Шрифт:
Призыв. Начало войны.
Родом я из маленького уездного городка центральной России, что в пятистах километрах от Москвы. Оттуда и призывался. Мои родители обычные люди: мать инженер на заводе гидравлических машин, отец начальник охраны частного охранного предприятия. Я жил, как и многие вокруг. Много двигался, активно занимался спортом. В 1995г. весной мне пришла повестка из военкомата. Нельзя сказать, что я сильно этому обрадовался, но и не огорчился. Идти или не идти особо вопрос не возникал. Я знал, что это будет тяжелое испытание, которое мне нужно пройти. Я хотел увидеть все сам лично. Тем не менее, хотя повестка пришла еще весной, мне удалось каким-то образом протянуть до осени. В те годы о войне в Чечне я имел смутное представление. С интересом смотрел новости по телевизору, читал газеты и никогда не думал, что когда-то сам окажусь в этой гуще событий.
Как известно, 11 декабря 1994 года по указу президента России Б.Ельцина в Чечню были введены войска, встретившие ожесточенное сопротивление со стороны чеченских вооруженных формирований. Боевые действия, террористические акты и зачистки оборвали жизнь от 20 до 25 тысяч солдат, воюющих с обеих сторон, и 60-70 тысяч мирных жителей. Потери российских войск в Чечне уже намного превысили потери в Афганистане. Еще до начала войны 26 ноября 1994 года чеченская оппозиция штурмовала Грозный. У власти
Прибытие.
По-моему, абсолютно правильные мысли. Сколько ж солдат потеряли мы? Согласно официальной статистики в Чечне погибли: в 1999г. – 547ч., в 2000г. – 1397ч., в 2001г. – 502ч., в 2002г. – 485ч., в 2003г. – 299ч., в 2004г. – 162ч., в 2005г. – 103ч. По данным газеты Liberation от 17 февраля 2003года на этот вопрос пытается ответить автор статьи"Guerre des chiffres sur les morts en Tchetchenei"(Война цифр вокруг числа погибших в Чечне). По заявлению представителя штаба Северокавказского военного округа, в 2002году погибло свыше 4700 военнослужащих! Эта цифра опровергается Москвой, которая оценивает общее число погибших (с начала войны 1 октября 1999г.) в 4500 человек. Однако еще больший пессимизм выражает организация «Солдатские матери", которые заявляют, что официальные цифры российских потерь не соответствуют действительности и их нужно помножить на три. Может быть. Но это вторая чеченская. Примерно, батальон в год. Я служил в первую. И нет еще той статистики, посмотрев на которую, я бы сказал – верю! К нам в госпиталь в Ханкале каждый день шли вертушки с убитыми и ранеными со всей Чечни. Я видел сам, я общался с раненными. В том, 95-том году я и не думал, что когда-то сам окажусь в гуще событий. Опасался попасть сюда. Повестка мне пришла еще весной, но я каким-то образом протянул до осени. Дальше уже медлить было нельзя. Идти и хотелось, и не хотелось. Как говорится и хочется, да боязно. Но, я чувствовал, что это приключение, это испытание, мне, почему-то хочется пройти. Несмотря на все страшилки. Не думаю, что сейчас что-то изменилось к лучшему. Я заметил, чем хуже положение вещей в армии, тем больше появляется дебильных сериалов типа"Солдаты", "Блокпост", и т.п. По аналогии, как ни странно, то же и с милицией: чем больше оборотней, тем больше сериалов о добрых, честных, неподкупных. В ноябре меня привезли на призывной пункт в областной город. Никаких прощальных вечеров с баяном и гармошкой не было. Спиртное я практически не употребляю так, за ужином собрались семьей, посидели.
Прибывший за нами на призывной пункт офицер сказал сразу, что забирает нас к себе на Урал в учебную дивизию. Большой радости от этого ни у кого не было, но раз Родина сказала надо… В декабре 1995года нас привезли на станцию г.Камышлов, Свердловской области. Оттуда автобус привез нас в поселок Елань, вокруг которого и базировалась учебная дивизия. Здесь проходили обучение многие роды войск: танкисты, связисты, артиллеристы, мотострелки и т.д. По прибытию нас разместили в огромном актовом зале какого-то клуба и начали распределять по родам войск. Тех, кто имел водительское удостоверение, брали в Автобат (автомобильный батальон); тех, кто был мал ростом – в танкисты; тех, кто имел музыкальный слух – в связисты. Те же, кто не имел вообще никаких достоинств – попадали в пехоту. Меня определили в роту связи, так как я имел музыкальное образование (окончил музыкальную школу по классу фортепьяно). По прибытию в казарму, нам раздали форму. Выдали портянки. Ротный со старшиной лично показывали как нужно правильно наматывать портянки. Гражданские вещи у нас забрали, и я их больше никогда не увидел. Хотя командир роты клялся, что все наше барахло складывается и хранится до нашего отбытия из части. Особенно было жалко зимние сапоги. Но, если родине не во что обуться и одеться, то мы ей всегда поможем.
Учебка.
