Моя купель
Шрифт:
— Вы к мужу? — спрашивает.
— Да, хочу видеть Василия Васильевича.
— Только что увезли в госпиталь...
— А машина его где?
— В гараже... Как-то дотянул ее сам, загнал в гараж и упал... Вызвали неотложку. Просилась вместе с ним. Не взяли. Сказали... нельзя.
Догнать неотложку удалось только у госпиталя. Но ворота закрылись перед радиатором моей машины. Прорвался к главному врачу.
— В ближайшие дни встреча исключена, — сказал главврач. — Он в отделении реанимации...
«Все-таки сработал «взрывной механизм», — грустно подумал я. Но тут же отгоняю зловещую мысль. Знаю, Графчиков не сдается без борьбы, выдюжит и на этот раз.
...В сентябре 1941 года из-под Старой Руссы его отправили с эшелоном тяжелораненых в глубокий тыл, в свердловский госпиталь.
Прибыл он в нашу 284-ю стрелковую дивизию чуть прихрамывая, без костыля, чтобы не подозревали об «ограниченной годности». Его назначили комиссаром отдельной разведывательной роты. На груди орден Красного Знамени, полученный из рук Михаила Ивановича Калинина. Боевой, опаленный огнем первых дней войны политработник, коммунист. Присмотрелись к нему — волевой, людей понимает. Да и разведчикам понравился новый комиссар.
В конце июня сорок второго года немецкие войска начали наступление на воронежском направлении. Дивизия заняла оборону на подступах к железнодорожному узлу станции Касторная. Группа разведчиков во главе с Графчиковым на двух грузовиках была выброшена вперед, чтобы выявить силы противника. Разведчики дважды вступали в бой с мотопехотой противника. Разгромив в ночном бою группу мотоциклистов, находившихся на привале, разведчики вернулись на немецких мотоциклах, прихватив с собой и немецкого радиста вместе с рацией.
Двое суток дивизия отбивала атаки танков и мотопехоты на подступах к Касторной, не отступив ни на шаг. На третьи сутки стало известно, что дивизия оказалась отрезанной от тылов. Поступил приказ: отвести полки на новый оборонительный рубеж. Рота разведчиков вместе с командиром была оставлена на северо-восточной окраине станции Касторная и получила задачу: прикрыть отход, продержаться во что бы то ни стало пять-шесть часов, чтобы полки могли оторваться от наседающего противника.
Десять часов беспрерывно разведчики отражали атаки во много раз превосходивших сил врага. Пять часов кряду Василий Графчиков не выпускал из рук пулемет. Рядом с ним бились молодые разведчики: лейтенант Сергей Титов, замполитрука Иосиф Кеберов, сержант Василий Гвоздев, рядовые Михаил Исаев, Петр Тарасов, Александр Цыганцов. Им угрожала гибель в окружении, но они не думали отходить со своих позиций до конца выполнения задачи. Их считали обреченными, а они намеренно старались отвлечь на себя как можно больше сил противника. Когда же наступила ночь, бросились в контратаку и вырвались из огневого кольца. Потерь не было. Лишь три разведчика получили ранения, но из строя не вышли.
— Что помогло? — спрашивали тогда Графчикова.
Он, не задумываясь, ответил:
— Взаимная выручка и смекалка.
И еще эпизод. Один из многих. Обороняясь и сдерживая натиск врага, дивизия вновь оказалась в окружении, что нередко бывало в тот период. Ночью 6 июля перед разведротой опять была поставлена задача: найти слабое место для выхода из окружения. Путь был найден, но, чтобы отвлечь внимание противника от избранного направления прорыва, Графчиков предложил совершить ночную атаку и отбить железнодорожный узел Касторная. Он знал, что захватчики боятся темноты, не умеют воевать ночью, потому и повел смело за собой роту разведчиков и роту саперного батальона.
Разведчики громили штабы, а саперы минировали мосты и переезды на тех маршрутах, по которым враг мог начать преследование отходящих частей дивизии. Взять Касторную не удалось, но завязавшийся там ночной бой отвлек силы гитлеровцев.
Разведчики и саперы потеряли в том неравном бою десять человек убитыми и более тридцати ранеными, но тысячи бойцов и командиров дивизии вышли из окружения и заняли новый оборонительный рубеж. Двадцать три дня дивизия сдерживала натиск танков и пехоты на том рубеже, а затем была выведена из боя и отправлена в Красноуфимск на пополнение и довооружение.
