни был, недостаточно для объяснения всех последствий происшедшего.Глава XXI
«НЕИЗБЫВНАЯ СКОРБЬ ДУШИ…»
Письмо-пасквиль Врангеля глубоко оскорбило Деникина, жестоко ранило его душу, но мысль оставить пост главнокомандующего ни на минуту не приходила ему в голову. «Я буду драться до конца!» Но вот 12 марта он получил неофициальный и составленный в пораженческих настроениях рапорт Кутепова, своего соратника с первых дней существования армии, верного среди верных.
«Те настроения, которые сделали психологически возможным подобное донесение командира добровольцев своему главнокомандующему, предопределили ход событий: в этот день я бесповоротно решил оставить свой пост».
Кутепов, овладев собой, поспешил принести извинения, объяснил свой выпад чрезвычайно накаленной атмосферой своего окружения, которая, как он сказал, была лишь временным явлением. Но было слишком поздно. Решение Деникина было бесповоротным.
Кутепов будет сожалеть о совершенной им ошибке, о рапорте 12 марта в течение всех десяти оставшихся ему лет жизни. Не считая возможным обнародовать свое решение до тех пор, пока бойцы его армии не будут находиться в безопасности в Крыму, Деникин занялся последними приготовлениями к их эвакуации. Для этой цели были выбраны два порта Черного моря на расстоянии 50 километров друг от друга — Анапа и Новороссийск. Здесь на рейде стояли судна как русские, так и союзнические. В Крыму к этому времени уже были созданы склады продовольствия, оружия и боеприпасов. 18 марта Деникин запросил командующего Донской армией Сидорина, не хотят ли его казаки переехать в Крым. Но Сидорин ответил, что его армия развалилась и что, вероятно, лишь одни офицеры проявят желание покинуть родину. 23 марта банды зеленых захватили Анапу. Войска белых в беспорядке отхлынули к Новороссийску. Эвакуация, осуществленная через этот единственный порт, в который не успевали прийти корабли, стоящие на рейде в Анапе, оказалась «неожиданной», как писал Антон Асе, и не могла в полной мере считаться «удовлетворительной».
Ставку ВСЮР перенесли в Феодосию. Махров заменил Романовского на посту начальника штаба. Именно ему Деникин передал в ночь с 1 на 2 апреля приказ о передаче полномочий: он требовал немедленного созыва Военного совета в Севастополе, который должен был избрать его преемника. Были приглашены командующие основных наземных частей и флота и — поименно — девять генералов-диссидентов, на данный момент не имеющих назначения, и среди них Врангель, Махров и два других генерала представляли Ставку. Председателем совета был назначен генерал Драгомиров.
Махров вспоминает: «Он (Деникин) показался мне невыразимо усталым. Протянул мне приказ и сказал: «Мое решение бесповоротно. Армия потеряла веру в вождя, я потерял веру в армию…»
Совет собрался вечером 3 апреля. В тот же вечер телеграммой Драгомиров сообщил Деникину, что все собравшиеся члены совета, за исключением командующего флотом, более расположенного к Врангелю, чем к Деникину, выступили против выборной процедуры, подобной той, что практиковалась в Красной армии, и подтвердили свое желание видеть своим главнокомандующим Деникина. Тот ответил следующее: «Морально сломленный, я больше не могу ни одного лишнего дня вынести груз возложенных на меня полномочий. Я приказываю совету выполнять свой долг».
Поздним вечером Драгомиров сообщил, что члены совета, подчиняясь означенной директиве, выбрали генерала Врангеля. Последний прибыл на следующее утро. Все ждали официального подтверждения Деникина, который утром 4 апреля подписал свой последний приказ.
«1. Генерал-лейтенант Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными силами Юга России.
2. Всем шедшим честно со мною в тяжкой борьбе — низкий поклон.
Господи, дай победу Армии и спаси Россию!»
Получив это подтверждение своего назначения, Врангель в свою очередь подписал приказ по армии: «Я разделил с Армией честь ее побед, и я не могу отказаться выпить вместе с ней чашу унижений. Черпая свои силы в доверии моих старых соратников, я соглашаюсь принять пост главнокомандующего».