Мой Ванька. Том второй

Несколько лет назад, разъезжаясь по своим семейным жилищам, мы договорились ничего отсюда не увозить, и оставили всё так, как было при нашей здесь жизни, чтобы в любой момент можно было сюда, в это мемориальное место, приехать и посидеть так, как мы сиживали прежде.

Сколько же я здесь не был? Наверное, год, может, больше. Помню, последний раз я заезжал сюда за книгой. Большая часть моей старой библиотеки осталась здесь.

Да… А запах сохранился тот же! Прокуренный… Прости, дорогая моя! Покинули тебя твои жильцы, которым ты столько лет была надёжным пристанищем.

Разъехались… Ванька живёт с Ритой и маленьким Александром Ивановичем у её родителей. Я с Дашей, Кириллом Сергеевичем, Серёжкой и таким же маленьким Иваном Александровичем живу в выменянной на две квартиры «трёшке» почти в том же районе Питера, что и они. Специально подбирали поближе. А тебя, дорогая моя, мы решили оставить как священное для нас двоих место. Слишком много хорошего в нашей с Ванькой жизни с тобой связано.

Сажусь на «свою» табуретку у стола на кухне и закуриваю. Надо обдумать создавшиеся новые условия. Именно для этого я сюда и приехал. А вообще-то, можно сказать, что ноги сами меня сюда принесли… Ведь здесь мне даже стены помогают. Как здорово, что сейчас лето и вся наша компания размещается на даче, которая тоже стала вехой в нашей общей с Дашей судьбе. По крайней мере, сегодня меня никто не хватится. Все знают, что я ночую в городе.

Только результатов моего обследования они не знают и пока не узнают! Да и вообще о том, что я поехал обследоваться, не знает никто. Я ведь обследовался не в родной Медицинской академии… Специально сделал это в Медицинском университете или, как его называют, Первом меде, как в конкурирующей фирме.

В общем, третья, а вообще почти четвёртая степень онкологии – сейчас для меня реальность. Да! Я ощущал эти предупреждающие звоночки в виде ухудшения дыхания и потери сил. Окружающие меня люди стали говорить, что плохо выгляжу, да и сам я стал это замечать. Видимо, следуя интуиции, практически прекратил энергетическую работу с пациентами, оставив только хирургическую. Только вот из-за вечной нехватки времени всё откладывал обследование. А когда всё же сам себя просмотрел на собственном фантоме, то сам себе и поставил диагноз. Осталось получить подтверждение традиционной медицины, чтобы убрать остававшиеся сомнения. Вот сегодня я его и получил. Сомнений больше нет.

Как тогда Шахлатый мне сказал? «Смотри, не привей себе рак!» Видимо, всё-таки привил… Да и ранение в лёгкое скорее всего поспособствовало. Надо хорошенько подумать, как это могло произойти через энергетику. Хотя чего здесь думать? Если другими болезнями можно заразиться через дурную энергию, то тут уж, как говорится – сам Бог велел!

Ну и что теперь? Хотя в общем-то мне понятно, какой исход ждёт меня в скором времени… Коллеги врачи мне отмерили всего где-то два месяца и пообещали неприятный финал с – удушьем…

Закуриваю следующую сигарету… Гм… Сам Бог велел…

Но неужели ТОТ, кто всю мою недолгую жизнь направлял меня, помогал мне в моих праведных делах, вот так взял и оставил меня своими заботами? Тогда, значит, вскоре и я тоже оставлю своими заботами тех, кто мне так дорог.

Господи… Как же они все тут без меня-то будут? Ведь я же им всем защитник! Кому я их перепоручу? Гм… Надо же, как выходит!.. Только ЕМУ самому!.. Тебе, Господи!

А раз так – то, Господь всемилостивейший, пошли тем, кого я люблю и, может быть, покину, покоя и радости. Более того! Пошли всем этим людям здоровья и счастья… Знаешь, как я этого хочу?! Прими же на себя заботы о тех, кого я люблю! Пусть у них всё будет хорошо…

А вообще… Вот Ты меня хочешь прибрать, Господи… Зачем Тебе это? Может, я Тебе надоел тем, что всегда своевольничаю и нарушаю Твой промысел?

