Мой желанный враг

Я чувствую, как по щекам катятся слёзы, и медленно поднимаю взгляд. Моя грудь вздымается и опускается от тяжелого дыхания. Я напряжена и готова к бою. Я убью его, но не отдам ему своего сына.

Моя рука дрожит, сжимая рукоять ножа, лезвие которого тускло поблёскивает в редких, с трудом пробивающихся через тонированное стекло лучах.

– Открой. – Говорит Загорский, подходя к окну с водительской стороны.

Мои плечи ходят ходуном. Я смотрю в одну точку, а мои слёзы капают на одеяльце.

– Полина, открывай. – Его ладонь ложится на стекло, а я всё ещё смотрю перед собой, будто застывшая статуя.

Нельзя. Нельзя отнимать ребёнка у матери. Никогда.

Эта уникальная связь больше, чем просто связь. За эти дни я поняла это ещё отчетливее. Я чувствовала, что Ярослав проснулся, потому что у меня приходило молоко. Я научилась понимать, чего он хочет или не хочет, хотя он не мог выразить это словами. Я ощущала любое изменение его настроения лишь по тону голоса. Мы снова стали единым целым. Неужели, можно лишить моего мальчика всего этого?

– Полин. – Голос Загорского звучит глухо. Он наклоняется и пытается разглядеть меня через стекло. – Не делай глупостей, это же я.

Моя душа идёт трещинами. Я слышу хруст, с которым распадаюсь на части. Мне больно почти также, как и в тот день, когда он меня убил.

– Пожалуйста, открой. Возьми ребёнка, и давай, пройдём в дом? – Его ладонь ласково гладит стекло, уговаривает, затем ударяет, ещё и ещё. Решительнее, настойчивее. У чудовища никогда не хватало терпения, он всегда брал желаемое силой. – Полина! – Срывается его голос. – Что с тобой? Почему ты боишься?

И я зажмуриваюсь, ощущая, как стучит от страха моя челюсть. У меня зуб на зуб не попадает.

– Тебе всё равно придётся выйти и всё объяснить мне. Тебе некуда бежать… да и не нужно, Полин…

Я почти верю его интонациям. Это же Загорский. Он может быть милым и обходительным, когда это нужно. Может очаровывать и сводить с ума. Может заставлять моё тело трепетать под его губами и ладонями. Может свести с ума и внушить, что он не так уж и опасен – всё только ради своих целей. Но стоит сделать ему наперекор…

– Полина! – Повторяет он.

И я втягиваю носом воздух.

В любом случае, выход только один, по-другому мне не сбежать.

Я беру нож, прижимаю к груди и крепче обнимаю ребёнка. Щёлкают замки, но Марк не спешит тянуть на себя дверь. Ждёт, когда я сделаю это сама. Не думаю, что он изменился и обзавёлся терпением, скорее всего, просто боится навредить Ярославу, ведь тот является для него ключом к наследству Воскресенского.

Наконец, я дёргаю рычаг и толкаю дверь.

– Это ты… - Выдыхает Загорский.

Я осторожно выбираюсь из салона и застываю перед ним. Гляжу на Марка исподлобья, готовая в любой момент достать нож и вонзить лезвие в его грудь, – пусть только попробует тронуть моего сына.

– Марк Григо… - осекается Алла, выбежав из дома и застав странную картину.

Следом за ней из дверей, держась за затылок, вываливается и Ирина.

– Марк Григорьевич, да что ж такое… - Начинает причитать повар, глядя то на нас, то на личную помощницу с ушибленной головой.

– Уйдите все! – Приказывает Загорский. – Пошли вон! – Орёт он на охранников.

Те отходят к посту. Женщины, спохватившись, тоже удаляются обратно в дом, подальше от его гнева.

Марк поворачивается ко мне.

Его глаза изучают моё лицо. Каждую чёрточку, каждую морщинку. С интересом, с испугом, с удивлением. Бережно. Воздух вокруг нас застывает, мир останавливается, и это переплетение взглядов завораживает. Я перестаю понимать, что происходит. Я не дышу.

– Нам… - Его рука осторожно поднимается и тянется к моему лицу, а глаза продолжают будоражащую прогулку по моим губам, щекам, носу. – Нам нужно поговорить обо всё этом. – Тихо говорит он.

Я вижу, как его палец медленно поднимается к уголку моего рта, и облизываю губу. Мне страшно. Кожу покалывает от близости прикосновения, хотя он даже еще не дотронулся. Мне так страшно!.. Ведь я теряю контроль над собой каждый раз, когда смотрю в его глаза, каждый раз, когда слышу его голос. Я забываю, кто он, забываю, зачем пришла…

– Не надо. – Шепчут мои губы.

И его рука замирает на полпути.

– Хорошо. – Его кадык дёргается, глаза заволакивает печалью. – Пойдём в дом.

Я, молча, киваю. Загорский жестом показывает на дверь.

Делаю глубокий вдох и иду. Непослушные ноги не чувствуют земли. Я покачиваюсь, но сохраняю вертикальное положение. В моих руках мой сын, и без него я отсюда не уйду. Даже если мне придётся убить чудовище, я сделаю это. Так же хладнокровно и беспощадно, как он однажды сделал это со мной.

– Положи ребёнка. – Говорит Марк, когда мы оказываемся в гостиной. Он придвигает ко мне люльку на электроуправлении. – Положи его, и мы поговорим спокойно. Не нужно никуда бежать.

45

Марк

Её брови сходятся на переносице. Она смотрит на меня недоверчиво, дико, словно каждую секунду ждёт какого-то подвоха, а у меня сердце разрывается от желания её обнять.

Теперь всё по-другому, теперь я вижу, что это она. Даже в такой мелочи, как нахмуренный лоб, - она делает это так, как делала прежде. Ничто не способно её изменить, никакие шрамы, никакие причёски, линзы и прочая дребедень. Я сразу чувствовал это, с первой секунды, как только она появилась в доме. Это Полина. И даже странно, что мне понадобились доказательства, чтобы поверить в это, ведь теперь, когда она смотрит на меня своим ненавидящим взглядом, не остается никаких сомнений.

– Я не знаю, как это возможно. – Говорю я. Мой голос дрожит. – Почему ты скрыла от меня, что жива?

Она кладёт сына в люльку, заботливо укрывает одеяльцем.

– Я не знаю, где ты была всё это время, и почему не пришла…

Полина выпрямляется и застывает. Она не спешит оборачиваться ко мне.

Я делаю шаг и останавливаюсь. Поднимаю руку, но не решаюсь затронуть её плечо. Мне хочется скорее обнять её, почувствовать её тепло, чтобы поверить, но я слишком отчётливо ощущаю страх, который от неё исходит. И причина этого страха – я сам. Она боится меня. Почему?