Моя душа

– Спасибо, но я, наверно, пойду, поздно уже!
– опустив голову, грустно сказал Мишка.
– Рад был увидеть тебя, может, ещё когда-нибудь сви­димся!

– Несомненно, Мишенька!
– изобразила я на лице идиотскую улыбку.
– Лет через восемь! Дорогу ты уже знаешь, за­ходи!

– Я тоже пойду! Мне сего­дня надо пораньше быть дома, - поднялась из-за стола Леночка.
– Вы меня проводите, Михаил?

– Всё, успокойся уже!
– тронула меня за руку Вика, когда они ушли.
– Давай лучше выпьем.

– Да, давай выпьем! Надо же отметить приятный сюрприз!
– с нот­ками сарказма, ответила я и на глазах у Галины погладила ей ногу.
– Наливай Вика! Наливай люби­мая!

Мы выпили, потом ещё, но сколько я не пила меня уже ничего не брало, тогда я мах­нула рукой и, обняв Вику, встала из-за стола.

– Пошли Вика спать! Я что-то устала сегодня!

– Иди, сука!
– и без того злая как собака, окончательно взбесилась Галка.
– Завтра поговорим! Тебе сегодня не до меня! Как же, Вика пришла! Любовнички хреновы! Да затрахайтесь вы там до смерти, шлюхи паршивые! Живите сами как хотите, а меня не тро­гайте! Я тебя, блядюга поганая, видеть больше не хочу!

– Пошла ты на хер, сестричка!
– махнула я на неё рукой и показала средний палец.
– Пошли Вика спать, пошли, дорогая моя!

Мы поднялись из-за стола и пошли в дом, но на этом всё не закончилось! Это было только начало, начало ужасного конца.

Начало конца

Все катится в пропасть. И в первую очередь - души,

А с ними и всё остальное, взращённое в мыслях.

А что не продастся само - кто-нибудь, да задушит,

А что не забудется - то потеряется в числах.

И прежде великое слово покажется шумом,

И прежде любимые вещи сереют от пыли.

О чем мы вчера ужасались хотя бы подумать,

То нас завлекло. И сегодня - уже совершили.

Это была ночь разврата и безудержного пьянства. Разврата, по­тому что изменять Галине прямо у неё на глазах, да ещё и оскорблять её за то, что она старалась, из кожи лезла, чтобы сделать меня счастливой, плю­нуть ей в лицо, да ещё и послать на три буквы – это уже и развра­том не назо­вёшь, это натуральное скотство! Сейчас я это прекрасно понимаю, но в тот вечер я слишком много выпила и мне было на всех и на всё наплевать!

Притащив из бара ещё виски, я продолжила пить прямо из горлышка. Вика стала меня уго­варивать, пытаясь отобрать у меня бутылку, но я и её послала на три буквы. Тогда она по­бежала за Галиной и они уже вдвоём стали на меня «вли­ять», но чем больше они упрашивали меня остановиться, тем больше я распалялась.

– Ты, сука, сказала, что меня, «блядюгу поганую», видеть не мо­жешь, так я тебя лишаю этого неудобства! Я ухожу от тебя! Живи здесь одна себе в радость!

И я ушла. Ушла среди ночи в одном халате и тапочках.

Я шла через лес. В темноте натыкалась на деревья, про­ди­ралась через кусты, а в голове стояли слова Галины – «блядюга поганая!». Злость и обида туманили мой рассу­док, но я шла напролом, сцепив зубы. Наконец, вы­бившись из сил, я присела отдохнуть, перевести ды­хание, собраться с мыслями. По мне ползали какие-то жучки и букашки, кусали меня за ноги, забирались под халат.

Идиотка! Даже трусы не надела!
– зли­лась я на себя.
– Ну, ни­чего! Сейчас они бро­сятся меня искать, а когда найдут, будут просить прощения! Я, ко­нечно, вернусь домой, но с Галкой разговаривать не буду!
– успокаивала я себя.
– Но на улице становилось холодно, а меня никто не искал. Тогда меня охва­тила ещё большая злость и обида на Галину. Мою злость усиливали и мерзкие твари, иску­савшие мне всю зад­ницу и ужасный холод, пробравший до самих костей. Начиная осознавать всю безысходность своего положе­ния, я, как за­гнанный зверь, ломая кусты и раздвигая хлеставшие по лицу ветки деревьев, побрела напролом. Через час блуканий по тёмному лесу, я вышла, наконец, на шоссе.

