Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Есть в нашем городе одна-единственная улица, не похожая ни на какие другие. Её хорошо показывать приезжим. Каждый раз, идя по ней, невольно разгадываешь какой-то секрет, скрытый в этом странном пространстве, но тотчас забываешь, свернув на круглую площадь, — бывшую Чернышёву, а теперь Ломоносова. Это улица Зодчего Росси.

Как короткий вздох, как единый шаг — Уж прошёл давно, а всё звон в ушах. Словно в залу дверь, словно ряд свечей, Фортепьяно трель, акварель ночей. Как тебя я жду. Ты по ней приди. Поцелуй на ней — как разрыв в груди. Как скрипичный стон через сердца стук, Как вокзальный сон про свою мечту. Как
осенний лист на скамье лежит,
Как больной флейтист вспоминает жизнь… Как короткий вздох, как единый шаг, Уж прошёл давно, а всё звон в ушах.
В. Васильев

Только чужой произносит название улиц Петербурга безразлично. Но у петербуржца, ленинградца при слове «Литейный», «Садовая», «Пушкарская», «Литовский» — где бы он ни находился — сердце забьётся особенно. Какое движение души, освещение дня и время года должны совпасть, соединиться, чтобы возник образ улицы, её душа и характер?

Разъезжей улицы развязность, Торцы, прилавки, кутерьма, её купеческая праздность, её доходные дома. И. Бродский

А ведь ещё мы отличаем петербургскую улицу в белую летнюю ночь от улицы зимней или осенней:

Какая тайна в городских домах И в повороте улицы внезапном; Когда наступит в сумерках зима, И город расплывётся в светлых пятнах Её мазков, — белёшенька-бела Проступит улица…

Вечерние улицы Петербурга с убегающими цепочками фонарей погружаются в лиловый сумрак. По-другому звучат шаги, по-другому движутся тени, зажигаются окна в домах… Есть в городе улица нашей любви и улица утраты.

На Пестеля дважды меня приводила любовь. Но так безнадёжна была она и безответна, Что я не найду для неё утешающих слов, А если их ставлю, то только для рифмы и метра. И. Моисеева

И конечно, мы бережем в памяти улицу нашего детства, её приметы, её звучание:

На Расстанной было детство, Голубятня по соседству Звон трамвая, звон посуды, Игры в прятки и простуды…

Петербургские улицы… Они меняются во времени; какие-то медленно и малозаметно, какие-то стремительно, до неузнаваемости. И только одна остаётся неизменной — Невский проспект! Устремившись в бесконечность, подхватывая на лету своих прохожих, пережив не единожды холод, голод и разруху, он всё тот же великолепный лгун и соблазнитель — Невский проспект. Строки, написанные о нём более ста лет назад, не устарели и теперь, в конце XX века. Ещё раз:

А Невский в этот день, как и в другие дни, Кипел прохожими на солнце и в тени, И так же, в две реки, тянулись экипажи Меж стёкол, блещущих соблазнами продажи, И разноцветные, но бледные дома Под небом высились, как ровная кайма, И башня думская, подобно часовому, Внимала холодно движению дневному… Газетчик предлагал последние уставы, Сулил вам выигрыш с обманчивых таблиц… Мелькали профили, пестрели сотни лиц: Курсистка с книжкою и с думою суровой, Кокотка смуглая под шляпкою пунцовой, В боа закутана — два обруча в ушах; Убогий инвалид привстал на костылях Пред сочной выставкой съестного магазина-. На дрожках трепетных стремглав летел мужчина, Обнявшись с дамою; в карете биржевик Качался выбритый, откормленный как бык; Артельщики
несли золоченные стулья,
Из конок публика валила, как из улья, Сходя пред линией Гостиного двора…
С. Андреевский

Дворы

Особенный характер Петербурга, его черты, взгляд и дыхание отпечатались не только в облике главных улиц, площадей, великолепии набережных, но, может быть, еще более в тех складках городской ткани, которые открываются постороннему взгляду не сразу.

