Мой Темный Квартет

– Чак? Алло.

– Б … Брайан …, – язык не слушался, став каким-то неправильным, слишком большим и неповоротливым обрубком.

– Что случилось?, – похолодевшим голосом отозвался парень. Было слышно, как он вскочил, потому что что-то с грохотом перевернулось, – что?! Говори! ЧТО?!

– Л … Лекс ..., – выдавил из себя Чак, закрывая горящие слезами глаза, согнувшись и обхватив себя, до боли вжимая ногти в кожу бедра.

– Что с ней?, – паника звенела в словах Брайана, – что с ней, твою мать?! Чак! Где вы?! Что с ней?! Отвечай, сукин ты сын!

– Она попала в аварию, – на одном выдохе выдавил парень, качаясь и кусая до крови губы, – я не знаю, выживет … или нет.

Глава 38.

– Как она?, – Айзек и Алан вскочили со ступеней больницы, на которых они провели последние три часа. Вечерело, включились фонари, но их свет был каким-то мутным и еще более удручающим, чем если бы было совсем темно. Парней не пускали наверх, в палату, потому что там и так было много народу: миссис Маллейн, ее успокаивала, скрывая собственные слезы, Линдси, а Чака положили в отдельную палату, накачав его успокоительными, потому что его нервы, и так далеко не устойчивые на почве всего происходящего, окончательно покачнулись, и у него произошла истерика: он метался по комнате около получаса, крича и опрокидывая мебель.

– Никаких известий, – Брайан, все еще в больничном халате, накинутом на плечи, тяжело рухнул на каменный выступ и закрыл лицо руками. Потом вытащил пачку сигарет и, не прибегая к помощи зажигалки, всунув уже горящую сигарету в дрожащие губы. Друзья промолчали, понимая, что ему сейчас это нужно, – операцию провели. Ногу вправили, в руку вставили спицу... Но она до сих пор не приходила в себя. Ни на мгновение. Врачи не могут сказать ничего конкретного, но .., – он закашлялся дымом, и на глазах выступили едкие слезы, которые он мгновенно вытер тыльной стороной руки.

– Я уверен … думаю … надеюсь, что все … все будет хорошо, – тяжело выдохнул Алан, облокачиваясь о колонну. Его лицо осунулось и стало каким-то пепельно-серым, глаза устало впали, а губы потеряли свет. Его движения стали медленными и неровными, будто он шел в болоте. Айзек тоже не блистал своей обычной жизнерадостностью: он прокусил нижнюю губу до крови, и теперь ему то и дело приходилось слизывать капли горькой крови, его руки без дела мельтешили по всему, до чего могли дотянуться, а глаза постоянно скользили по окнам больницы, будто надеясь увидеть там знакомое лицо.

Все замолчали, неприятные мысли витали в воздухе. Брайан вспомнил, как, приехав к месту аварии, обнаружил скорую помощь, забирающую Лекс и Чака, который едва держался на ногах от слез. Первую секунду в брюнета буквально вселился Дьявол: он хотел подойти к парню и ударить его, сильно, как только мог, и кричать, кричать на него, за то, что он недосмотрел, за то, что не защитил, не уберег. Но потом, когда гнев почти полностью захватил его, в голове мелькнули непрошенные воспоминания: они, еще совсем малыши, катаются на аттракционах, поспорив, что тот, кто выдержит больше кругов на «Русских горках», получит 100 долларов – несметное для того возраста богатство, и как, в итоге, их три часа тошнило в туалете; как их вызывали к директору за шалости; как они вместе учились плавать и, впоследствии, устраивали заплывы на скорость и расстояние. Он посмотрел на этого согнувшегося, разбитого мальчика, не мужчину, а именно мальчика, и увидел в нем себя, увидел в нем своего брата, друга, товарища. Злость прошла, и он, твердо шагая, направился к нему и заключил в крепкие объятия, ничего не говоря, только сжимая его мокрую голову.

– Нет, – вдруг тряхнул брюнет головой, возвращаясь в настоящее. Он вскочил на ноги, шумно выдыхая через нос, – нет, черт возьми!, – друзья уставились на него, не понимая, что он отрицает или о чем говорит, – это … черт, это же Алексис! Она … да эта девчонка сильнее всех нас, вот уж у кого точно есть яйца! Она вылезет, выберется, отряхнется, да еще и надерет нам все задницы за то, что мы сомневались в ее стремлении к жизни. Она выползет, сто процентов .., – подъем покинул его, и он вновь сдулся, облокотившись, как Алан, на стену.

– Она действительно сильная, – поддержал друга блондин, кладя руку ему на плечо, – она выберется, справится..., – вдруг у брюнета зазвонил телефон. Он как-то подскочил и едва не упал на лестнице, пока доставал его.