Чувствую, что губы от этой мысли сами растягиваются в иронической усмешке.

Увы, Господи… В самовольстве грешен. Это действительно так. Я знаю, что болезнь – это Твоё наказание нам, чадам Твоим, за грехи наши. А я лечу эти болезни, значит – нарушаю Твой промысел. Или Ты решил меня наказать за то, что я порой присваивал себе Твоё право наказывать некоторых людей за их разнузданное скотство? Что ж, прости меня, грешного, но если такие люди существуют, то я даже не могу позволить себе подумать, что это происходит с Твоего, Господи, благословения. А если это так, то значит, что по своей вечной занятости Ты не можешь увидеть все происходящие в нашем мире безобразия и покарать виновных. А я эти безобразия вижу, ну и, соответственно, наказываю! Значит, я помогаю Тебе, Господи! Разве нет?

И ещё… Забавно как-то выходит… Вот Ты решил меня прибрать… Понимаю… Тут, в этой жизни, я Тебе покоя не давал – хулиганил, делал всё по-своему… Но, прибирая, Ты же меня к себе приближаешь! А Ты представляешь, Господи, что это для Тебя значит? У Тебя же покоя будет ещё меньше! Я Тебя по-честному предупреждаю! Ада я не заслужил. В рай Ты меня точно не пустишь. Да и скукотища там у Тебя! Вот и буду болтаться между, как известная субстанция в проруби, и таких же, как я, баламутить! Прости меня, Господи, за аналогию!

Ну вот… Уже зубоскалю с Господом…

Давлю очередной хабарик в пепельнице…

– Уф-ф… Устал я от такой беседы с Тобой, Господи. Понимаю, что на всё Твоя воля. Но я ещё пожить хочу! Я тут нужен. Нужен такой, какой я есть. Я хочу лечить страждущих. Обращаться к Тебе за помощью и спасать чад Твоих неразумных. Всё-таки если мой уход – это моё наказание, то пойми: тем самым Ты наказываешь и тех, кто уже никогда не сможет рассчитывать на мою помощь. Я должен жить хотя бы ради них!

Закуриваю очередную сигарету. Ну вот… Пепельница уже наполнилась…

Что за чёрт! Это ещё что такое? Щёлкает замок, хлопает входная дверь… Ванька?! Заходит на кухню и плюхается на табуретку напротив меня, как это делал всегда.

– Чего припёрся? – бурчу я.

– Вываливай! – в таком же тоне приказывает он.

Отрицательно мотаю головой. Ну не могу я сказать ему!

Его взгляд упирается в меня, как луч прожектора в ночь. От него не спрятаться.

– Сашка, я же чувствую! Потому и приехал. Я точно вычислил, где ты можешь быть. И то, что ты здесь, – уже показатель того, что у тебя случилась беда. Ты приехал сюда думать! Что у тебя произошло?

Да… Родной мой, заботливый Ванюха… Господи! Как я не хочу и одновременно хочу разделить с ним свои мысли. Мысли о своей большой беде…

– Сашка! Не молчи!

– Лучше было бы отмолчаться… – я вздыхаю, но понемногу начинаю рассказывать ему всё.

Вижу, что Ванька слушает с напряжённым вниманием. Лицо его по мере моего рассказа приобретает серый оттенок.

– Ванюха, я смотрю на тебя и жалею, что рассказал, – криво усмехаюсь я.

– Я чувствовал… – еле шевеля губами, бормочет он. – Несколько месяцев… Может, три, может, четыре, я чувствовал, что с тобой что-то происходит. Ты так надёжно закрылся…

Он встаёт, берет табуретку, перебирается ко мне. Снова мы сидим, обнявшись, как в ту первую ночь… И много последующих.

– Сашка… Ты же умный… Скажи, что я должен сделать, чтобы помочь тебе? – тихо звучит бесполезный вопрос.

– Родной мой Ванюха… Спасибо тебе… за всё… – трусь щекой о знакомые лохмы и чувствую, как вздрагивает его плечо. – Помочь ты мне, прости, не сможешь. Разве что будешь молчать о том, что я тебе сказал. Не надо раньше времени пугать наших с тобой близких.

– Сашка, я готов… Научи, и я буду тебя лечить! – настаивает он.