Это — петербургские дворы. Их бесконечное многообразие, непохожесть и, вместе с тем, некая общность, которая узнается сердцем и душой горожанина.

Дворы Петербурга — это особая субстанция города. Они обладают удивительным свойством — в них задерживается время. Будто жизнь, попадая в их пространство, невольно отливается в одни и те же формы. Конечно, время властно и над дворами тоже, но его пульс, его течение не так стремительны, как на проспектах и улицах.

Так, в середине дня, когда Невский проспект шумит, волнуется, переливается всеми красками, если открыть тяжёлое деревянное полотно ворот Строгановского дворца и через горло подворотни войти во двор, поразит тишина… Асфальт со стороны Невского затопил первоначальный цоколь дворца. А во дворе, вымощенном булыжником, здание выглядит совсем по-другому. Сквозь обветшалость и запустение (заброшенный фонтан, окна и двери без признаков жизни) неумолимо проступает бывшее великолепие XVIII века. Если подняться на третий этаж и выглянуть во двор из окна, невольно посмотришь глазами первых его обитателей.

Там, за пределами дворца, раскинулся бескрайний Петербург. Застройка вдоль Мойки в основном малоэтажная, перед Адмиралтейством — огромное поле. И дом Строгановых, слившийся в одно целое с домами нынешнего Невского, тогда был одиноким, пышным, с пылающими окнами во время балов.

Отсюда, из двора, можно взглянуть на петербургское небо XVIII века. Ведь карниз дома два с лишним столетия обводит этот кусочек неба. А какие нарядные барочные трубы на крыше! Вот одна из особенностей петербургских дворов: дома высоки, низки, светлы или затенены, но из всех замкнутых дворов Петербурга можно увидеть небо, обведённое карнизом не только в минувших столетиях, но зачастую в каком-то конкретном году. И эти дворы отличаются от улиц, в пространстве которых силуэты изменяются быстрее.

Если мы оглянемся на историю дворов Петербурга, то сначала попадем в парадный курдонёр, появившийся в XVIII веке… Через ворота во двор въезжали кареты. Такой двор не стал принадлежностью городской жизни — у него был один владелец, двор был закрыт для посторонних. Но курдонёры украшали пространство города и как эстетический элемент полностью принадлежали Петербургу.

Характер двора изменился с появлением доходных домов во второй половине XVIII века. Первые доходные дома совмещали функции жилого дома и гостиного двора. В нижнем этаже вдоль улицы располагались лавки. Они сдавались наравне с комнатами. Вход в дом был со двора, куда попадали через подворотню. Во дворе по границам участка находились различные службы — сараи для дров, конюшни, кухни, каретники. Но в XIX веке для служебных помещений во дворах остаётся всё меньше места, они вытесняются жилыми помещениями.

Доходный дом, подчиняясь экономическим расчётам домовладельца, выстраивается по границам владения, оборачиваясь в плане застройки самыми прихотливыми фигурами. Фасады домов становятся однотипными, исчезают курдонёры, и каждое отдельное здание всё больше становится деталью улицы. И тогда, отгороженные сплошной архитектурной кулисой, внутриквартальные пространства берут на себя роль «задних» дворов, становясь хозяйственным придатком дома, а общегородские территории — улицы, площади, сады — становятся парадными. И так они противостоят друг другу, сохраняя десятилетиями равновесие.

Низкая степень благоустройства петербургского двора в XIX веке, к сожалению, надолго закрепила в сознании образы отталкивающей жизни.

Николай Алексеевич Некрасов в очерке «Петербургские углы», заглядывает в один из таких дворов:

«Дом, на двор которого я вошёл, был чрезвычайно огромен, ветх и неопрятен; меня обдало нестерпимым запахом и оглушило разнохарактерными криком и стуком: дом был наполнен мастеровыми, которые работали у растворённых окон и пели. В глазах у меня запестрели отрывочные надписи вывесок, которыми был улеплён дом изнутри с такою же тщательностью, как и снаружи.

Поделиться с друзьями: