Моя чужая новая жизнь

— Он и Шнайдер тогда были инициаторами той драки, — медленно, с усилием сказал Вильгельм.

— Там все было по делу, — что на него нашло? Сейчас я бы первый отмутузил придурка, который так подставил всех под удар.

— Нет, — в глазах брата мелькнуло раскаяние, — я тогда не защитил тебя…

Вот оно в чем дело…Что же заставило его поменять свои взгляды?

— Не всегда легко понять что правильно, а что нет, — он наклонился, чтобы затушить окурок.

— Вильгельм, — мягко сказал я, — не надо…

Слишком уж это похоже на прощание.

— Как говорил Толстой: «Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что лежало бы там незаметно».

— Так и есть, — кивнул он. — Я нехорошо простился с Чарли. Не хотел давать ей надежду, но сейчас понял что больше всего хотел сказать ей что люблю ее.

— Ты только сейчас понял что время здесь течет скоропалительно, не позволяя медлить?

Бедный мой брат. С одной стороны я его понимаю — когда всю жизнь привык планировать все и рассчитывать наперед, тяжело принять что есть моменты, которые будучи упущенными, могут никогда уже не повториться.

— Ты теперь тоже офицер и должен понимать, что это накладывает определенные обязательства на нашу жизнь. Для меня сейчас мой долг превыше всего.

Отчасти я с ним согласен. Мы должны защитить своих близких, ведь если проиграем сейчас, английские или советские летчики разбомбят наши города. Но для меня все же превыше всего — Рени. Ее в первую очередь я должен защищать и беречь. Так что это в любом случае мой последний бой. Я взглянул в глаза Вильгельма, в которых непривычная растерянность переплеталась сейчас с мучительной тоской. Нет, не смогу я ему сказать что решил оставить свой долг и бежать. Он этого никогда не поймет.

— Знаешь, никогда не думал что скажу это, но Эрин была права, — надо знать моего брата — иногда он бывает чертовски упрямым. Судя по всему, пока он не «покается» передо мной во всех грехах — не успокоится.

— В чем? — слабо улыбнулся я. Это действительно странно — у них всегда хватало разногласий. — Когда ты тогда угодил в госпиталь, она сказала что лучше бы я переломал тебе ноги и не пустил на войну, чем ломать душу,

— Рени всегда пытается защищать меня, это неудивительно. Но какой смысл говорить об этом сейчас?

— Я виноват, что посчитал что отец прав, и…

Мы оба вскочили, услышав громкий грохот артиллерии.

— Русские пошли в атаку!

Ну что ж, битва которую все так ожидали и возлагали на нее столько надежд, началась внезапно и пошла абсолютно не по плану.

— К оружию, быстрее! Распределитесь по окопам!

Я подхватил ближайших новобранцев, распределяя на позиции. На передовой бушевал настоящий ад. Не было ничего кроме воя самолетов, взрывов.

— Боже… — услышал я тихое причитание совсем рядом. Рыжий паренек мечтающий учиться на философа, дрожа, сжался в комок, в ужасе уставившись на небо озаренное огненным дождем. — Я не могу больше…

— Если не возьмешь себя в руки, — я поднял его упавшую винтовку, — тогда точно сдохнешь в этом окопе.

— Мы наступаем, — подошел ко мне Вильгельм. Я кивнул, собираясь отдать нужные распоряжения парням. — И русские это знают. Мы не застанем их врасплох.

Все эти секретные планы почему-то не сработали. Но сейчас это уже неважно.

— Быстрее, быстрее! — подгонял новобранцев Кребс. — Или вы думаете русские будут ждать, пока вы причешете свои лобки?

К полудню нам удалось отбить атаку, но я не обольщался этой победой. Русские вернутся, у них много артиллерии, танков и самолетов. Бои предстоят нешуточные. Пользуясь передышкой, мы стали расчищать окопы, вытаскивая убитых и раненых. Я равнодушно наблюдал, как санитары грузят в машину стонущих раненых. Мы ничем не могли помочь им — перевязывать и возиться с каждым просто невозможно когда идет бой, к тому же порой раны даже нечем перевязать.

