Моя горькая месть

— А ты постарайся объяснить! — давит, снова давит.

Мы как чужие. Всю эту неделю я как на иголках. Напряжение нарастало, я все время ждала этой грозы, вокруг Влада ходила на цыпочках, и вот. Случилось.

Радуйся, блин, Вера.

— Душа не на месте, как уж тут объяснишь, — горько усмехнулась. — Ты прав, я решила, что ты украл Полину, и вернулся к отцу.

Сказала, и Влад отшатнулся.

Вроде и сам озвучивал это, но все же, не ожидал услышать. Ждал, что солгу? Так я обещала не врать. Пусть бы и ради его блага, больше не стану.

— То есть, — он щурится, — ты со мной помирилась из вежливости? Чтобы сукой не выглядеть, так? И прощать ты меня не собираешься?

— Я… Влад, я простила, — надеюсь, я правду говорю, ведь я сама не понимаю, что чувствую. — Вот только забыть не получается. И довериться. Я сразу худшее предполагаю. Ты себя ведешь в последнее время гадко, ты обижаешь меня…

— Я ТЕБЯ выбрал, Вера! — проорал он. — Тебя, мать твою! Потому что люблю больше жизни, и малышку полюбил. Вы — семья, но что это за семья, блть, такая, где отец не может провести время с ребенком, а мать чуть что обвиняет во всех грехах?!

Я ведь не умом обвиняла, а сердцем.

Но скажу — не поймет. Влад — человек логики, этого у него не отнять. Все у него просто, а я… я просто устала.

— Ты меня не понимаешь. Мы на разных языках говорим. Мы… мы зря сошлись, — отвела взгляд к окну, страшась на Влада смотреть.

— Какого хера ты несешь?

— Такого. Ты счастлив?

— Да, — зло выплюнул Влад, на что я хмыкнула.

Мне не обязательно смотреть на него, чтобы понимать — врет. Я несчастлива, и он тоже несчастлив. Мечется, чувствует себя ненужным. Я ведь умом понимаю сейчас, что не стал бы он вот так Полину воровать, не сейчас. Даже если бы передумал, и к отцу вернулся — не стал бы. Но в тот момент я не думала об этом, мне больно было.

И дико страшно.

Снова дочку потерять. И его. Вот так, молча, я возвращаюсь — и нет у меня семьи. Вроде и не привыкать мне терять любимых, но… да кого я обманываю? К этому привыкнуть невозможно, и каждый раз все больнее, и больнее.

— Влад, ты несчастлив. Такая жизнь не для тебя.

— Ты за меня не решай, что для меня, а что — нет.

— Я ведь вижу все. Ты несчастлив. Так ведь?

Отворачивается, от моего взгляда укрывается.

Несчастлив, конечно.

— Вот видишь, — грустно шепчу.

— Я не из-за денег парюсь. Знаю, ты об этом думаешь, — в его голосе снова злость. — Я не такой балованный увалень, чтобы страдать от того, что не могу срать, сидя на золотом унитазе, Вера. И похер мне на счастье, лишь бы ты со мной была.

Лучше бы он меня ударил.

Пусть будет несчастлив, но рядом со мной — что это вообще такое?

— Это уродство. Мы счастливыми должны делать друг друга, а не мучить. Мы… мы ведь и правда не подходим друг другу…

— Остановись, — перебивает, но не тут-то было.

— Мы не подходим друг другу, — упрямо повторяю. — Мы поторопились. Ты несчастен, а тоже. Мы просто изводим друг друга. Ты меня — ревностью и упрямством, я тебя — истериками и тем, что не готова довериться. Я правда не готова, это логике не поддается.

— Вера, хватит. Ты сейчас скажешь то, о чем пожалеешь.

Не пожалею.

Недели хватило, и я не пожалею.

Не из-за того, что подумала о предательстве Влада. А ради него самого. Ради нас, которые еще могут быть. Еще можем быть «мы». Но если мы продолжим сейчас жить вместе, никаких «нас» не будет.

Это просто крах.

Мы катастрофически поторопились. Фатально ошиблись. Черт.

— Я скажу, что тебе нужно съехать. Прости, — собравшись с духом, проговорила я спокойно. Прямо в ошарашенное лицо Влада.

— То есть, это конец?

— Это… пауза.

— Нет, нихера, — вскочил со стула. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, то это конец, любимая. Либо я остаюсь, и мы налаживаем отношения, либо я ухожу, и все. Баста.

Мы не наладим наши отношения, живя под одной крышей — это ясно, как день. Мы просто уничтожим друг друга. А в доме Полина. Да, она еще малышка, и не понимает, почему мы скандалим, но она все чувствует.

— Уходи, — выдохнула, и закрыла ладонями лицо.

— Тогда это конец. Больше бегать я за тобой не стану.

Когда Влад уходил, я тоже ушла. Не могла смотреть, как он собирает вещи, просто не могла. Тянуло как в дешевой мелодраме броситься ему в ноги, и кричать, что не пущу.

Сама ведь попросила уйти, как тут не отпустить?

И вот, Влад открыл шкаф, достал чемодан, и все это не глядя на меня. А я банально сбежала, забрав Полинку.

— Детка, я ведь правильно поступила? — спросила свою четырехмесячную дочь, сидя на лавочке.

Полина ответила мне осуждающим взглядом.

Это не конец, это не может быть концом наших отношение… или может? Но не получается ведь ничего. Есть такое слово «поторопились», и слово это про нас с Владом — у нас всегда все быстро, на драйве и рефлексии, и страдаем мы оба от этого.

Не было правильного старта: свиданий, конфет и букетов, узнавания друг друга. Мы сразу в омут с головой бросились, и где оказались?

— Если бы я не попросила его уйти, он сам бы меня возненавидел, — чувствую себя сумасшедшей, пытаясь объяснить своей маленькой дочери, почему все так, а не иначе.

Влад выбрал меня, и меня же за это наказывал. Может, неосознанно… да, скорее всего неосознанно. Но эти его злые глаза, когда я собиралась на работу, тогда как он не может найти свое место, эти вспышки ревности, вечное недовольство всем и вся — это не медовый месяц, это черт знает что.

Он выбрал меня, и лишился всего. Рано или поздно, останься он со мной, возненавидел бы. И маленькую квартиру, в которой нам бы пришлось жить, и работу, на которой он не главный босс. И продукты по акции, и то, что мне нужно и самой работать. Он все это возненавидел бы, а значит и меня.

— Пусть возвращается к отцу. Может, со временем, мы как-нибудь наладим все, — пообещала Полине, уже смирившись со своим сумасшествием. — Или окончательно расстанемся. Но это не конец.

Хотя Влад сказал, что конец.

Черта с два.

Он не будет за мной бегать, я тоже не стану. Но у нас есть маленькое чудо — Полина. Она всегда будет нас связывать, а значит, ничего не закончится, пока мы сами того не решим.

Пока не разлюбим друг друга.

Взглянула на телефон — гуляем уже два часа. Этого времени Владу должно было хватить, чтобы съехать. Значит, пора домой.