– Алло!, – его голос дребезжал, как стакан в едущем на полном ходу поезде, – что? … Миссис Маллейн? … Всех? … Ладно, а куда? … Второй этаж? … Да. Понял, идем, – он убрал телефон и кивнул им, – звонила Кай, сказала, Эббигейл зовет нас всех. Чак уже там.

Идя по стерильно-белым этажам, парни ежились из-за запаха медикаментов и старались не думать о том, что ждет их в конце дороги, какие новости, какие известия. Войдя в кабинет, который указала им Линдси, они обнаружили там Чака, который сидел в кресле в углу — бледный, буквально восковой, с потрескавшимися губами и следами уколов на руках; Эббигейл Маллейн, расхаживающую туда-сюда по комнате, и Линдси, с заплаканным, покрасневшим лицом и сложенными на груди руками. Айзек мгновенно бросился к брату, стиснув его плечо, потом, получив от того кивок, подошел к своей девушке и положил руку ей на голову, аккуратно перебирая пряди разноцветных волос. Алан и Брайан кивнули миссис Маллейн, которая следила за ними немигающим, недовольным, горящим взглядом.

Ч- то ж, все в сборе, – она вновь прошлась к стене и обратно к двери, потом вдруг хлопнула рукой по столу, да так сильно, что зазвенели стекла в окнах, – знаете, я, мягко говоря, негодую. Да-да. Знаете ли, у меня весьма тяжелый день. Сначала, значит, я получаю сообщение, что моя дочь попала в больницу. И это-то без подробностей. Проехав двести километров, я узнаю, что она, вероятно, не выживет. Затем мне даже не дают на нее посмотреть, говоря, что пока нельзя. Сообщают, что она не приходит в себя, но в то же время не находится в коматозном состоянии. И на этом спасибо. Но потом ко мне приходит врач и говорит такую фразу, – она взметывает гривой темный голос, – «мы не можем сказать ничего подробного относительно беременности Вашей дочери, но надежда есть». А я что? Я стою перед ним, как идиотка, и хлопаю глазами. А он в ответ: «ах, Вы не знали?» Господи! Я то думала, что моя малышка все еще невинна, а тут узнаю, что она ждала ребенка, а я даже не успела помечтать о том, как стану бабушкой!

– Ребенка?.., – срывающимся голосом прошептала Линдси, раскрыв рот и перестав дышать. Ее и так большие глаза увеличились вдвое и стали какого-то серовато-лилового цвета. Она сидела на самом краюшке стула, балансируя на нем с отсутствующим выражением лица.

– ЖдаЛа?, – одновременно с ней, заикаясь, спросил Алан, выделив букву «л». Стало очень тихо. Шесть дыханий смешивались в один скрип, шелест, который звенел, глухо отдаваясь в молчании. Эббигейл медленно подняла голову, и все увидела ее заплаканные глаза и бусинки слез с крупинками туши. Стало понятно, что эта новость знатно жгла ее грудь, но она сдерживалась, пытаясь сохранить самообладание.

– Пять минут назад … пришел врач и … сообщил, что, к сожалению, ребенка не удалось спасти. Выкидыш вследствие удара во время аварии, – страшное слово выбило весь воздух из легких, и парни, не удержавшись на ногах, пошатнулись, приваливаясь к стенам и хватая ртом воздух. Близнецы и Линдси закрыли рот рукой, давясь болью и желчью, Алан откинул голову к стене, плотно прикрыв глаза и уперев кулаки в стену. Миссис Эббигейл опустилась на стул, тихо плача в платок; видимо, боль от страшной новости вырвалась наружу, стоило только озвучить ее вслух, а Брайан … Брайан не шевелился, его будто парализовало, его грудь не двигались, он не мигал, просто стоял, как изваяние, пораженный диким известием. Айзек обнимал Линдси, скрывая за ее волосами свои слезы, а Чак вцепился зубами в костяшку руки, глядя в пол красными глазами, Алан качал головой, сжав зубы и зажмурившись, его руки тихо стучали о стене, а Брайан так и стоял, не дыша, не двигаясь, просто отключившись от действительности.

Спустя пять тяжелых минут миссис Маллейн подняла голову и произнесла, справляясь с голосом:

– Я позвала вас не для этого … Я знаю ... наверное, это единственное, что я знаю точно о жизни своей дочери, что вы четверо — ее единственные друзья, лучшие, я имею в виду. И, насколько я надеюсь, Лекси не могла бы сделать такую оплошность, как переспать с кем-то незнакомым в баре. Поэтому я делаю вывод, что этим … этим … этим, – у нее явно вертелось на языке колкое словечко, но потом она исправилась, – отцом является кто-то из вас, поэтому я спрашиваю — кто посмел это сделать с моей девочкой? Кто из вас сделал это с ней?, – несмотря на грозные глаза, она не повышала голос, не кричала и не трясла кулаками, но было заметно, что она могла бы хорошенько двинуть в эту секунду.