Моя душа

– Ах ты тварь такая! – услышала я сквозь сон.
– Тебе своих кобелей мало так ты ещё и на мо­его Васеньку позарилась?

Я открыла глаза и Галка тут же превратилась в маму. Стоя надо мной с перекошенным от злости лицом она выкрикивала какие-то ругательства, а Василий Пет­рович, низко опустив голову, что-то сбивчиво ей объяснял.

Моё куценькое оде­яло сползло на пол, коротенький халатик сбился, во всей красе обнажив моё ничем не прикрытое тело. Плохо соображая, что происходит, я одёрнула ха­лат, и неожиданно почувствовала что-то липкое, размазанное у меня по всему животу и бёдрам. Пронзённая ужасной догадкой, я моментально пришла в себя. Вскочив с диванчика я обследовала себя, но слава Богу, между ног у меня всё было сухо! Посмотрев на притихшего Василия Петровича, я перевела взгляд на маму.

– Убирайся!
– заорала она на меня, брызгая слюной.
– Сама не живёшь и людям не даёшь! Пришла тут, моего Васеньку совращать. Лежишь, пизду свою бритую выставила - ни стыда, ни со­вести нет! Вали на хер отсюда, шлюха бесстыжая!

Я с сочувствием посмотрела на маму, налила себе ста­кан водки, выпила залпом и ушла не попро­щавшись. На этот раз я ушла даже без тапочек. А на дворе уже была поздняя ночь.

Куда теперь идти?
– с содроганием думала я.
– Я, дура безмозглая, по своей глупости лишилась всего! У меня нет ни квартиры, ни машины, я практически го­лая и босая. У меня нет ни денег, ни даже паспорта! Телефон и кре­дитные карточки - всё осталось у Галки. Я не могу себе даже пожрать купить!

Умостившись на подокон­нике у окна на лестничной клетке, я ре­шила: - ничего, подремаю до утра, а там видно будет!

Утро в аду

Утро в аду. Начинается преображенье:

В нас проникает язвительный ангельский смех...

Чувство вины и всеобщее лёгкое жженье

Вдруг переходит в безжалостно режущий свет...

Спать на узком подоконнике было очень неудобно. Я дважды вскакивала от того что начала падать, к тому-же было очень холодно, а мой лёгенький домашний халатик едва прикрывал мой голый зад. Под утро меня начало мутить. Сейчас стошнит!
– подумала я и, выбежав на улицу, согнулась в рвотных позы­вах. Освободив желу­док, я выте­рла рот рукавом и, оглянувшись по сторонам, увидела стоявших рядом со мной двух бомжей с большими клетчатыми сумками в руках.

– Чего ты тут блюёшь, свинья гряз­ная?
– набросился на меня бомж в изодранной куртке.
– Дома не могла поблевать? Надо нам тут всё обга­дить?

– Да подожди ты, Николай! Не видишь, ей плохо!
– вмешалась бомжиха в старом пальто. – Ты кто такая, я тебя что-то раньше здесь никогда не видела! Вроде не из наших, а выглядишь не­важно! Из больнички сбежала, что ли?

Я покачала головой и пошла прочь.

– Да погоди ты! – окрикнула меня бомжиха. – Куда ты собра­лась? Сейчас менты загребут, по голове надают, оттрахают и куда-нибудь в лес завезут. Там и сдохнешь, как собака, если сразу не прибьют! Пошли со мной, от­дохнуть тебе надо! Подберём тебе что-нибудь на жопу напялить, а то срамотой своей на всю улицу светишь. По­шли милая, пошли!

– Меня зовут Надя, - приветливо представилась она, спускаясь в подвал соседнего дома.

Подвал, в который мы пришли, был на удивление чистеньким и благоустроенным. В углу стоял диван, за ширмочкой висел рукомойник.

– Умойся, милая, и надень вот это, – протянула она мне какую-то одёжку.
– Всё чистое, сама стирала. А ­потом может чего по­лучше подыщем, тут хорошие вещи люди на мусорку выбрасы­вают, иногда и вовсе новые, совсем не ношенные.

Брезгливо копаясь в куче старого хлама, я подумала: - в такую холодину мне любая тряпка сгодится. И так, что тут у нас? Футболка, куртка спортивная, трусы мужские семейные. Ну что ж, лучше в мужских трусах ходить, чем вообще без трусов лазить! А это что? Мужские босо­ножки 42 размера? Ладно!
– вздохнула я.
– Если застёжку потуже затянуть, ходить можно!

– На вот, покушай! – поставила передо мной Надя чашку буль­она, кусок курицы и пакет виноградного сока. – Не переживай – всё из мага­зина! Думаешь, мы тут вообще уже конченые, с по­мойки жрём? Поешь и ложись, отдохни немного, а нам с Николаем на ра­боту надо. Итак время на тебя столько потратили, скоро мусоро­воз приедет, а мы сидим тут с тобой, обновки меряем.

Они ушли, а я поела немного и прилегла. Уже засыпая, я вспомнила отрывок из стихотворения Анны Миляевой, и от­клю­чилась.

Все катится в пропасть. И в первую очередь - души,

А с ними и все остальное, взращенное в мыслях.

А что не продастся само - кто-нибудь, да задушит…

* * *

Я проваля­лась без сознания несколько дней. Иногда я что-то вскрикивала в бреду и опять теряла сознание. Порываясь куда-то бежать, я звала на помощь свою любимую Галочку.

