Моя летопись

«День только к вечеру хорош…» [185] — писал он когда-то.

Нет, вечер его жизни не был хорош.

О его душевном состоянии говорят кое-какие дошедшие до нас стихи.

Человек иль злобный бес В душу, как в карман, залез, Наплевал там и нагадил, Все испортил, все разладил И, хихикая, исчез. Дурачок, ты всем не верь, — Шепчет самый гнусный зверь, — Хоть блевотину на блюде Поднесут с поклоном люди, Ешь и зубы им не щерь.

185

«День только к вечеру хорош…»

— Цитата из триолета, вошедшего в книгу «Очарования земли: Стихи 1913 года» (сб. «Очарования земли» / Собр. соч. Т. XVII. СПб., 1914) — была подарена Сологубом Тэффи с дарственной надписью. (прим. Ст. Н.).

Тяжело и озлобленно уходил он.

В мире ты живешь с людьми, — Словно в лесе, в темном лесе, Где написан бес на бесе, — Зверь с такими же зверьми.

Это как он его воспринимал. Звериное Царство, он, Дон Кихот, не смог уже претворить в мечту, в прекрасную Дульцинею, как делал из жизни, «бабищи румяной и дебелой».

Тяжело и озлобленно уходил он. И умер он, в сущности, уже давно и только пребывал в полужизни, ни живой ни мертвый, как его тихие мальчики в «Навьих чарах»… «Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Апокалипсис. Гл. 3.1). И та его смерть, о которой дошла до нас весть в эмиграцию, является только как бы простой формальностью.

И может быть, смерть эта, для которой его муза находила такие странные, необычно нежные слова, может быть, она, жданная и призываемая, пришла к своему Рыцарю тихая и увела его ласково.

Алексей Толстой

[186]

Вечер у старой писательницы Зои Яковлевой [187] .

Теперь, конечно, немногие помнят ее, но так как истоки некоторых моих воспоминаний находятся именно в ее салоне, то не мешает сказать о ней несколько слов.

186

Впервые: Новое русское слово. 1948. 7 ноября. (прим. Ст. Н.).

187

С. 203. Яковлева(урожд. Россет) ЗояЮлиановна — прозаик, драматург; драма «Поздно» ставилась на императорских сценах; в 1906–1908 гг. — сотрудница сатирических журналов, псевд. «Скаблиоза». (прим. Ст. Н.).

Это была милая старая писательница, очень известная в литературных кругах не столько своими произведениями, сколько гостеприимством и добрым отношением к своим друзьям. Она всегда кому-то покровительствовала, кого-то знакомила с нужным человеком, помогала советами и протекцией. Кто-то сочинил о ней:

Доброе ль, злое — Все мы спешим К маленькой Зое С сердцем большим.

Писала она повести и рассказы, пьесы ее шли в частных театрах. Помню, как она жаловалась на редактора «Вестника Европы» [188] , который не принял ее рассказа.

188

С. 204. …она жаловалась на редактора «Вестника Европы»… —Имеется в виду ежемесячный журнал, который начал издаваться в 1866 г. под редакцией либерального профессора М. И. Стасюлевича. В журнале публиковались как статьи по вопросам экономики, политики, истории, естествознания, так и произведения крупнейших русских писателей XIX и начала XX в. В 1918 г. журнал прекратил свое существование. (прим. Ст. Н.).

— Он нашел, что у меня мало психологии. Однако в трех местах у меня отмечено, что помещик Арданов внутренне побледнел. Разве это не психология? Я сказала, что могу прибавить еще.

Помню, как добрая Зоя вызвалась приложить руку к одному моему запуганному делу.

— Я познакомлю вас с одним чиновником, очень важной птицей. Говорить с ним буду я сама, а вы должны делать вид, что ровно ничего не понимаете.

Сговорилась с важной птицей, надушила меня своими духами и повезла. Птица оказалась больна, приняла нас в халате и в мягкой рубашке с гофрированным жабо. Угостила чаем и конфетами.

— Помните, что вы не должны ничего понимать, — шепнула мне моя покровительница и стала излагать мое дело. Я так вошла в свою роль, что действительно ничего не понимала из того, что Зоя плела, и, на правах дуры, молча съела полкоробки конфет.

Несмотря на это, из хлопот Зои ничего, однако, не вышло.

Итак, вернемся к вечеру у милой Зои.

