Мой Рагнарёк
Шрифт:
– Кое-кто однажды говорил мне, что прожил бесконечно долгую жизнь, не оставляя на своем теле отметины чужих губ, и не хочет менять это в самом конце, – сердито сказал я.
Мне очень не понравились ее слова, а улыбка, притаившаяся в уголках рта Марлона Брандо, – и того меньше. Странная это была улыбка, не слишком похожая на те, что я привык видеть на устах Паллады, в какое бы тело она ни рядилась.
– Я же говорю, что просто позволю ему надеяться, – рассмеялась Афина. – Не надо так мрачно смотреть на меня, Игг! Ты – друг, поэтому тебе я сразу сказала правду. Но это не
– И ты всерьез полагаешь, что ему будет достаточно твоей болтовни? Так может думать только неразумная девчонка!
– На что будем спорить? – взвилась она.
– Предлагаешь биться об заклад? – удивился я. – Что за нелепая затея!
– Пусть нелепая. Что ты поставишь, Твэгги?
– Да все что угодно.
– Отлично. Если я выиграю спор – если окажется, что я действительно могу вить из него веревки, отделываясь лишь пустыми обещаниями, – ты выполнишь любую мою просьбу. Так даже лучше: сейчас я еще не знаю, что мне может от тебя понадобиться.
– А если ты проиграешь спор? Что я получу от тебя в этом случае?
– Я не проиграю! Ладно, допустим. Что бы ты хотел получить?
– Тебя.
– Как это – меня?
– Не прикидывайся, что не понимаешь, – сердито сказаля. Передразнил ее: – «Разве ты не заметил, как он смотрел на меня?» А разве ты никогда не замечала, как смотрю на тебя я?
– Стараюсь не замечать, – холодно сказала Афина. – У тебя есть достоинства, ради которых можно простить даже сладострастные взоры. Было бы лучше, если бы ты продолжал валяться по кустам в обществе Гекаты. Ей это нравится, да и для дела полезно.
– Не пытайся заделаться моей свахой! – я едва обуздал гнев. – Что ты смыслишь в этих делах? Чем решать, с кем я должен валяться, скажи: ты принимаешь мое предложение?
– Дурацкое предложение. Впрочем, как хочешь. Все равно я не проиграю этот спор.
– Может, так, а может, нет. Поживем – увидим. Но, в случае чего, как я узнаю, что ты проиграла?
– Я никогда не лгу тем, кого считаю равными себе.
– Вот это напрасно! – усмехнулся я. – Только с равными и стоит лукавить, прочие не в счет.
– Не учи меня уму-разуму, ладно? Я не так молода, чтобы меня можно было переделать. А если учесть, что наш последний день не за горами, не стоит и пытаться… Ну что, я пошлю за Улиссом?
– На кой ляд тебе этот пройдоха? Думаешь, он научит тебя уклоняться от поцелуев?
– Этому я сама кого угодно научу. Улисс нам сейчас очень нужен, Один. Или ты сам собираешься навестить своего бывшего побратима? Мне, например, что-то пока не хочется соваться ему в пасть. А кто-то ведь должен рассказать ему, что творится.
– Кто-то должен. Но почему именно этот твой любимчик? Почему бы не послать, к примеру, Гермеса? Он же у вас от рождения Вестник.
– Гермес не только Вестник, он – один из нас. Не стоит делиться своими планами с кем-то еще. Пусть это будет нашим с тобой секретом. Улисс не в счет, он предан мне крепче, чем мои Хранители!
– Не нравится он мне, – вздохнул я. – Ладно, делай как знаешь.
– Вот
и славно. Думаю, Улисс будет здесь уже сегодня ночью. Он не медлит, когда я его зову.Афина поднялась и пошла к своей летающей машине. Наверное, решила, что ее крылатый приятель тоже нуждается в утешительной беседе после сегодняшней передряги. Уж он-то точно остался цел только по милости нашего мягкосердечного врага.
Что касается меня, мне было о чем поразмыслить. Я достал из-за пазухи мешочек с рунами, взвесил его на ладони и спрятал обратно. Сердце говорило мне, что время для гадания неподходящее. Моя судьба еще сама не решила, как быть дальше, поэтому мне не следовало совать нос в будущее.
* * *Улисс действительно оказался легок на ногу. Часа через два после заката он уже сидел у ложа Афины и прилежно внимал ее речам. Время от времени кивал: «Да, я понял» – и снова почтительно умолкал.
Вскоре я убедился, что Афина говорит сущую ерунду. Оно и понятно: Паллада ни разу в жизни не встречалась с моим бывшим побратимом и не имела ни малейшего представления о том, как с ним следует говорить. Но я не стал вмешиваться в их беседу. «Пусть себе болтает», – снисходительно думал я.
Признаться, мне было даже любопытно: придет ли ей в голову спросить моего совета, хотя бы под конец?
Наконец она покончила с длинным перечнем бесполезных и невыполнимых указаний и обернулась ко мне. Оно конечно, лучше поздно, чем никогда.
– Я все правильно говорю, Хрофт?
– Нет. Ты все говоришь неправильно. Придется начинать с самого начала.
– Как это? – Афина была смущена и рассержена. – А почему же ты слушал и молчал? Надо было сразу сказать, если что-то не так.
– Все не так. Мне пришлось бы перебивать тебя после каждого слова, а это неучтиво. Поэтому будем считать, что ты просто рассказала своему другу сказку, увлекательную повесть о том, чего никогда не случится. Не печалься, Паллада: твой план был бы хорош, если бы мы собирались провести кого-то из твоих родичей. С моими же надо вести себя совсем иначе. Улисс не должен притворяться его другом. Локи все равно не поверит. У него не может быть друзей ни в одном из миров. Он привык жить в полной уверенности, что ни одно существо, ни живое, ни мертвое, не может желать ему добра. Датак оно, в сущности, и есть. Даже его союзники связаны с ним судьбой, а не личной привязанностью. Я единственный, кто был ему другом – пока мог. Но и мое терпение однажды лопнуло.
– Как мило! – проворчала Афина. – И что же должен делать Улисс? Лезть в драку? Тогда он даже не успеет сообщить Лодуру, что все идет не так, как надо.
– Еще как успеет. Лодур любопытен. Он не станет сражаться с тем, кто его озадачит.
– И как я его озадачу? – заинтересовался Улисс.
– О, все куда проще, чем ты думаешь. Ты будешь перед ним похваляться, только и всего. Рассказывать, какое великое войско собрал твой господин, как лихо вы отколотили беднягу Одина и его никчемных приятелей и что вы собираетесь устроить в Последний день. Хвастай так, словно ты несмышленый мальчишка, а не рассудительный муж, и тогда, возможно, Лодур поверит тебе.