Мой первый опыт в нерикоми

И кольца на безымянном пальце нет, машинально отметила она и тотчас одёрнула себя. Так нельзя. Даже если парень тебя заинтересовал, это смешно — сходу примеривать на него роль спутника жизни.

— Лидия, можно ли задать вам странный вопрос?

«Началось в колхозе утро…», — подумала она, но вслух сказала:

— Хм, прямо заинтриговали! Задавайте!

— У вас такая фамилия… Вы не из тех самых Энгельгардтов?

Лидия рассмеялась.

— Не знаю, Дмитрий, про каких «тех самых Энгельгардтов» вы говорите. Мой папа в молодости был уверен, что мы «из блаародных», всё искал у себя баронские корни, но не нашёл. Насколько удалось выяснить за несколько лет ковыряния архивов, его предки — курские, харьковские и слобожанские мещане. Ну, а мамина бабушка до смерти балакала на слобожанском суржике. Так что я — простушка, чёрная кость. Разочарованы?

— Ничуть. Я и сам из плебеев. Мы друг дружки стоим.

Он улыбнулся — и в этот момент Лидию пронзило острое чувство тревоги. Как будто треснувший при обжиге кувшин на щелчок по боку отозвался дребезжанием. Что-то в нём было надломлено, надорвано; казалось, за успешным внешним обликом он скрывает какую-то мучительную тайну. Эти объединяющие «мы» и «друг друга» прозвучали до жалости фальшиво. Как будто он и хочет завлечь симпатичную девушку (а в том, что ученичок запал на учительницу, сомнений не было), и что-то его останавливает.

«Побаивается женщин. И в первую очередь — тех, которые ему нравятся. Наверное, был травматичный опыт. Тяжёлое расставание, или даже развод».

Лидия решила прийти на помощь:

— Дмитрий, а который час?

— Двадцать два семнадцать, — машинально отчеканил Дмитрий.

— Ой… мне пора. У меня электричка. Как раз успею добежать до вокзала…

— Вас подвезти? — без особой надежды спросил ученик.

— Нет, Дмитрий, благодарю, я лучше сама. Приходите на следующее занятие.

— Обязательно!

Письмо первое

«Привет!

Не напрягай память — мы прежде не встречались, ты меня не знаешь. И я тебя, честно говоря, тоже. Но я давно читаю твой сайт, а недавно узнала из новостей (да, ты знаменитость, обо мне вот так в новостях не скажут!), что тебя арестовали.

Можно, не буду писать, будто я ужаснулась и всё такое? Хотя, наверное, это нелегко: нормальному человеку, который далёк от криминала, оказаться в тюрьме.

В общем, я зашла на твой сайт (как бы его не прихлопнули под горячую руку), нашла там твой адрес и решила написать.

А почему бы и нет? Ты прикольный, а — молодая интересная мадемуазель (женщин о годах не спрашивают, но тебе, так и быть, скажу: мы одного возраста). Поможем друг другу. Мои письма помогут тебе скоротать дни за решёткой (надеюсь, их будет не очень много), а я пообщаюсь с интересным человеком, героем нашего времени и выпусков новостей. А потом, если не успеем надоесть друг дружке, можем и встретиться.

Наверное, много расписывать не буду. Пока. Будь здоров и не тоскуй. Тебя на воле ждёт прекрасная незнакомка».

Самоубийство луковицей

Продольный грохнул ключом по железной двери.

— Гуляем?

— Да, да! — в два голоса закричали Виктор и Славян.

Когда зовут на прогулку — надо реагировать быстро. Менты ленивы, чем меньше зеков предстоит выводить из камер и распределять по прогулочным дворикам на крыше — таким же камерам, только без мебели, без окон и без потолка, отделённых от неба решёткой — тем им проще. Если моментального ответа не будет, продольный просто пойдёт дальше.

— Готовность минута, — отозвался мент и потопал к следующей двери.

— Потом доиграем, — сказал Виктор, кивая на картонку с кустарными шахматами, которые их неизвестный предшественник выплавил из пластиковых коробок.

— Лучше заново, эту партию я вчистую слил, — ухмыльнулся Славян.

— Ну, я бы так не стал говорить… с потерей ферзя не потеряна партия. Ладно, как скажешь. Этих, ночных телезрителей, будем будить?

— Пускай дрыхнут, — скривился Славян. — А то один встанет, второго не добудимся, а менты заведут шарманку: «одного не ведём, одного не оставляем».

— Пускай, — согласился Виктор.

Они успели переобуться и взять бутылки с водой, когда дверь распахнулась, и здоровенный конвоир с обманчиво-добродушным лицом гаркнул:

— Сто шестая, на выход!

Через минуту за ними захлопнулась дверь прогулочного дворика.

— Нормально, — сказал Виктор. — Сегодня хоть не будем носами сталкиваться. Но вспрыснуть надо, а то пыли наглотаемся

Он свинтил крышку с бутылки и стал поливать бетонный пол, Славян последовал его примеру.

По соседству грохало железо — дворики заполнялись гуляющей публикой.

— Какая хата гуляет? — гортанно крикнули по соседству.

— Сто шестая, — отозвался Виктор. Гортанный сосед продолжать общение не захотел: наверное, ждал других.

Гуляющие перекликались, над двориками погромыхивали железные трапы под ботинками конвоиров, китаец из камеры для иностранцев распевал песню собственного сочинения на мотив «Восточные сказки»:

— Россия закон надо изнасиловати,

А судия, прокурору, следователь убити!

Под эту музыку Виктор и Славян скакали на месте, вращали кулаками и махали руками, как мельницы. После разминки они натянули рабочие нитяные перчатки, подпрыгнули, ухватились за решётку потолка и стали подтягиваться, то подгибая голову к груди, то притягиваясь всем корпусом к решётке.

— Что, спортсмены, в побег собрались? — окликнул их конвоир.

— Готовимся к пляжному сезону, — ровным голосом ответил Виктор.

Оба подтянулись по двадцать раз, но ни один не хотел спускаться первым. Наконец, они переглянулись, Славян прохрипел «Хорош!..», и они спрыгнули на пол.

— Бёрпи? — полувопросительно сказал Славян.

Виктор покачал головой.

— Давай две минуты перекур.

— Ну, ладно.

Через полчаса они закончили зарядку, вылили на обритые головы остатки воды из бутылок и уселись на скамейке.

— …И заметь, — говорил Славян, продолжая начатый в «хате» разговор. — В былинах — ни слова о войнах с Западом. Богатыри ходят на Царьград, воюют со кочевниками, и бьются со Степью реально насмерть — «руби старого и малого, не оставь поганых на семена». А про войны с европейцами — ни слова. Хотя в истории славяне воевали и с франками, и с саксами, и с норманнами, и с балтами, и между собой резались только в путь…