Зима на Урале холоднее, чем в центральном регионе России, я постоянно мерз. В казарме было очень холодно, очень часто даже на зарядку по утрам не выводили, если мороз был ниже -30. Утром бежишь по плацу, а легкие просто обжигает холодом. Конечно, я к такому климату был не привычен. Как и многие из ребят. Организм ослаблен из-за скудной пищи, так как кормили отвратительно. Перловая "резиновая" каша в которую воткнув ложку тянет на рвоту, жидкая баланда – что-то типа супа и … Одним словом – помои. Сейчас, на гражданке, я расспрашивал своего друга, который работает в тюрьме строгова режима. Так вот он, рассказывал, как кормят заключенных: мясо, масло, котлеты с картошкой, хлеб – который пекут там же на зоне. Причем, говорит, такой сытный хлеб, что зеки от него просто пухнут как на дрожжах. Что же получается, что солдат хуже заключенного? Человека осужденного за преступление? Выходит, видимо, хуже. Всем известно старое изречение древних: "КТО НЕ КОРМИТ СВОЮ АРМИЮ, ТОТ БУДЕТ КОРМИТЬ ЧУЖУЮ". Весной ко мне в часть приехал отец. В первый же день увольнительной, на квартире у бабушки, где остановился отец, съел в течении дня: палку колбасы, батон хлеба, две банки сгущенного молока, 15! плиток шоколада "Альпен Голд" плюс еще какие-то продукты, уже не помню, что. Удивляюсь, как я не лопнул. Но не лопнул – мне было хорошо, как никогда. Уезжая, отец передал мне баночку швейцарских витаминов. По инструкции в них была вся таблица Менделеева, но 80 процентов занимал витамин С. Именно в армии я открыл на личном опыте целебную силу витамина С. Витамины были в коричневых капсулах, принимать их нужно было по одной капсуле в день. Я принимал по две. И уже через два дня я почувствовал эффект. В ледяной казарме, когда на улице минус 30-35 градусов, солдаты спали, укрывшись одеялом с головой, плюс сверху шинель. Я спал совершенно открытым и все равно было жарко. Энергия блуждала по телу. Удвоились силы, повысился иммунитет! Этот витамин я принимаю до сих пор. Он согревает зимой лучше водки, придает
силы и повышает иммунитет.Учили нас работать на радиостанции Р-131 на базе машины Урал. Для работы сначала нужно было развернуть шестиметровую телескопическую антенну. Она выдвигалась из машины как перископ в подводной лодке. Затем нужно было укрепить ее с помощью растяжек, металлических тросов. И только после этого радиостанция была готова к работе. Обычно с утра, после завтрака, мы шли заниматься в классы. Лекции вели обычные сержанты-срочники. Помимо устройства станции, основную массу времени занимала зубрежка Азбуки Морзе. Не всем она давалась легко. У сержанта на столе стоял специальный прибор, он производил сигналы Азбуки Морзе. То есть, сержант включал ее и на весь класс раздавался сигнал точка-тире. Мы, воспринимая ее на слух записывали в тетрадку. Причем скорость передачи можно было увеличить как угодно. Записывать нужно было правильно. Ошибки карались беспощадно, то есть отжиманиями от пола. Выключив прибор, сержант собирал тетрадки и проверял ошибки. Сколько ошибок, столько отжиманий. Ошибки были у всех, только у кого-то меньше, а у кого-то больше. Чаще отжимались всем классом. Я легко переносил эту процедуру, так как на гражданке занимался спортом, а вот некоторым приходилось очень туго. Был у нас один тупой малый, совершенно не воспринимал Азбуку на слух. Как он к нам попал в связь, не понятно. Но на лекциях он только и делал, что отжимался. Сержант злился, матюгался, приходил в совершенную ярость. Но поделать с ним было ничего нельзя. Ну, нет у человека слуха, хоть ты застрелись.
Отъезд в часть.
Чтобы Азбука легче воспринималась на слух, она произносилась вслух напевами. То есть: Буква А:.– Айда-Анна, Буква Б:-… Баки текут, Буква В:.– Видала. Тире произносилась длинно с напевом, точка коротко. Так усваивалось гораздо легче. Для этого и нужен был совершенный музыкальный слух.
В классе была жуткая холодина, толпа сидела в шинелях. Чтобы не замерзнуть приходилось учиться, ну и отжимания бодрили. Все, как в старом анекдоте: – Идет зимой солдат, мороз трескучий. Навстречу бабка: – Сынок, не холодно тебе в шинельке? – Бабушка, она же с начесом! Тот же солдат летом в жару, навстречу та же бабка: – Сынок, не жарко тебе в шинельке? – Бабушка, она же без подкладки!