Все эти дни Надя заботливо ухаживала за мной, поила таблетками, обтирала влажной тряпоч­кой, кормила из ложечки.

– Слава тебе Господи!
– едва придя в себя, услышала я.
– Кажется, она пришла в сознание! По­ставь чайник, Николай, ей нужно попить чего-нибудь горяченького!

С этого дня я быстро пошла на поправку и через три дня мы уже все втроём ходили на работу, - ведь жить-то за что-то надо было. Меня вводили в дело постепенно. Сначала мне показали закреплённую за нами территорию, распространявшуюся на четыре двора с семью домами и десятью ба­ками для сбора мусора. Выходить за эти границы было строго запрещено - там работали другие бригады таких же «санитаров дворов». Собирали мы только бутылки, бумагу и пивные банки. Бутылки сдавали в приёмный пункт стеклотары, бумагу и картонные коробки паковали и относили на пункт при­ёма вторсырья, а жестяные банки давили и копили по несколько дней, пока не наберём доста­точное количе­ство. Приёмщиков вторсырья мы уважали и старались с ними дру­жить, ведь они для нас были, своего рода, «бригадирами».

Тонкостей в нашем деле было много, но круг моих обязанностей Надя ограничила лишь сор­тировкой, упа­ковкой и сдачей «готовой продукции» на приёмные пункты. Кроме того, я должна была поддерживать чистоту и поря­док в нашем «доме».

Надя оказалась очень доброй и интеллигентной женщиной. Её в нашей округе уважали все, в том числе и «бригадиры». Судьба этой женщины сложилась очень не просто, как, впрочем, и судьбы мно­гих дру­гих бездомных. Имея диплом инженера-технолога пищевой промыш­ленности, она работала главным технологом на мя­сокомбинате. В 90-х годах комбинат обанкротился, его купили новые хозяева, провели сокращение и набрали новых специали­стов. Надю тогда оставили – на ней держалось всё производство, а та­кими кадрами как она, просто так не разбрасы­ваются. Чтобы удешевить себестои­мость выпускаемой продук­ции, новые хозяева стали грубо нарушать техно­логию производства, пренебрегая всеми требованиями, определёнными ГОСТом. Надя часто писала докладные своему руководству о всех «беспределах», творящихся на их комбинате, но всё это закончились тем, что её тоже уволили. Единственной кормилицей в её се­мье осталась дочь, но, как говорят, - «пришла беда – отворяй ворота!». Однажды, когда поздно вече­ром её дочь возвра­щалась с работы домой, её сбила машина. Водитель, конечно, скрылся, а де­вушка пролежала на дороге до самого утра, пока её не заме­тили прохожие. Время для операции было безнадёжно упущено и теперь для спасения до­чери Наде нужны были немалые деньги, которых взять ей было неоткуда. Ни машину, ни водителя, сбившего девушку, так и не нашли, не­смотря на многочисленные улики, оставшиеся на месте происшествия. В ходе след­ствия все улики куда-то ис­чезли, отвечать было некому, а платить за опера­цию нужно было срочно. Тогда Надя решила продать свою «двушку». Квартира ушла за бесценок, а дочь врачи так и не спасли.

С Николаем случилась иная история. Окончив с отличием физико-математический институт, он, как и его покой­ная мать, пошёл работать в школу преподавателем математики и физики. Там он по­знакомился с молодой учительницей русского языка и литературы, женился и вскоре у них родилась дочь. В счастливом браке они прожили четырнадцать лет, пока в школе, где они работали, не стали происходить разительные перемены.

Пришедшие в школу избалованные дети «новых рус­ских» вели себя крайне вызывающе, но богатые роди­тели щедро оплачи­вали их «обучение» и «благодарная» директриса требовала от преподавателей хороших отметок для отпрысков богатых родителей. Преподаватели вынуждены были закрывать глаза на низкую успеваемость и отвратительное поведение «золотых деток» и перетаскивали их из класса в класс. Николай с этими требованиями был категорически не согласен и тогда «золотые детки», унаследовавшие от своих родителей циничную же­стокость и особую изобретательность, решили наказать принципиального Николая. На него подали заявления об из­насиловании сразу три «золотые девочки». Все знали, что эти любимые отпрыски за­ботливых родителей, могли бы дать фору даже закоренелым «труженицам» ночных дорог, но их заботливые родители, сменившие жёсткие тюремные нары на мягкие кресла высокопоставленных чиновников, с помощью своих адвокатов, легко до­казали виновность строптивого учителя.

За совращение малолетних Николай получил восемь лет. Семья, не поверив в его невиновность, отреклась от него. Выйдя из тюрьмы Николай несколько месяцев скитался по городу, пока добродушная Надя не приютила его в своём подвале. С тех пор они стали жить и работать вместе.

Был в их компании и ещё один бездомный, Василий, по прозвищу «Фартовый», но с недавних времён его дела пошли на поправку и он ушёл от них, а при случайной встрече пренебрежительно отворачивался. Василий никогда в своей жизни нигде не ра­ботал, любил роскошно пожить и по­гулять на широкую ногу, за счёт жён новоиспеченных олигархов. У сильных мира сего на своих жён времени не оставалось - они были заняты более молодыми претендентками на эту роль деви­цами, и Василий стал у бо­гатых дам довольно таки востребованным мужчиной - до поры до времени, конечно! Неверные мужья хоть и любят оторваться на стороне, но очень не любят, когда их жёны занимаются тем же.