Мой Темный Квартет
Шрифт:
– А что, если .., – испуганно начал блондин,- если он приходил к Лекс, чтобы сделать ей еще хуже?, – эта мысль мгновенно пронзила их головы, и сказались годы, проведенные вместе: они одновременно бросились вниз, на первый этаж, на ходу накидывая на плечи первую попавшуюся куртку и вылетая из дома, – я еду к ней!
– Я еду к ней!, – слова вылетели синхронно, сплетаясь, – встретимся у входа, – выкрикнул брюнет и бросился в сторону больницы, надеясь, что они успеют хоть что-то исправить. Сердце защемило, пока в голове мерзкое воображение подталкивало самые неприятные картинки, которые он мог бы обнаружить на месте. А в голове вертелось: «Они покусились на Нее. На мою девчонку. На мою собственность. Пусть сами себе роют могилу, твари»
Двадцать минут спустя они нервно расхаживали перед входом в больницу, после того, как почти десять минут просили впустить их к Лекс, на что им отвечали, что приемное время закончилось, что было
– Черт!, – выругался Брайан, запустив руки в волосы, – черт! Черт! Черт! Что нам, черт возьми, делать?! Что?!
– Успокойся, – тихо простонал друг, потирая глаза, – в данный момент мы ничего не можем сделать, если не хотим привлечь к себе слишком много ненужного внимания.
– Да какой на.., – он замолчал, стараясь на материться перед культурным другом, и исправился, – плевать я хотел на внимание, которое могу привлечь. Нам нужно узнать, что этот урод с моей внешностью сделал с девчонкой.
– Ее зовут Лекс, – устало произнес Алан, поднимая на мечущегося парня глаза, – тебе ничего не будет, если ты будешь называть ее по имени.
– Ой, не нуди!, – рыкнул тот, сверкнув глазами, которые сейчас потемнели, став практически черными. Потом сжал руками виски, закрыв глаза и сжав челюсти, мысленно сосчитал до десяти — не помогло, дошел до двадцати, тридцати, сорока и после шестидесяти смог уже выдохнуть более-менее спокойно, – ладно. Сделаем так: останемся здесь до утра, и как только откроют больницу, прорвемся вовнутрь.
– Слушай, – Алан встал и взял друга за плечи, заставляя смотреть себе в лицо, – это будет глупо, понимаешь? Не спать всю ночь, выжидая, а на утро ты будешь таким вымотавшимся, что от тебя не будет никакого проку. Уставшим ты не сможешь помочь Алексис. Так что сейчас мы идем домой, а вот к восьми приходим сюда. Я напишу миссис Ольвер, что мы опоздаем на первую пару.
– Будто ей дело есть, – буркнул себе под нос брюнет, понимая, что друг прав, но не в силах просто так бездействовать, – ладно, – сдался он в итоге, – так и сделаем, но я буду тут без десяти восемь.
– Как скажешь, – довольно улыбнулся блондин, радуясь, что все еще не потерял сноровку и в состоянии достучаться до своего неугомонного товарища.
*** В поликлинику Алана и Брайана пропустили только около девяти, потому что там проводились какие-то работы и профилактики. Вместе с парнями ждала и миссис Маллейн, которая рассказала, как дочь позвонила ей вчера и как они поговорили. Когда она вспомнила, что дочь сказала, что любит ее, у нее на глазах заблестели слезы, и она полезла за очередным платочком. Друзья то и дело переглядывались, а когда им наконец разрешили зайти, Алан нерешительно откашлялся и остановил уже рвущуюся наверх женщину.
– Миссис Маллейн...
– Я просила называть себя «Эббигейл», дорогой.
– Хорошо. Хм … мис... Эббигейл, извините, что прошу Вас о таком, но …
– О, дорогой, – она нервно отмахнулась и бросилась вверх по лестнице, – давай потом, ладно? Просто мне не терпится, – и она скрылась из виду. Тут уж блондин едва сдержался, чтобы не выругаться, так велика была его досада. Брайан закатил глаза, всплеснув руками.
– Молодец!, – процедил он, глядя на часы.
Около десяти минут они кое-как перебивались на первом этаже, но ожидание становилось все более невыносимым, и в какой-то момент они прошмыгнули мимо медсестер и бросились на этаж, где лежала Лекс. Около кабинета они столкнулись с сияющей и немного удивленной миссис Маллейн, которая одаряла все вокруг лучезарной улыбкой.
– Ей лучше. Моей девочке. Ей лучше, гораздо, гораздо лучше. Это чудо, просто чудо, – шептала она, проходя мимо них, будто не видя. Парни переглянулись и ворвались в палату, замирая на пороге: брюнетка стояла к ним спиной, в длинной больничной бледно-голубой рубашке, распущенные волосы струятся по тонким плечикам, маленькие ножки в махровых голубых тапочках немножко елозят, будто она не может устоять на месте. Услышав скрип двери, она развернулась, немного быстрее, чем надо было, и застыла, увидев выражение лиц друзей, в то время как они с замиранием сердца изучали ее лицо: да, появился румянец, да и вообще процесс резкого выздоровления был налицо, но между тем в глазах таился дикий ужас, губы потрескались, лицо осунулось, напоминая череп. То, как синие глаза смотрели на них, показывало, как ей страшно, в какой она западне. Алан хотел было броситься вперед, но его опередил Брайан: он рванул, за секунду преодолев расстояние в шесть метров, его руки
коснулись волос, щеки, плеч девушки, жадно впитывая ее черты, потом подняли ее подбородок, чтобы посмотреть в глаза.– Что произошло? Кто к тебе приходил?, – спрашивал он, проводя руками вверх-вниз по ее рукам, ощупывая обтянутые кожей кости, холодные конечности и неприятную ткань рубашки, – кто?, – он наклонился, глядя ей прямо в глаза и ласково касаясь кончиками пальцев ее щек. Он не внушал, он просто спрашивал, чувствуя, как внутри закипает паника. Брюнетка смотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на стоящего в нескольких метрах Алана, потом вновь посмотрела перед собой и тяжело выдохнула.
