Мой отец видел Богов
Шрифт:
— Просто ты живешь в большом городе, где даже соседи друг с другом не общаются. У всех слишком много забот, чтобы думать о тебе, — пояснил отец, выбирая сладости. — А тут все очень маленькое. Каждый друг с другом знаком. Проблемы как бы общие. Поэтому, переплетаясь этими проблемами, люди начинают лезть не в свое дело. Люди, мой милый, вообще очень любопытны и не умеют себя контролировать.
Я видела по лицу мальчика, что тот не совсем его понял, но принял эту информацию как что-то важное.
Мы выбрали сладости и еще долго бродили по рынку. Когда у отца закончились деньги, он
— Всем нам свойственно немного меняться, — словно сам себе пояснил это отец. — Это надо просто принять, — он поставил наземь пакеты с покупками и дотронулся до моих волос. — Я помню, когда ты просила мать не подстригать тебя и желала отрастить волосы до поясницы. А теперь ты отрезала их до плеч.
— Это всего лишь волосы, такая мелочь, — я хотела взять некоторые сумки, чтобы ему проще было нести. Но он перехватил их.
— Все начинается с мелочей.
Мы показали Йону другие магазины. Рассказали о правилах и законах этого крохотного мирка. Мирка, который не был похож на его большой город. В детстве я желала вырваться в мегаполис, но сейчас отчего-то хотела остаться тут. Воспоминания хватали меня за руки и тянули к себе, пытаясь поглотить целиком и полностью. Нам всегда хочется вернуться туда, где было хорошо. Поэтому люди, которые живут в маленьких городах хотят в большие, а потом жаждут вернуться обратно. Лишь за одним. За глупыми, но такими большими, как сам мир, воспоминаниями.
— Ты видишь их? — последний магазин, в который мы зашли, был наш любимый. Строительный. Тут с отцом мы проводили огромную часть нашего времени. И мы не покупали, а лишь планировали и думали, что «сделаем вот это и это следующим летом».
Так наши планы уменьшались с каждым годом. Ближе к выпуску я ушла в себя и в экзамены. А когда поступила в институт, то приезжала все реже и реже, поэтому все, что у нас было с отцом — маленькое лето.
Последний раз, на Новый год, я поняла, что не хочу уезжать из этого места. Я словно что-то чувствовала. Отец отговаривал меня, твердил, что я окажусь в этом месте с ним тысячу раз. Но вот прямо сейчас эти тысячи раз превратились в два дня!
— Так ты видишь их? — повторил он.
— Вижу.
Он взял этот рулон обоев, развернул и внимательно рассмотрел:
— Я бы хотел поклеить их в гостиной. Но боюсь, что не успею за такой короткий срок.
— Так давай купим и сделаем ремонт летом. Пап, ремонт всегда объединяет. Думаю, ты должен сделать его со мной, Каем и Йоном.
Отец улыбнулся и посмотрел на меня своими теплыми старческими глазами:
— Вы его сделаете без меня и сами объединитесь.
О чем ты? Отец, о чем ты, черт дери, говоришь?! Я тебя не отпущу, клянусь. Папа, папочка, послушай, ты бредишь. Ты умрешь, но не сейчас. Не тогда, когда я только начала понимать жизнь.
Папа, папочка, давай купим эти обои и сделаем все, что мы хотели с тобой сделать. Только ты и я. А можно все вместе. Тебе всего лишь чуть за шестьдесят, ты так молод.
Папа, папочка, прошу, скажи, как раньше, что ты очень силен и полон идей.
Папа,
папочка…— Мы берем их. Йон, позови продавца.
Мальчишка ринулся в сторону кассы. Я отмотала немного этих обоев и ткнула в них пальцем:
— Не смей! Я отдам часть своей жизни лишь ради того, чтобы ты прожил и поклеил со мной эти обои!
Отец вздохнул и отошел от них. Я ринулась за ним, останавливая, хватая за плечи и заставляя повернуться лицом ко мне. Арне был невыскоим, почти что ростом с меня. Он посмотрел в пол:
— Хороший паркет, правда?
— Папа! Ты меня слышишь?
— Слышу, — он водил носком старых ботинок по полу, — не переживай. Сейчас ты говоришь очень эгоистично. Тебе нужна эта половина твоей жизни ради Кая и Йона. Вот, что тебе нужно научиться делать — жертвовать своим во имя счастья других любимых тебе людей. Научиться выбирать не сердцем, а по уму.
— Я лишь хочу, чтобы все жили, пап.
— Ха-ха-ха, моя ты девочка.
Йон привел продавца. Отец успел сказать то, что хотел:
— Не бывает так, как ты хочешь, мой маленький миротворец.
— Вы что-то хотели? — спросил парень в фирменной футболке.
— Да, заверните десять рулонов вон тех обоев и подберите девушке клей и кисти, — сказал Арне. — Я буду ждать в машине.
Маленький Йон заволновался, поэтому тут же задергал меня за рукав, чтобы узнать, что случилось.
— Все хорошо, правда, просто…
— Ты опять плачешь? Значит, он умирает.
Я надеялась, что в этих словах Йон перепутал факт с вопросом, но он сказал все верно.
— Звонил папа, — продолжил мальчик, — он переживает за тебя. Я сказал ему, что дедушка Арне и правда уми…
Я замотала головой:
— Нет, нет, все хорошо. Просто, кажется, я начала что-то понимать в этой жизни.
Отец ждал нас в машине. Я не видела ни капли жалости или грусти на его лице. Меня немного злило то, что о его возможной смерти переживают все, кроме него.
Он молча завел машину, когда мы погрузили в багажник обои и клей с кистями. Всю дорогу он тоже молчал. Но потом, когда мы подъезжали ближе к дому, он спросил:
— Чего ты боишься?
— Что? — я не сразу поняла его.
— Твой страх, — повторил отец. — Скажи, чего ты боишься больше всего в этой жизни. Смерти? Темноты? Не успеть что-то сделать?
— Всего и сразу, наверное.
— На самом деле все эти страхи одинаковые. Смерти же нет, правда? Это просто процесс, как рождение или рост. Ты боишься, что в самом конце будет темнота, а ты так и не успел ничего сделать.
— К чему это ты?
— К тому, — он свел плечи, легонько хлопнув по рулю, — что многие страхи имеют что-то общее между собой. И когда ты боишься чего-то одного, надо понять, может, это совершенно не тот страх. И стоит бороться не со страхом смерти, а просто стараться делать все правильно и радоваться пустякам?
Я искренне не знала, что сказать. Мы снова проезжали мост. Волна упала на дорогу, брызги разлетелись во все стороны.
— Ну же, посмотри, как красиво Богиня машет белыми рукавами. Как тонкий ситец падает на дорогу, как она танцует с Богом ветра. Они красивые, правда? Герда, ты видишь Богов?