Дорога была пустынна, ни одной машины, ни в ту, ни в другую сто­рону не было. Постояв на одном месте минут десять, я побрела в сто­рону го­рода. Ночная прохлада немного меня отрезвила, но я ужасно устала, и моё тело стало быстро слабеть.

Засыпая на ходу, я одиноко брела по ночному шоссе, как вдруг возле меня оста­нови­лась машина. Ну, вот и настало решение моего, слишком затянувшегося вопроса!
– подумала я, представив, как сейчас из машины выйдет пара здоровенных жло­бов и станут меня жестоко насиловать, а потом ещё и прикончат. Уж лучше бы сразу убили!
– обречённо подумала я.
– Сопротивляться я уже не могла, а кричать и звать на помощь, было бесполезно.

– Девушка! У Вас всё в порядке?
– услышала я мужской голос.
– Ночью одной хо­дить по трассе опасно! Садитесь в машину, я подвезу Вас до города!

Открыв дверцу, я села в машину. Хоть тепло! – по­думала я и стала засыпать.

– Девушка, девушка! Вам куда?
– сквозь сон услышала я голос водителя.
– Господи, что с Вами? Может Вас в больницу отвезти?

– Не надо меня ни в какую больницу, я здесь выйду!

– Но куда же Вы пойдёте? Ведь ночь на дворе, транспорт не ходит! Скажите куда Вам ехать, я отвезу Вас прямо домой!

– Спасибо, но у меня нет с собой денег!

– Да плевать мне на деньги! Когда-нибудь отдадите!

– Тогда отвезите меня к маме!

* * *

– Господи, Лидочка, что случилось?
– испуганно вскрикнула мама, увидев меня на пороге своей квартиры.
– Вася! Иди быстрее сюда, к нам Ли­дочка, моя доченька пришла!

В прихожую вышел мужчина в семейных трусах, почесал затылок, взял меня под руку, проводил на кухню и усадил за кухонный стол, заставленный немытой посудой и пустыми кон­серв­ными банками.

Господи! Мама же никогда не пила!
– испуганно подумала я, увидев под столом гору пустых бутылок.
– Что это ещё за Вася?

– Знакомься, это Василий Петрович!
– представила мне мама небри­того мужика, с сильным перегаром изо рта.
– У меня тут не прибрано, но ты не обращай внимания - мы с Васенькой вчера посидели немного, я ещё ничего не убирала!
– смущённо попыталась она запахнуть халат, обнажавший её ноги, покрытые узловатыми синими венами.

За то время что мы не виделись, мама очень изменилась - её красивое лицо заплыло, губы потрес­кались, взлохмаченные волосы давно не знали рас­чёски, а её груди беспомощно свисали под застиранной тканью.

– Ей надо похмелиться! – мудро изрёк Василий Петрович, почё­сывая небритое лицо и извлёк из-под стола бутылку водки.

Мама щедро сервировала стол рыбными консервами, кислой капу­стой и даже открыла баночку маслинок. После первой рюмки водки мне стало намного легче, в голове прояснилось, а по телу разлилось живительное тепло.

– Наливай, Василий Петрович, по второй! – оживилась мама.

И мы начали похмеляться. Похмелье незаметно перешло в пьянку, пьянка затянулась и у нас начался процесс неконтролируемого запоя. Дни и ночи пролетали как в тумане, а мы всё пили и пили. Когда водка заканчивалась Василий Петрович бегал в магазин и приносил ещё. Сколько дней это продолжалось - не знаю. Когда я выруба­лась, засыпая прямо на ку­хонном диванчике, мне снились сны, больше похожие на кошмарный бред. Однажды мне приснилось, что я бегу через густой лес, а за мной го­нятся голодные, злые волки. Догнав меня, они рвут на мне одежду, царапают своими грязными, волоса­тыми лапами. Ожесточённо отбиваясь от них, я с ужасом понимала, что это никакие не волки - это здоровенные мужики с сильным перега­ром, исходившим из их от­крытых вонючих пастей, пытаются меня изнасиловать, а стоящая невдалеке от нас Галка, со звериным оскалом на лице, снимает всё это на камеру.