– Демон. Ко мне пришел демон...
– Твою мать!, – слишком громко выругался брюнет, отойдя к окну и сжав кулаки, чтобы ничего не сломать, – твою мать!, – повторял он, закрыв лицо руками, а потом запуская пальцы в волосы, сжимая челюсти. Алан и Лекс смотрели на него, ничего не говоря и никак не пытаясь его успокоить. Потом блондин подошел к девушке, легко коснувшись ее локтя.
– Ты как? Что он с тобой сделал? Что сказал?, – брюнет тоже повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она же сглотнула, бегая взглядом от одного к другому и нервно покусывая губы. Она вспомнила угрозы Десерты и пыталась придумать, что сказать, чтобы не вызвать еще большей проблемы, ведь демоница и так была зла и способна на любые злодейства. И, наконец, прошептала, стараясь придать своему голосу как можно больше правдивости:
– Он хотел узнать, что за человек разрушил жизнь Квартета.
*** Как и сказала Десерта, через два дня врачам ничего не оставалось, кроме как выписать Алексис, так как держать ее более в заполненной больнице не имело смысла, ведь она была абсолютно здорова: кость в руке срослась, нога вернулась в нормальную форму, и все, что осталось, это пара-тройка едва заметных шрамов да неприятное ощущение в животе, где совсем недавно развивалась новая жизнь. Поэтому 50 часов спустя парни ждали свою подругу внизу, стараясь выглядеть как можно счастливее и не думать о неприятном инциденте, произошедшем несколько дней назад. Они были рады, что девушка выздоровела, но то, как это случилось, им не нравилось. Миссис Маллейн, спускающаяся по лестнице, крепко держа дочь за руку, вся светилась от радости. Ее детское, слегка наивное выражение лица так и кричало «чудо, это просто чудо!». Когда Лекс подошла к друзьям, они обняли ее все одновременно, смеясь и плача. Линдси, приехавшая вместе с близнецами, стояла ближе всего к подруге, прижимая ее к себе, словно не веря, что она цела. Братья схватили сумки брюнетки, напрочь отказавшись от помощи Эббигейл, и они все хохочущей, пестрой массой залезли в их джип, прижимаясь друг к другу и радуясь, что все обошлось. Блондинка умостилась на коленях своего братьев, севших на место рядом с водителем, Алан, Лекс и миссис Маллейн устроились на задних сидениях. Только двое притворялись. Лекс и Брайан старательно изображали счастье и расслабленность, но между тем шоколадные глаза внимательно следили за всем происходящим, а синие каждые пять минут смотрела на черный шнурок, показывающийся из-за ворота синей футболки брюнета. *** Весь день после выписки мать не отпускала Лекс от себя ни на шаг, чуть ли не в туалет с ней заходила. Она старалась говорить с ней обо всем, будто пытаясь наверстать несколько лет за такой короткий срок. Брюнетка уже хотела взвыть, когда мать предложила ей пойти по магазинам, или съездить в какой-то парк развлечений, или накупиться различного фаст-фуда и засесть дотемна за фильмы. Почему-то ей претило все это внимание, она поняла, что ей было гораздо приятнее, когда мать не обращала на нее внимания, игнорируя или крича. Но она не могла сказать ей это, иначе та бы обиделась и правильно бы сделала. Поэтому ей приходилось улыбаться и иногда отвечать односложно, отказываясь от предложений покинуть дом или наедаться. Сама же Эббигейл не замечала состояния дочери, слишком радуясь, что она жива и здорова после такой аварии. Она гораздо спокойнее смирилась с потерей внука, так как не знала о нем, чем если бы ей сообщили, и поэтому она даже была немного рада, что ее оставили в неведении. Только в восемь часов девушке удалось сбежать из дома, сказав, что она должна зайти к Линдси. Озираясь по сторонам и плотнее кутаясь в кардиган, она шла по темным, освещенным только редкими фонарями улицам, думая о том, что должна сделать, и эти мысли холодили ее сильнее, чем ночной воздух. Она размышляла, как стащить у Брайана буквально из-под носа кулон, потому что тот вариант, приходящий в голову, ее не весьма устраивал. Но когда она подошла к дому Адамса, то поняла с тоской, что, вероятно, он был единственным. Проглотив боль и стараясь улыбнуться как можно беззаботнее, она позвонила в дверь, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, твердящих ей, что она предает Брайана. Спустя секунд десять дверь открылась, и брюнет показался в дверном проеме, в черной рубашке, низко сидящих штанах и босиком. Девушка сглотнула, но мгновенно улыбнулась, облизав губы.