Мой папа - плейбой

А он всю свою жизнь гнался… И вот итог.

Рядом послышался легкий шорох.

— Далеко же ты забрел…

— Рита… ты что… ты что здесь делаешь?

— Да вот. Проезжала мимо. Думаю, дай заеду… Ну… что такое? Что случилось?

— Ленка умерла… Я… я так и не успел. Опять не успел…

От него, наверное, несло, как от помойки. Черт… да он ведь прикончил всю ту бутылку! Но она села рядом и, осторожно погладив Богдана по волосам, опустила его голову себе на колени. И, может быть, от этой нежности, а может быть, во всем виновата горькая — он заплакал. Впервые за долгие, долгие годы.

Глава 21

Рита вела машину максимально осторожно. Притихший Связерский сидел рядом, уткнувшись лбом в стекло, по которому скользили блики проносящихся мимо фонарей. То, что она испытывала в тот момент, было неправильным и опасным. Эти эмоции приближали ее к другим, тем, поддаваться которым она не имела права, но противиться которым не было сил. Мягкая ладошка сместилась с рычага переключения скорости и осторожно накрыла большую руку. Они молчали. Слишком много всего Связерский себе позволил сказать там, у реки. Слишком много правильных слов прозвучало. Тех слов, которые Рита, наверное, хотела услышать. Слов раскаяния и вины. А теперь пришло время молчания.

Богдан повернул кисть и переплел свои пальцы с ее, не позволяя отстраниться. Сердце подпрыгнуло и на бешеной скорости устремилось куда-то вниз. И было просто списать свои чувства на жалость, да только Рита давно уже предпочитала правду. Трепетать ее заставляло другое. Совсем не уместное в этот момент чувство.

— Хочешь… хочешь, я завтра пойду с тобой?

Богдан повернулся к ней лицом. Нерв на его щеке дернулся.

— Нет… Спасибо, но нет.

— Оу… — растерялась Рита. Признаться, она ожидала другого ответа, ну… что ж. Значит, она опять переоценила свою для него важность. Глупо. Как же глупо это все, боже мой…

— Нет, ты не поняла… Я не хочу, чтобы эта грязь тебя хоть краем задела. И Марку… пожалуйста, не говори ни о чем.

Рита пожала плечами. Они оба понимали, что Марику не стоит видеть отца в таком состоянии. Потому-то они и уехали с дачи посреди ночи. Но вот во всем остальном…

— Богдан, тебе нечего стесняться.

Связерский хмыкнул.

— Я стеснялся их всю свою жизнь.

— Немудрено! Ты ведь был ребенком…

— Да… Но, все равно. Пока не говори. Я… сам как-нибудь все ему объясню.

— Как скажешь.

Рита припарковалась на не занятом, к счастью, месте у подъезда.

— Пойдем?

— Куда… — растерянно оглянулся Богдан, осматриваясь. Осекся, бросил на Риту все еще пьяный, немного расфокусированный недоверчивый взгляд.

— Переночуешь у нас, — пояснила она, отводя глаза, — не нужно тебе сейчас быть одному.

Связерский кивнул, выбрался из машины и побрел к подъезду. Он не шатался и не падал, хотя, если верить деду, и выпил в одно лицо бутылку пятидесятиградусного самогона. Но, наверное, для такого здоровяка — это не то, чтобы много. В тесной кабинке лифта его мощь ощущалась как-то особенно. Рита провела взглядом по порядком испачканной серой футболке, облегающей идеальные мышцы груди, и залипла на ямке между ключиц, где судорожно бился пульс.

— Хорошее же я представление устроил… — просипел Связерский.

Рита облизала губы и, наконец, решилась заглянуть ему в глаза. Красные, измученные, воспаленные…

— Ты ничего такого не сделал. — Смущенная Марго залезла в сумочку, ругая себя, что не приготовила ключи заранее. — Осуждать тебя некому. Все свои…

— И ты?

— Что? — проклятые ключи никак не находились.

— И ты моя?