В
полках и батальонах осталось не более четверти боевого состава, а разведрота, несмотря на то что ее бросали на самые трудные участки, сохранила боеспособность.20 сентября сорок второго года полки дивизии сосредоточились в дубравах на восточном берегу Волги. А там, на западном, распластался огромный город. Нет, уже не город, а сплошные развалины, где вздымались рыжие космы пожаров, взрывы снарядов, бомб. Все охвачено огнем — закрывай глаза и плыви, как обреченный на испепеление. Прыжок в кратер действующего вулкана... Так думалось, так казалось.
Однако за сутки до начала переправы в горящем городе побывали разведчики. Их уводил туда Графчиков. Не подгонял, а вел за собой — туда и обратно. И теперь каждый батальон, каждая рота имели проводников — разведчиков, хорошо знавших маршруты движения.
— В бой придется вступать еще до высадки на огненный берег, — говорили разведчики. Они уже испытали на себе жар того огня и знают, где, от какого причала следует бросаться в атаку.
Высадившись на берег, полки дивизии вместе с батальонами морских пехотинцев Тихоокеанского флота опрокинули прорвавшихся к Волге гитлеровцев, вышибли их с территории завода металлических изделий и закрепились на Мамаевом кургане. Попытка гитлеровцев оседлать здесь Волгу провалилась. В полдень того же дня разведчики Графчикова, уточнив обстановку перед фронтом соседей — 13-й гвардейской и 95-й стрелковой дивизий, обосновались на вершине кургана, куда вскоре переместился наблюдательный пункт командарма Чуйкова.
На войне командиры быстро продвигаются в должности, если они проявляют зрелость мышления, личное мужество, отвагу. 2 октября Василий Графчиков был назначен начальником разведки дивизии. В тот день в центре города сложилась трагическая обстановка: наступая большими силами вдоль оврагов Крутой и Долгий, гитлеровцы прорвались к Волге и таким образом разрубили оборону города на две части. 13-я гвардейская дивизия Родимцева, оборонявшая центр города, оказалась отрезанной от главных сил армии. Перед Графчиковым поставили задачу восстановить с ней локтевую связь. Собрав своих разведчиков и получив на усиление батальон одного из полков, а также роту химической защиты, Графчиков организовал ночную контратаку против прорвавшихся к Волге гитлеровцев.
Контратака началась с исходных позиций на южных склонах кургана. Разведчики наносили удар в тыл прорвавшимся гитлеровцам, а стрелковый батальон вместе с ротой химической защиты — вдоль северного берега оврага. Наступали не на запад, а на восток. Такого маневра гитлеровцы не ожидали. Они спустились к Волге, и наши гнали их туда же, под огонь фланговых пулеметов, расставленных у обреза берега, перед водой. На головы захватчиков обрушились гранаты и густые очереди автоматов... Все выходы из оврага были закупорены огнем. Враг оказался в огненном мешке. В том бою было истреблено более двух батальонов противника, взято много пленных и оружия. Локтевая связь с дивизией Родимцева была восстановлена и до конца сражения за Сталинград не прерывалась.
Несколько дней подряд вражеские минометчики с поразительной точностью накрывали огнем наши лодки и катера, доставлявшие в Сталинград боеприпасы и людей. Они не давали эвакуировать за Волгу раненых. Появится на воде лодка, особенно на середине течения, — тут же попадает в вилку. С помощью наблюдателей и лазутчиков Графчикову удалось установить расположение снайперской минометной батареи немцев. Это был район тиров на северо-западных скатах Мамаева кургана. Минометы укрываются за козырьком глубоких овражных отрогов. Их можно обезвредить ударом группы гранатометчиков. Но как пробраться туда? Ведь батарея находится за передним краем, в тылу противника. Для этого надо прорвать оборону врата фронтальным ударом. А где взять силы? Их не хватало на всех участках. И перед Графчиковым ставят задачу: взять с собой пятьдесят проверенных в боях разведчиков, обеспечить их «карманной артиллерией» — выдать по две сумки гранат — и перед утром, в самое темное время, перейти передний край и совершить налет на батарею, уничтожить ее. С этой задачей разведчики Графчикова справились. Больше того, они привели двух «языков», а сами возвратились, не понеся никаких потерь.