Мой палач. Реквием

— В каком аду? Купаясь в аплодисментах, виляя жопой перед фотографами или глотая наркоту ты в аду была, а мотылек?

Бес берет мой локон волос, и на палец его наматывает. Так нежно, он когда-то целовал мои волосы и мне нравилось, но теперь даже такое его прикосновение заливает кислоту мне в вены.

Больно. Как же болит!

С силой локон свой вырываю с его ладони, обжигаясь о горячую кожу. Не смей Ася! Даже не думай поддаваться. Ни после всего.

— Не трогай меня! Чудовище. Лучше бы ты меня убил, меня, а не ее!

Бес серьезно смотрит на меня, а я опускаю глаза. Смотреть не могу в ответ. Мое сердце разрывается от боли. Как он мог… как мог сотворить с нами такое.

— Что ты несешь, девочка, у тебя галлюцинации уже?

Он хватает меня за руки, а у меня дрожь по всему телу от этого прикосновения дьявола. Дышать становится труднее, и я начинаю вырываться, но Бес сильнее, и держит так крепко, невозможно.

— Не надо, не трогай! Я ненавижу тебя! Как ты жил все это время, Бес? Как спал по ночам, нормально?!

— А я не спал. Из-за тебя, суки! Глаз сомкнуть не мог.

Рычит, резко отпускает меня, и я сваливаюсь на пол.

Дышать тяжело, я быстро закрываю лицо руками, чтобы Бес не видел моих слез. Я дочери сильной быть обещала, но рядом с ним…меня на куски просто рвет.

Обхватываю колени руками. Все же плачу при нем, хоть и отвернувшись спиной. Покачиваюсь, пытаясь успокоится, и не получается. Совсем ничего не выходит.

— Я знаю, ты меня ненавидишь, но прошу, отведи меня на могилу. Пожалуйста! Я рядом с Амели хочу быть. Я там сама умру, просто рядом хочу быть в последний миг. С ней.

Говорю это тихо, но Бес все слышит прекрасно, и я улавливаю его тяжелое дыхание, однако в следующий миг он буквально отрывает меня от пола, с силой хватая за плечи:

— На какую блядь, могилу, Ася?! Ну, что ты несешь, что?!

Он встряхивает меня сильно, а я только грудь голую ладонями пытаюсь прикрыть. Одеяло под ногам лежит, а зверь смотрит на меня просто ошалело, дико, голодно и так строго, как еще никогда до этого.

— К ней. Тимур, пожалуйста, я к Амели моей на могилу хочу.

Шепчу ему, роняя слезы, и тогда Бес рывком меня к себе прижимает. В волосы руками зарывается, и я прямо чувствую, как он почему-то дрожит. Демон. Жестокий страшный палач. Он тоже меня убьет, я знаю.

— Девочка моя…Черт, Ася. Приди в себя, ну же! Ася, очнись!

Его голос сбивается. Никогда еще таким Беса не видела. Палач крепко меня к себе прижимает, я чувствую жар его тела, его запах, и не могу! Простить такое не могу, я лучше сдохну.

С силой вырываюсь, и толкаю Беса в грудь чувствуя, что еще немного, и я просто лишусь жизни. Мое сердце не выдержит. Так долго…без Амели.

— Это ты очнись! Хватит мучать меня, Тимур! Я к дочери хочу! Убей меня тоже, как и ее, убей!

Ору на него, заливаясь слезами, и вижу только, как Бес проводит рукой по лицу, тяжело выдыхая.

— Если ты не успокоишься сейчас, я вызову врача, раз ты вообще не в адеквате.

Бес чеканит строго, и я прикладываю ладонь ко рту, пытаясь заглушить рыдания.

Я не понимаю его…он что, не верит мне? Бес реагирует так, будто впервые про дочь слышит, и мне не верит. Совсем.

***

— Ну, как там Ася? Отходит потихоньку?

Виктор дает закурить. Я выхожу из комнаты Аси полудохлым. Не могу смотреть уже на нее такую. Злую, расстроенную, абсолютно зависимую от наркоты и неадекватную.

— Нет. Ни хуя. Уже третьи сутки, и ничего! Ее не отпускает, хуже только становится. Мало того, что кидается на меня, так еще и бред начала нести.

Закуриваю, затягиваясь сигаретой, тогда как Виктор лишь головой качает. Усмехаюсь. Как я мечтал, что наказывать Аську буду за побег, ага блядь, наказал уже. Она себя сама наказала и так жестко, что отойти теперь от этого не может.

— Что врачи говорят?

— Время нужно, чтобы эта хрень из нее вывелась. Еще хоть двое суток, чтоб отошла, плюс я колю ей препараты, но она даже не реагирует на меня в бреду. Ася часто не понимает, что это я рядом, а не кто-то другой. Демон. Ее демон. Когда не узнает меня, ревет, обнимает, а когда в себя приходит, бросается, истерит.

— Ты сам то как?

— Я нихера не понимаю, почему она ненавидит меня. Намного сильнее, чем тогда после казни. Чем после всего, блядь. Асе еще хуже будет, так что не вздумай выпускать. Ни на какие уговоры не ведись. Она та еще актриса, погорелого театра, блядь.

— Тимур, мне жаль, но она выкарабкается. Тут это…новости есть.

Перевожу взгляд на Виктора.

— Говори.

— Нашли мы торгаша нашего. Обычный барыга, только в более высоких кругах светится. Толкает дурь, как правило, подросткам. Я даже не знаю, кто навел его на Асю. Она не шаталась ни по каким барам, все по концертам только, а это значит, он осознанно ее искал, и нашел. Я уж не знаю, что там у нее стряслось, но она взяла у этого черта наркотики, и потом он начал Асю ими снабжать. Постоянно. Директор похоже, ее тоже был в курсе и молчал. Пока Ася выступала, он косил бабло, и ему было плевать на то, что она там уже загибается на сцене.

— Сука.

— Тимур, там похоже, все на мази было, сплошные договорняки. Они из Аси куклу рабочую сделали, и она работала практически без выходных.

— Как долго?

— Последние полтора года точно, но на наркоте она не больше месяца. Концерты тогда уже начала срывать.

Сжимаю зубы. Как я это упустил. Надо было раньше понять, что ей просто вскармливают эту дрянь. Я не верил, не мог просто просто поверить в такое. Я виноват, что не проконтролировал ее. Черт возьми.

— Кто навел барыгу на нее? Он же ее искал специально.

— Не признался.

— Виктор, мне учить тебя надо?

— Я старался, правда, но у крысеныша этого только две почки. Что делать с ним?

— Вали. Я такой хуйни никому не прощаю. И я так узнаю, кто его навел.

— А директор ее концертный?

— Я сам его найду.

И нахожу. В этот же день ее директор падает со сцены в оркестровую яму вниз головой, а я возвращаюсь домой. Этот хер выжил, но лучше мне не стало.

Выкидываю выкуренную до фильтра сигарету, выдыхая дым. Аська не выходит с головы. Такая красивая, но бледная, несчастная, дикая. Едва не кончил сегодня утром от одного только голого вида ее.