Рита вскинула ресницы и в тот же миг отвела взгляд. Наконец найденные ключи позвякивали в дрожащих руках и никак не хотели попадать в замок. Но с горем пополам дверь удалось открыть. Ладонь нашарила выключатель. Яркий свет ослепил.

— Думаю, тебе бы не мешало сходить в душ, — пробормотала Рита, стаскивая с ног босоножки, — сейчас принесу полотенце…

— Рит… — Он поймал девушку за руку, и она была вынуждена вновь посмотреть на Богдана. — Спасибо. За все…

Марго сглотнула, кивнула головой, потому что, как ни старайся, сказать вряд ли бы что смогла. Твердые пальцы разжались, но она все равно ощущала их захват на своей будто горящей коже.

Опасно! Опасно! Опасно! Все, что сейчас происходит.

Рита на автомате открыла дверь в гардеробную, достала чистое полотенце и вернулась в коридор. В ванной уже шумела вода. Марго прислонилась разгоряченным лбом к двери и прокричала:

— Полотенце я повесила на ручку! Новая зубная щетка в верхнем ящике.

— Спасибо… — приглушенный голос в ответ.

— Пожалуйста, — прошептала Рита.

Весь день через задницу, а ведь ей рано вставать. Дед позвонил уже в одиннадцатом часу, когда она, сделав кефирную маску, готовилась ко сну. С планом лечь пораньше пришлось расставаться.

— Я все. Можешь идти…

Рита сглотнула. Вообще-то она уже была в душе. Но новый поход — неплохой повод держаться от Богдана подальше. В этот вечер всего было слишком, может быть, через край. Его обнаженная душа. Его раскаяние… Они что-то навсегда в ней изменили.

— Ложись в комнате Марика.

— Хорошо. Спасибо.

Много раз за последние дни она думала о том, почему прошлое все так же над ними довлеет. Как будто не было этих тринадцати лет! Но ведь они были… Все должно было как-то утрястись — и обида, и страсти. Однако этого не произошло. Почему? Не потому ли, что у них не было возможности излечиться? Переболеть. После того, как они с Богданом расстались… Нет, не так, — напомнила себе Рита, — когда он их бросил, у нее даже выплакаться не было возможности. Когда у тебя на руках маленький орущий ребенок, не сданная вовремя сессия и полнейший хаос в жизни — на депрессию времени просто не остается. Сцепил зубы, и двигаешься дальше. По крошечному шажку, по миллиметру. Сначала главной целью Риты было выносить малышей — она не думала о том, что будет делать дальше, куда пойдет с детьми, где будет жить. Потом, когда Марк родился — появились новые задачи. Наладить быт, грудное вскармливание, справиться с коликами. И так, шаг за шагом — тринадцать лет.

А теперь ее как будто настигло прошлое. Чувства… обиды… страхи… Все ожило, забурлило, тревожа душу.

Рита выключила воду, обмоталась полотенцем и вышла за дверь. В квартире было темно, за исключением подсветки, включенной в коридоре. Значит, Связерский пошел спать. Вот и хорошо… Хорошо.

Крадучись, Рита пошла по коридору.

— Я не сплю, — раздался тихий голос из гостиной. Рита вздрогнула. Опустилась на пятки.

— А лучше бы спал. Завтра будет тяжелый день, — пробормотала Рита и уже, не таясь, пошла к себе. Вошла в комнату, опустила лицо в ладони, приказывая себе собраться. Но все ее планы полетели прямехонько к черту, стоило только его ладоням опуститься на её плечи.

— Не гони меня. Хотя бы из жалости… не гони… — его дыхание обожгло ее щеку, нос потерся о висок и зарылся в волосы. Богдан с жадностью втянул воздух.

— Жалость здесь ни при чем… — дрожа всем телом, прошептала Рита.

— А что тогда? Что тогда, милая?

Хотела бы она знать… Что-то сильное… Такое мощное, что не было сил сказать «нет». Она была нужна ему. И тогда, и сейчас — понимание этого факта ставило на колени. Перечеркивало все доводы разума. Стирало любые грани. Заставляло забыть обо всем.