Мои первые рассказики только что были напечатаны в «Биржевых ведомостях». Я смотрю с уважением на Минского [189] , его жену поэтессу Вилькину [190] , помощника редактора «Нивы» Эйзена и прочих великих людей.

189

Минский(наст. фам. Виленкин) Николай Максимович (1855–1937) — писатель, философ, теоретик символизма; после 1907 г. жил за границей. (прим. Ст. Н.).

190

ВилькинаЛюдмила Николаевна (1873–1920) — поэтесса, переводчица, жена Н. Минского. (прим. Ст. Н.).

Я немножко опоздала. Какая-то неизвестная дама успела прочесть свое произведение, [191] что-то длинное, кажется пьесу. Я сижу тихо в уголке, чтобы никто не спросил моего мнения. Нехорошо опаздывать.

Ко мне подсел рослый, плотный студент, с какими-то знаками на плечах — политехник, что ли. Лицо добродушное, русый чуб на лбу.

— Вы что так тихо сидите? — спросил он.

— Да вот тут дама читала, а я и не слышала. Неловко.

— Я тоже не слышал. Это мне и дома надоело.

191

Какая-то неизвестная дама успела прочесть свое произведение… —Имеется в виду мать Алексея Толстого А. Л. Востром (урожд. Тургенева), по первому мужу графиня Толстая (1854–1906), — прозаик, драматург, очеркист. (прим. Ст. Н.).

— Как так?

— Да эта дама как раз моя мать.

Слава Богу, что я не успела сказать что-нибудь неладное про дам, читающих пьесы.

Студент поговорил немножко про свое житье-бытье. Оказалось, что он женат и у него сын.

— Толковый малый, — хвалил сына студент. — Я вчера днем заснул, а он взял палку да как треснет меня по лбу.

— Сколько же этому толковому лет?

— Четвертый.

Поговорили еще немножко, потом студент подсел к хорошенькой сестре графини Муравьевой.

Ко мне подошла хозяйка дома.

— Смотрите, как Алеша Толстой ухаживает! Да это и понятно. Она так похожа на его жену, но еще красивее. Значит, есть определенный тип, который он любит. Это хорошо.

Мне не показалось особенно хорошим, что человек любит не жену, а тип, но со старшими никогда не спорила. Может быть, у писателей так полагается — почем я знаю.

Через несколько дней услышала я снова о Толстом. Кто-то читал его стихотворение про какого-то лешего. Описывалась морда этого лешего очень хорошо: «весь в губу».

Говорили: «Он талантливый, этот молодой человек».

Потом попался мне его первый рассказ, из деревенской жизни, как били конокрада. Да, Алексей Толстой был действительно талантлив.

Его стали печатать, и он быстро сделал себе имя.

Герои его первых рассказов были почему-то всегда дурак и Сонечка. Я даже как-то спросила у него, почему это так.

— Разве так? — удивился он. — Чего же это я так? А?

Встречались мы уже не у Зои, ее салон кончился (кажется, она умерла, не помню), а у Сологуба.

Как-то был у Сологуба большой костюмированный вечер. Толстой пришел со своей новой женой, Соней Дымщиц [192] . Костюм на нем был незабываемый. Он был одет бабой в предбаннике. Бабья холщовая рубаха немного ниже колен, на босу ногу шлепанцы, в руках веник и шайка.

На этом же балу произошел знаменитый скандал с лисьим хвостом. Некто доктор Владыкин принес как раз перед балом А. Чеботаревской, жене Сологуба, показать лисьи шкурки. Толстые взяли одну шкурку и оторвали у нее хвост, который был нужен Ремизову [193] для его бесовского маскарада. Оторвали и нацепили на Ремизова. Доктор Владыкин обиделся и написал сердитое письмо Чеботаревской. Та, в свою очередь, сердитое письмо Толстому. Толстой ответил Чеботаревской гневно и гордо:

192

С. 205. Толстой пришел со своей новой женой, Соней Дымшиц. — Толстая (Дымшиц) Софья Исааковна (1889–1963) — художница, вторая жена (в 1907–1914 гг.) Толстого. (прим. Ст. Н.).

193

РемизовАлексей Михайлович (1877–1957) — прозаик, драматург, мемуарист. С 1921 г. — в эмиграции. Ремизов любил всевозможные розыгрыши, создал Обезьянью палату и посвящал в ее рыцари своих друзей и знакомых — для всевозможных ритуалов он использовал звериные меха, предметы из шаманских культов и т. п. (прим. Ст. Н.).