В казарме, в ленинской комнате стояло старое разбитое пианино. Многие ребята, в том числе и я, подходили вечером до отбоя поиграть. Инструмент был расстроен, некоторые клавиши западали, но поиграв немного все получали неимоверное удовольствие. Как будто домой вернулся. На нем играли на Новый Год. Был какой-то конкурс, пели, играли. А на Рождество я исполнял в Доме офицеров "Лунную сонату" Бетховена. Звук был жуткий, я был не доволен, но сидящим в зале понравилось. Из старого расстроенного инструмента я выжал все, что мог. Так прошла зима 1996г. Наряды, учеба, голодно, холодно. На стрельбище водили только один раз в начале января. Раздали всем валенки, так как мороз был за -30*. Причем, все было как всегда, через задний проход. Около каптерки собралась огромная толпа, каждый подходил в порядке очереди, ему швыряли пару валенок и отходи. Никаких примерок, чтобы подогнать под размер ноги не было. В итоге многие, в том числе и я, стерли ноги в кровь. Потому как до стрельбища был трех километровый марш-бросок. А там, упав в сугроб, каждый делал по три выстрела в туманную морозную мглу. Затем три километра назад бегом со сбитыми в кровь ногами. Но все, рано или поздно кончается.
В конце апреля служба в учебке подошла к концу. Мы все закончили обучение и приобрели воинскую специальность: радиотелеграфист 3-го класса. Всем присвоили звание "младший сержант". В первых числах мая 1996г. к нам в дивизию приехали "покупатели". Молодой лейтенант-осетин забирал нас к себе в часть. На выпуск, к кому могли, приехали родители. Все интересовались, где мы будем служить? Лейтенант развернул перед нами голубые дали с розовыми цветами и заманчивыми обещаниями. Говорил мол, что едем в Северную Осетию – войны нет, тепло, много винограда и персиков, молодое вино и красивые девушки. Все как-то несколько успокоились от такой сказки и взбодрились.
3 мая нас всех погрузили в эшелон, и мы начали долгий путь на юг. Два эшелона по 14-ть вагонов каждом, полностью забитыми солдатами из Уральской учебной дивизии должны были прибыть на станцию города Моздок, Северо-Кавказского Военного округа. Причем вагоны были забиты до отказа. На третьей полке, предназначенной для багажа, тоже спали люди. Я как раз на третью и попал. Ничего, зимой еще ехать можно. Так даже теплее. А вот летом, врагу не пожелаешь. Настроение у всех было отличное, кто-то начал доставать харчи, кто-то с кем-то возбужденно разговаривал, а кто-то уже и спал давно. Мы выехали рано утром и уже к обеду по поезду поползли слухи, что нас везут служить в Чеченскую республику. У всех упало настроение, появился страх, но никто, в том числе и я, своего настроения не выдавал. Наоборот, все шутили черным юмором, бравировали и каждый в душе таил надежду, что может быть все не правда и нас везут туда куда обещали: к молодому вину и девушкам.
В дороге.
Иногда состав останавливался на каких-то станциях, названий которых я уже не помню. На перроне торговали всевозможными продуктами, у кого были деньги бросились покупать пирожки, булочки, шоколад и т.п. Так как сухой паек, данный нам в дорогу, есть было невозможно. На банках стояли просроченные срока годности. Солдатские желудки, конечно, могут переварить даже металл, но кто-то все-таки маялся животом. Бабушки на перроне, торговавшие всякой снедью, смотрели нас с жалостью: молодые, лысые все худющие после казенных харчей выглядели мы, конечно, неважно. В добавок, все голодные, как та саранча. Бабули причитали: – Ой, какие молоденькие, худенькие, куда ж вас диточки везут? Толпа, молодецки крепясь, выдавала: – В Чечню, бабули, на войну! Причитания усиливалось и многие получали совершенно бесплатно: семечки, пирожки, пончики и прочую снедь. А в доказательство, кто-то на листе бумаги написал крупно: "Мы едем в Чечню" и прилепил этот листок на окно нашего вагона. Поздней ночью мы проехали город Миасс, состав приближался к своей конечной точке. В поезде мало кто спал, все смотрели в окно на проплывающие мимо города и тревожно думали, что же нас там ждет, там на Кавказе. Но если бы предложили остаться в учебке, каждый бы отказался. За полгода службы, летая как веники, недоедая и недосыпая, дрожа в холодной казарме каждому до смерти надоел п.Елань. И каждый хотел вырваться отсюда хоть куда: хоть в Чечню, хоть на войну, хоть на урановый рудник. Всем хотелось верить, что в части будет все-таки лучше. 7 мая состав прибыл на станцию г.Моздок. Время было послеобеденное, мы высыпали из вагона на насыпь и блаженно уселись на зеленую траву. В мае месяце на Урале еще холодно, местами лежит снег, а ночью подмораживает. Здесь же вовсю светило теплое ласковое солнце, зеленая трава ласкала взгляд, и моя душа наполнялась радостью и хорошим настроением. Мы сидели на траве в чем приехали: в шинелях, в теплых шапках-ушанках и вещмешками. А на улице было градусов 25 тепла. Все немедленно вспотели как мыши и начали раздеваться. Сопровождающие нас офицеры этапировали нас на аэродром, где мы и просидели на траве до глубокой ночи. И только ночью, нас всех погрузили в большой транспортный вертолет Ми-26, прозванный в народе "коровой" за свою неуклюжую внешность, и подняли в небо.