Мой револьвер быстр

– Может, представимся? Меня зовут Энн Минор.

Она сняла пальто, глядя на меня со странным выражением.

– Майк Хаммер, Энн. Я не из полиции, я частный детектив.

– Знаю. Я как раз думала, скажешь ты мне это или нет.

Она с облегчением рассмеялась.

– Кто тебя предупредил?

– Сама догадалась... Я заметила значок.

– И постаралась поскорее выставить меня из заведения?

– Да.

– Почему?

– Мюррей не в восторге от сыщиков, пусть даже частных.

– Чего бояться честному бизнесмену?

– Повтори это снова и выброси одно слово.

Я не стал этого делать, сел на подлокотник кресла и уставился на нее.

Энн повесила пальто в гардеробе сняла мою шляпу с лампы, положила на полку и закрыла дверцы. Затем круто повернулась и подошла ко мне.

– Я не ребенок, – сказала она. – Мне кажется, я никогда им не была. В клуб ты пришел не развлекаться. Стоило тебе упомянуть про Нэнси, как я похолодела от мысли, чем это пахнет. Покажи мне, на что ты способен.

Дуло моего револьвера ткнулось ей в живот, прежде чем она успела договорить. Дав ей им полюбоваться, я убрал револьвер в кобуру и стал ждать. Ее глаза расширились.

– Я ненавижу Мюррея. Не могу сказать, что люблю остальных, но его я ненавижу. Мюррея и его ребят.

– А что ты имеешь против них?

– Не строй из себя пай-мальчика, Майк. Он крыса. Мне не нравится, что он делает с людьми.

– Что Мюррей тебе сделал?

– Мне – ничего. Но я видела, что он делал с другими. Он платит мне зарплату и это все, но я не слепая. Мюррей гладко стелет, однако любыми путями добивается того, что хочет.

Мне не терпелось добраться до сумки. Энн это поняла. Она улыбнулась и нащупала в моем внутреннем кармане бумажник.

– Принес деньги?

– Сколько смог достать.

– Сколько же?

– Все зависит от содержимого. Как ты собираешься распорядиться деньгами?

– Уеду. Сделаю все, чтобы выбраться из этого города. Я устала от него.

Я подошел и поднял не очень тяжелую сумку. Она была испачкана, по бокам виднелись грязные подтеки. Возможно, здесь находится ответ, таится причина смерти Рыжей... Сумка была закрыта на замочек.

– Я нашла ее сегодня утром. У нас есть маленький чуланчик, забитый всяким хламом. И вот сегодня, когда мне понадобилась какая-то мелочь, я натолкнулась на нее. На сумке был автобусный ярлык с именем Нэнси.

– Как она туда попала?

– Недавно Мюррей делал ремонт. Когда убирали помещение, все ненужное сносили в чуланчик. Очевидно, Нэнси тогда не было, а потом она решила, что потеряла ее.

Энн вышла и вернулась с бутылкой и двумя бокалами. Мы молча выпили, затем она снова налила, села на край тахты и принялась за мной наблюдать.

Ее поза напоминала кошку – совершенно свободная, но таившая мощь сжатой пружины. Она подтянула под себя ноги, и даже грубый нейлон не мог скрыть упругую округлость ее бедер. При каждом вдохе грудь наполняла складки платья, борясь с материей, и мне казалось, что схватка будет выиграна.

– Ты не собираешься открывать ее?

В голосе Энн сквозила насмешка.

– Мне нужна булавка... спица. Что-нибудь...

Слова давались мне с трудом.

Энн поставила бокал на край стола и соскользнула с тахты. Она прошла слишком близко. Я потянулся и остановил ее, но мне не нужно было тратить усилий, потому что ее рот жадно приник к моему, а сама она оказалась в моих объятиях, прижимаясь ко мне так тесно, что я чувствовал каждую частицу ее восхитительного тела. Я запустил пальцы в волосы Энн и запрокинул ее голову, чтобы целовать шею и плечи, а она страстно стонала...

Когда я отпустил ее, глаза Энн тлели темными угольками, готовыми немедленно воспламениться. Улыбнувшись, она вышла, и я услышал шум выдвигаемого ящика и возню с инструментами. Шум стих, но Энн вернулась не сразу. А когда вошла, то платья на ней не было: его и все нижнее белье заменил прозрачный халатик. Она намеренно прошла перед лампой, чтобы подтвердить мои догадки.

– Нравится? – спросила Энн.

– На тебе – да.

– А если бы не на мне?

– Все равно нравилось бы.

Она протянула мне одну из тех патентованных штучек, которые якобы разрешают все механические трудности, возникающие в домашнем хозяйстве; потом вытащила из моего кармана сигарету и прикурила от настольной зажигалки. Выдохнув дым мне в лицо, она спросила:

– Это не может подождать?

Я поцеловал ее в кончик носа.

– Нет, милая, не может.

Когда я повернулся и засунул приспособленьице в замок Энн отошла в сторону. Хитрая штуковина скрипела и проворачивалась и, наконец, погнулась. Я повернул инструмент другой стороной. На этот раз мне повезло: раздался щелчок, и замочек открылся. Но не успел я шевельнуться, как верхний свет погас, и сквозь пелену ночи и табачного дыма лишь слабо пробивался свет настольной лампы.

– Майк... – прошептала Энн.

Я обернулся, чтобы запустить в нее чем-нибудь, и застыл – она сбросила халат и живой статуей в чулках стояла посреди комнаты, куря сигарету, которая оранжевым огоньком отражалась в ее глазах. Энн широко расставила ноги, держа руку на бедре, и каждая мышца этого дерзкого тела разжигала во мне страсть. У моей блондинки оказалась основа брюнетки, но это делало ее только более интригующей, соблазнительной – достаточно, чтобы заставить меня забыть о сумке, избиениях и убийствах.

Я схватил ее в объятья, и она тяжело задышала мне в плечо, затем куснула меня в плечо и выскользнула из моих рук на тахту, куда я вынужден был за ней последовать, и мерцающий свет лампы, струившийся по комнате, словно шептал вместе с нашим дыханием, пока не раздался вскрик...

Моя рука дрожала, когда я потянулся за сигаретой. Энн улыбнулась мне и мягко проговорила:

– А я уж сомневалась, что могу еще быть интересна.

Я поцеловал ее снова.

– Не кокетничай. Довольна, что сбила меня?

– Да.

Она не произнесла ни слова, когда я встал и вернулся к столу, но следила за мной неотрывно. Я отложил сигарету, дым которой застревал у меня в груди, и взялся за сумку.

Я присвистнул сквозь зубы. Сумка была набита детской одеждой, совершенно новой. Я медленно ощупывал ее – крошечные свитера, ботиночки, чепчики, другие вещицы, названия которых были мне даже неизвестны. На дне лежали два аккуратно сложенных шерстяных одеяльца.

Десятки предположений носились в моей голове, но только одно имело какой-то смысл. Рыжая была матерью; кто-то был отцом. Изумительная, прекрасная ситуация для шантажа. И причина для убийства... И еще факт: все вещи совершенно новые, с иголочки, на некоторых даже сохранились ценники.

Я открыл молнию бокового отделения: набор булавок губная помада и карманное зеркальце. В маленьком карманчике лежало несколько фотографий. Я разглядывал их и видел совсем другую Нэнси – молодую девушку лет шестнадцати. Вот она на пляже с юношей, а вот – уже с другим. Снимки, очевидно, были сделаны на загородной прогулке или пикнике. Ребят было много, но Нэнси, казалось, никому из них не отдавала предпочтения.