— Где мой товарищ? — новобранцы получили первый урок войны — на передовой смерть косит всех без разбора. — Неужели он погиб?

— Чего разорался? — хмуро спросил Кребс.

— Мы должны разыскать моего товарища, мне не хватает его.

— А мне не хватает мамы! — рявкнул наш фельдфебель. — Бросай свои причитания и иди лучше помоги санитарам!

— А нам что делать, герр лейтенант? — меня окликнул кто-то из новобранцев. Я повернулся — они уже вытащили убитых из окопа и теперь переминались, ожидая от меня указаний.

— Их нужно похоронить, — ответил я. — И не забудьте снять их жетоны.

Я заметил, что один из них не уходит, нерешительно поглядывая на меня. Присмотревшись, я узнал рыжего «философа». Надо же, пережил первый бой, повезло.

— Герр лейтенант…

— Ну, что еще?

— Мне стыдно за… ту истерику, — пробормотал «философ», пряча от меня глаза.

— Ничего, — я успокаивающе похлопал его по плечу, — поначалу со всеми бывает.

***

Это действительно была величайшая танковая битва, но она не принесла ожидаемых побед. Вильгельм оказался прав — русские откуда-то знали о наших планах и хорошо подготовились. Наши потери были огромны. Уже несколько дней мы ждали подкрепления в городке с труднопроизносимым названием.

— В двух километрах отсюда телеграфная станция, — Файгль провел пальцем по карте, — ваша задача взять ее и удерживать любой ценой.

— Танковая поддержка будет? — деловито осведомился Вильгельм.

— Русские сопротивляются упорнее, чем мы предполагали, — это означает что нас снова бросают на произвол. — Мы потеряли половину танков. Все резервы брошены в бой.

Русские сражались ожесточенно, как тогда зимой в Сталинграде. Этот квартал мы уже пытаемся отбить второй день. Кое-как мы добрались до какого-то полуразрушенного задания. Знакомая картина — развалины, сгоревшая техника, начинающие разлагаться трупы. Картина, от которой сердце так и пронзает безнадежным холодом.

— Вроде тихо, — коротко осмотрелся Шнайдер.

— Что дальше? — спросил я.

— Телеграфная станция здесь, — Вильгельм снова развернул карту. — Первым наступает второй взвод, за ним, вы, парни, третий взвод нас будет прикрывать. Все ясно?

— Так точно, герр обер-лейтенант.

— Девушки, подъем, — как всегда полушутливо прикрикнул Кребс. — И не забудьте зарядить оружие. Марш, марш, марш!

— К тому проходу первая группа вперед.

Улица казалось безлюдной — зияли пустыми проемами окна зданий, повсюду валялись груды битого кирпича и штукатурки. Русские ударили внезапной пулеметной очередью. Кто-то упал, сраженный выстрелом в грудь, еще один попытался метнуться в укрытие и, коротко вскрикнув, повалился ничком. Шнайдер, Кребс и я отстреливались в ответ, но мы не можем прикрывать всех неопытных новичков. Нужно что-то делать, пока их всех не перестреляли. Ожесточенная перестрелка продолжалась, пока Вильгельм не крикнул:

— Гранаты! Бросайте гранаты!

— Шнайдер, по моей команде! — я осторожно выглянул. Задача ему предстояла практически невыполнимая — незаметно подобраться к зданию, чтобы забросить гранату внутрь.

— Прикрываем огнем!

Снова послышались выстрелы вперемешку с пулеметной очередью, а затем последовал взрыв. Значит у него все получилось.

— Перебежками вперед! — скомандовал Вильгельм. Мы осторожно двинулись к зданию. Я заметил что «философ» задержался, с ужасом глядя на своих товарищей, которые так и остались лежать на куче битых кирпичей.