Моя купель

6

Утром 30 апреля, за час до начала штурма Тиргартена, знаменщик нашего полка сержант Николай Масалов принес знамя к Ландвер-каналу. Было тихо, как перед бурей. И вдруг в этой тишине, тревожной и напряженной, в приглушенном треске пожаров послышался детский плач. Словно из-под земли звучал голос потерявшегося ребенка, который звал мать. Николай чутким ухом уловил, где плачет ребенок.

— Его надо спасти. Он под мостом.

— Ты уверен? — спросил я.

— Он под мостом, — повторил Николай.

— Передай знамя ассистенту.

Добраться до моста было чрезвычайно опасно. Площадь простреливалась со всех сторон, под коркой асфальта таились мины. Николай Масалов медленно полз вперед, осторожно прощупывая каждый бугорок, каждую трещину на асфальте. Вот он пересек набережную, укрылся за выступом бетонированной стены канала, затем перекинулся через нее.

Справа застучал крупнокалиберный пулемет. Застучал короткими очередями. Короткие очереди прицельные. Неужели напрасно рисковал Масалов? Николай — мой одногодок, родились и выросли в одном поселке и на фронт пошли вместе. В горле застрял какой-то комок, он перехватил дыхание, я будто оглох и потерял дар речи. Замолчали пулеметы. Затих и плач ребенка. Наступила минута оцепенения. Сколько она длилась — не знаю. Мне она показалась длинным часом пыток: ведь это я разрешил Масалову пойти под губительный огонь.

Несколько гвардейцев, не сговариваясь, приготовились к броску. Сейчас они превратят себя в мишени. Как их сдержать от броска?.. И тут все услышали голос Масалова:

— Я с ребенком! Пулемет справа, на балконе дома с колоннами! Заткните ему глотку!..

Мне никогда не доводилось видеть такого дружного и сильного огня, какой был открыт по дому с колоннами. Весь полк прикрывал смельчака. Масалов вышел из-под моста с трехлетней девочкой на руках... (В двадцатилетие Победы Николаю Ивановичу Масалову присвоено звание Почетного гражданина Берлина. Он живет на станции Тяжин Кемеровской области, работает в райкоме партии.)

Форсировать канал в тот день не удалось. Сильный огонь пулеметов с той стороны канала срывал наши атаки. К вечеру саперы ухитрились снять мины и обезвредить два фугасных заряда, подвешенных под фермами моста. Там же была обнаружена убитая женщина, вероятно мать той девочки, которую вынес Николай Масалов.

Теперь можно пустить танки. Однако первая попытка не дала результата. Танк — очень крупная цель, и, как только он появился перед мостом, на него обрушился шквал огня. Из глубины Тиргартена били противотанковые орудия. Тут оборонялись батальоны особой бригады «Лейб-штандарт Адольф Гитлер», которой командовал генерал Монке.

Танкисты попросили дать дымовую завесу. Но и это не помогло. Через мост успели проскочить только две группы автоматчиков: одна — во главе с Леонидом Ладыженко, другая — с бывшим моряком Тихоокеанского флота гвардии старшиной Евгением Горчаковым. Однако развить их успех не удалось. Все, кто попытался проскочить через канал по Потсдамскому мосту, были скошены пулеметным огнем. Выручила находчивость пехотинцев, которые предложили пустить через мост горящий танк. Броня штурмовых танков прикрывалась от ударов фаустников мешочками с песком. Эти мешочки облили соляркой и подожгли. Эсэсовцы растерялись: горящий танк продолжает двигаться и ведет огонь! Проскочив мост, танк ворвался во двор углового дома. Я перебежал через мост вместе со штурмовым отрядом второго батальона и, забравшись на четвертый этаж, увидел огромное здание, отмеченное на карте цифрой 153, — имперская канцелярия! До нее оставалось не более четырехсот шагов!

— Еще один рывок — и первомайское утро будем встречать в канцелярии Гитлера, — говорили гвардейцы, готовясь к атаке, назначенной на раннее утро.

Однако в 3 часа утра 1 мая поступил приказ о прекращении огня. Этот приказ передали в части, которые форсировали канал и вплотную приблизились к объекту «153» с востока, юга и запада. В 3 часа 20 минут на Горбатом (так мы его называли) мосту, что возвышался в ста метрах от Потсдамского трамвайного моста, показались немецкие парламентеры с белыми флагами. Их пропустили через канал в нашу сторону и отправили на командный пункт Чуйкова, в район гостиницы аэродрома Темпельхоф. Группу парламентеров из четырех человек возглавлял начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Ганс Кребс...

