Мой темный принц

— Весь этаж. — Я не собирался рисковать.

— А... я должна объяснить им причину?

— Потому что я так сказал.

Десять минут спустя съемочная группа начала расходиться, просачиваясь в лифты. Первыми выходили скромные сотрудники отдела причесок и грима, за ними следовали техники и операторы. Далее шли продюсеры, режиссер и их помощники. И наконец, актеры.

Я мельком взглянул на печально известную Скарлетт Буреану, рыжеволосую секс-бомбу, которая стала последней красавицей Голливуда. Она подмигнула мне, а я сделал вид, что не заметил, и повернул шею, чтобы разглядеть женщину за ее спиной.

Конечно, это была Брайар. В отличие от своей гламурной клиентки, она была одета в рваную зеленую кепку, плащ и журнал, которым прикрывала лицо.

И все же я узнал прядки ее рыжевато-золотистых волос.

Я соскользнул с табурета и трусцой направился к ней.

— Брайар, подожди.

На самом деле она не стала ждать.

Вместо этого она ускорилась.

Ее кроссовки заскрипели по мрамору, когда она, пригнув голову, выскочила из подъезда, минуя скопление посыльных и швейцаров.

— Господин фон Бисмарк, неужели ваша мать не научила вас понимать намеки? — Скарлетт закричала у меня за спиной, не торопясь.

Я проигнорировал ее и побежал быстрее за Брайар. Я понимал, что поступаю нерационально. Возможно, даже хищно. В любом случае, это не имело значения. Даже если бы я хотел объяснить, почему исчез все эти годы назад, не сказав ни слова, а я хотел, я не мог.

Я не мог сообщить ей об этом ни в письмах, ни по электронной почте, ни по телефону тогда, не мог и сейчас. Я дал себе обещание не проронить ни слова о том, что произошло, и намеревался его сдержать. Но она была единственным человеком, которому я хотел рассказать правду.

Брайар ускорила шаг.

— Оставь меня в покое.

Было холодно, темно и сыро. Последние остатки февральского дня. Хотя Брайар была одета с умом, я вспомнил, как она всегда мерзла. Даже летом.

— Стоп. Пойдем в помещение и поговорим.

Я никогда не умолял.

А сейчас умолял.

Но Брайар продолжала молниеносно спускаться по дорожке, все дальше отдаляя от меня пучок хаотично стильной одежды.

— Я не дам тебе времени суток.

Я ускорил шаг, когда мы подошли к ряду освещенных луной деревьев.

— Это не займет много времени.

За деревьями виднелось поле для гольфа, которое сейчас строилось. Закрытое для широкой публики.

Брайар побежала быстрее.

— Кто бы мог поверить, что ты вырастешь и станешь пустым местом? — Ветер захлестнул ее голос, сделав его неровным. — Вообще-то, я. Я могу поверить в это довольно легко. Ты никогда не был тем, кто говорит всерьез.

Я не был пустым местом.

Я поддерживал семейный бизнес, пока мои родители погружались в глубокую депрессию, а брат оставался без вести пропавшим.

— Я не хотел тебя обидеть.

Она проигнорировала меня, резко свернув направо, за деревья и на поле для гольфа.

— Ты должна остановиться, — приказал я. Мы оба спотыкались, спускаясь по склону в кромешной тьме. — Кто-то может пострадать.

— Пока это ты, меня это не беспокоит, пустой костюм.

— Я не пустой костюм.

У меня подскочил мускул на челюсти. Обычно на территории The Grand Regent я приветствовал подобное заблуждение. Но в случае с Брайар мне почему-то хотелось, чтобы она знала правду. Да это и не имело значения. Ночь закончится, наступит утро, и мы разойдемся в разные стороны. Других вариантов не было.

— Кроме... координатора интимных отношений? — Я хмыкнул, размышляя, смогу ли я разозлить ее, чтобы она прекратила. — Это даже не настоящая работа.

Это сработало.

Брайар замерла в нескольких футах от водной преграды.

— Да, это так, и, в отличие от тебя, я действительно поддерживаю себя, занимаясь любимым делом. — Она поджала губы и повернулась ко мне лицом. — Знаешь, всю жизнь я мечтала о ком-то, кто бы защищал меня. Кто будет заботиться о моих интересах и благополучии. Но такой человек так и не появился. Ни моя мать, ни мой отец, ни мой биологический отец, и уж точно не ты.

Ее голос дрогнул на последнем слове, словно сама мысль обо мне вызывала у нее отвращение. Я хотел умереть прямо сейчас. Погибнуть у ее ног за то, что подвел ее.

— Брайар...

— Нет. Ты не имеешь права перебивать меня. — Губы Брайар подернулись дымкой, когда ее слова коснулись хрустящего воздуха. — В конце концов, я не выбирала эту профессию. Она выбрала меня. Я хотела посвятить свою жизнь тому, чтобы другие чувствовали себя защищенными, когда они уязвимы. Мне нравится входить на съемочную площадку, зная, что мои актеры доверяют мне, что я буду заботиться об их благополучии во что бы то ни стало. Моя работа позволяет мне быть для кого-то матерью и отцом. Сестрой и другом. Мир не был добр ко мне. Поэтому я стараюсь быть доброй к другим. Чтобы исправить эту ошибку.

Я читал между строк. Я был той ошибкой, которую нужно было исправить. И она не хотела, чтобы я снова испортил ей жизнь. Сообщение получено.

И все же...

И все же.

Мы оба задыхались, переводя дыхание. Брайар положила руки на колени, ее челка сбилась на лоб и виски под кепкой.

— Мне очень жаль. — Я серьезно. — Мне жаль, что это случилось с тобой. Все это. И мне жаль, что я был еще одним человеком, который подвел тебя. Но я прошел через свое собственное дерьмо.

Она нахмурилась, раздвинув губы, а затем сжала их. Ее глаза захлопнулись. Она сделала один, два, три тяжелых вдоха, прежде чем открыть их снова.

— Что случилось?

Это был мой момент, чтобы рассказать ей правду.

Уродливое, ужасное откровение.

Что я был чудовищем.

И я не мог этого сделать.

Слова не шли.

— Ну? — Она вздернула подбородок, ее взгляд был острым и непреклонным. — Сегодня ты преследовал меня дважды. Скажи мне, что тебя удерживало от меня. Я знаю, что была трудным ребенком. Я понимаю, что оказывала на тебя сильное давление. Но ты мог бы взять трубку в один прекрасный день. Мило сказать мне, что ты занят, не заинтересован и хочешь просто дружбы. Вместо этого ты отрезал меня так грубо, что, когда я появилась у тебя дома, ты позволил охране выпроводить меня.

Я вздрогнул. Это случилось вскоре после окончания Гарварда, перед тем как я сбежал в Кембридж, чтобы получить степень магистра. Она была маленькой и несчастной. Промокшая до костей от дождя. И совсем одна. И я не пустил ее в дом.

Она была права. Я был чудовищем. Я не заслуживал прощения.

Я склонил голову. Молча.

— Конечно. Ты настоящий гребаный мечтатель, Оливер. — Она покачала головой, вскинув руки вверх. — Ничего не изменилось. И уж тем более ты. Следующая женщина, которая скажет тебе, что любит тебя, будет дурой.