Мой ректор военной академии
Шрифт:
Надо мной раздался довольный хмык.
– Значит - известно... От гауптвахты - до казни... В зависимости от ситуации. Это там, где мне все понятно. А дома. Я могу или гневаться - но повод нелепый. Или уволить всех... И тогда искать еще кого-то. Экономок, кстати, за год я сменил семерых.
– А что так?
– Все никак не мог объяснить, что обо мне нельзя сплетничать. Особенно с посторонними. И не надо сливать информацию обо мне в газеты. Тем более явно выдуманную. И не стоит устраиваться на работу, чтобы получить допуск в мой дом - и попытаться пристроить
– Серьезно?
– рассмеялась я.
– Этим как раз пыталась заниматься предпоследняя экономка.
Я уже хохотала в голос.
– Вот вам смешно, а если бы у меня была хоть мало-мальски приличная репутация, эта история бы ее уничтожила.
– А я всегда считала, что вопросами репутации озадачены все же дамы.
– Не без этого, но, согласитесь, когда все тебя обсуждают и хмыкают у тебя за спиной - в лицо мне это делать никто не рискует... Приятного мало.
– Согласна... Противно.
– Хотя, если вспомнить о моем происхождении, я, наверное, должен был уже привыкнуть.
– Наверное, все равно хочется, чтобы люди оставили тебя в покое.
– Именно так.
– А что с вашей последней экономкой? Та, которая собрала вещи в тот день, когда мы познакомились?
– Сдала информацию в газеты о ... подробностях моей личной жизни.
Я так поняла, что его лирические отношения с некой графиней стали достоянием народа...
– А кто был до этих двух? Последних.
– Летом... Девочка, молоденькая совсем. Из всех самая приличная была. Забыл ее имя. Вера? Ника... Вероника ее звали.
– Как?
– собственное имя резануло сердце плохим предчувствием.
– Стойте - вас что, зовут так же?
– удивился он.
– А я и внимания не обратил.
Я хмыкнула тихонько, отмечая замечательное свойство милорда - крайнее невнимание к окружающим его людям.
– Есть такое, - словно прочитав мои мысли, пророкотал вельможа.
– Я плохо запоминаю все, что не относится к службе. Вот военные операции. Или обучение кадетов...
– Или дороги, которые находятся под вашим личным контролем, - вставила я.
– И дороги тоже...
– в голосе за спиной послышалась усмешка.
– А все мелочи вокруг... Я запоминаю плохо.
– Так что случилось с вашей летней экономкой?
– спросила я.
– Той, что была самой приличной?
– Да... Я же о ней заговорил. Госпожа Вероника попросту исчезла - ушла, не сказав никому ничего. Правда, я накануне разгневался на нее... Думаю, она испугалась этого - и ушла.
– Вы настолько страшны в гневе?
– Да, - отрезал он холодно - и я поняла, что тема и серьезная, и ему лично очень-очень неприятная.
– Простите, - сочла за благо сказать я, про себя подумав, что надо бы выяснить причину его гнева, чтобы не оказаться в подобной ситуации.
– Ничего. Мы кстати уже прибыли.
Разговор заставил забыть меня о способе передвижения и о собственном страхе.
– Так. Давайте мне руки - скрестите их над головой - я вас ссажу. Так же в обратном порядке. Вот так, хорошо.
Я
почувствовала под ногами твердую землю - и обрадовалась. Потом поняла, как сильно болит пятая точка. С трудом удержала от того, чтобы со стоном облегчения не растереть ее, плюнув на приличия и присутствие вельможи.Прошла вперед. Так! Идти ровно!! Обнаружила прямо перед нами большую поляну в окружении деревьев - за ней были величественные башни серого замка.
– Это Академия, - милорд уже спешился.
– А на этой поляне кадеты решают вопросы чести. Так... теперь пора и мне становиться невидимым. И Грома замаскировать.
Несколько пассов руками - и вороного красавца-коня не видно. Потом исчезает и милорд Верд.
Мне кажется, что время течет медленно-медленно, каждая минута застывает, чтобы посмотреть на то, насколько близко я подойду к сумасшествию
– Тише, - теплые мужские руки обняли меня за плечи. Я не видела милорда Верда, но чувствовала его за спиной.
– Не дрожите. Честью клянусь - с вашими сыновьями ничего не случится. Кто-то кого-то поцарапает - и все. Они же сражаются до первой крови. Потом мы с вами вернемся домой. Я налью вам своего гномьего самогона. Полчайной ложечки на стакан... Мы поужинаем. Или вы ели уже? Нет? Что-то эти бездельники задерживаются. Может, решили отменить все?
Сначала мы услышали радостный гомон мальчишеских голосов. Потом увидели целую толпу.
– Двадцать два человека - вся группа, - довольно сказал мне на ухо милорд.
– Давайте начинать, господа!
– сказал парень постарше.
– И графа Троубриджа с последнего курса, с десятого, притащили, поганцы, чтобы он им дуэлью руководил. Все по правилам. Молодцы!
– Молодцы?!
– зарычала я.
– Тише!
– мужчина прижал меня к себе, - тише.
А тем временем молодой человек, которого милорд назвал графом Троубриджем, руководил процессом. Послушал отказ противников примириться, дал команду.
И вот уже противники стоял друг напротив друга, обнажив шпаги: сосредоточенный Рэм и мальчишка с изумительно презрительной физиономией.
– Начали!
– раздается команда.
Звенят шпаги. Рэм словно сливается с оружием - мальчишка напротив ничем ему не уступает. И я вдруг понимаю, что их дуэль похожа на танец: опасный, смертельный, но удивительно красивый.
В какой-то момент Рэм выстилается по земле, выбрасывает руку вперед - стон его противника, кровь на бедре - и крик графа Троубриджа:
– Остановитесь! Кровь. Проигравший - маркиз Борнмут. Победитель - мастер Рэм Рэ. На этом позвольте объявить дуэль оконченной.
– Нет, - расталкивает гомонящих кадетов какой-то еще недовольный.
– Я - секундант маркиза, баронет Кромер, требую удовлетворения. Пусть секундант мастера Рэ сразиться со мной.
– Правила этого не запрещают, - недовольно соглашается с ним граф Троубридж.
– Что вы скажете, мастер Пауль Рэ?
– Я согласен, - бледный Пашка достает шпагу, встает в спортивную стойку, несколько раз прыгает вперед, потом назад.
– Готов.