Вскоре сюда прибыл заместитель командующего Первым Белорусским фронтом генерал В. Д. Соколовский. Переговоры длились более десяти часов. Кребсу было сказано: «Никаких предварительных условий, только безоговорочная капитуляция». В 13 часов 8 минут 1 мая Кребс был отправлен с командного пункта Чуйкова восвояси. В 13 часов 30 минут мы пропустили Кребса через Горбатый мост. Он ушел к объекту «153» без единого выстрела с нашей стороны.

Туда же, к объекту «153», был протянут телефонный провод... Какие и кто вел переговоры по этому проводу, я не знаю, но хорошо помню, какая напряженная тишина была в те часы в районе объекта «153», на который были нацелены орудия, минометы и пулеметы наших штурмовых отрядов. Он был виден в прорези прицелов без оптических приборов.

В имперской канцелярии, в подземелье, укрывалась ставка Гитлера. Там же размещался центральный узел связи, откуда передавались приказы и распоряжения войскам всей Германии, — пульт управления бессмысленным кровопролитием, продолжавшимся по воле обезумевших маньяков.

Имперская канцелярия — одно четырехэтажное здание на целую улицу Фоссштрассе, огромное, мрачное, угловатое, с массивными квадратными колоннами. Крыша плоская, с площадками, где размещались зенитные орудия и пулеметы. На четной стороне этой улицы строений не было, вместо них — длинный забор из железных решеток с калитками в парк и зоологический сад.

По истечении срока ультиматума о безоговорочной капитуляции по объекту «153» был открыт огонь из всех видов оружия. Канонада возобновилась после 6 часов вечера 1 мая и закончилась в 00 часов 50 минут 2 мая. Под прикрытием огня артиллерии наши штурмовые отряды улучшили свои позиции, местами продвинулись вперед, но особой активности не проявляли, ожидая появления новых парламентеров. Так и случилось. В 00 часов 40 минут 2 мая радист нашего 220-го гвардейского полка сержант Петр Белов принял текст обращения немецкого командования на русском языке: «Алло! Алло! Говорит пятьдесят шестой германский корпус. Просим прекратить огонь. В ноль пятьдесят по берлинскому времени высылаем парламентеров на Потсдамский мост. Опознавательный знак — белый флаг. Ждем ответа». Это обращение было повторено пять раз. Его передали в штаб армии, и снова поступил приказ о прекращении боевых действий на указанном участке.

Во втором часу ночи 2 мая на Потсдамском мосту я встретил парламентеров во главе с полковником, у которого был документ следующего содержания: «Полковник генерального штаба фон Дуфинг является начальником штаба 56-го танкового корпуса. Ему поручено от моего имени и от имени находящихся в моем подчинении войск передать разъяснения. Генерал артиллерии Вейдлинг».

Через два часа по кратчайшему пути от имперской канцелярии до Потсдамского моста и далее до КП 8-й гвардейской армии прошли три парламентера в штатском. Один из них — правительственный советник министерства информации (пропаганды) Хейнерсдорф. Он нес Чуйкову обращение доктора Фриче: «Как Вам извещено генералом Кребсом, бывший рейхсканцлер Гитлер недостижим (покончил самоубийством). Доктора Геббельса нет в живых. Я, как один из оставшихся в живых, прошу Вас взять Берлин под свою защиту. Мое имя известно. Директор министерства информации (пропаганды) доктор Фриче».

В 6 часов 2 мая через Потсдамский мост перешел в сопровождении двух генералов командующий обороной Берлина, командир 56-го танкового корпуса генерал Вейдлинг. На КП Чуйкова он подписал приказ о капитуляции берлинского гарнизона, заявив при этом, что сопротивление теряет всякий смысл, что его войска прекращают огонь и готовы сложить оружие. Огонь был прекращен повсеместно, и началось массовое разоружение берлинского гарнизона.

Боевые действия в Берлине закончились к 10 часам утра 2 мая. К этому времени воины армии генерала Кузнецова взяли рейхстаг, подойдя к нему с севера; войска генерала Берзарина и гвардейцы Чуйкова, овладев в жестоких боях центральной частью Берлина, вышли к имперской канцелярии.