Моя по контракту

— Вы друзья? — не удерживаюсь от вопроса, когда Грачёв возвращается за руль и мы выезжаем на трассу.

— Сейчас да, раньше были любовниками.

— А.

Чувство, что скреблось внутри, пока мы общались с этой Ларисой, оказалось не ложным. Он ответил честно, мне на это сказать нечего, но привкус горечи во рту никуда не деть.

— Не ревнуй, Змеевна. Лариса — хороший человек. Я её очень любил, но был слишком молодым и дурным, а ей нужен был мужчина, а не пацан.

— Понятно.

— Было больно, но потом перегорело. Совсем. Сейчас мы друзья, но близко не общаемся.

— Понятно.

— Ну чего ты заладила, Ася? Я говорю как есть.

— С Никитой мы тоже только друзья, но ты мне поставил ультиматум.

— Потому что этот твой Никита-только-друг смотрел на тебя как голодный бульдог на кость.

Я фыркаю и отворачиваюсь к окну. Хотела спросить, почему Стас сначала так категорично не хотел говорить о ситуации на Орловских, но потом передумываю. Слишком внутри горячо, кипит будто. Надо успокоиться, тогда и спрошу.

Потом приходит сообщение от Инны, что они с Олегом будут в городе спустя час, предлагают встретиться. Я прошу Стаса подкинуть меня к тому кафе, где мы уже виделись. Ему эта идея нравится не особо, но он соглашается.

Когда останавливается у кафе, и я уже намереваюсь выйти, ловит за локоть, тормозя. А потом тянет на себя и целует. Без слов и привычных шпилек. И меня немного отпускает, я даже улыбаюсь, убегая.

* * *

— Это нельзя так оставлять! — Инка возмущённо взмахивает рукой, едва не зацепив свой стакан с апельсиновым соком.

— Совершенно с тобой согласна, — поддакиваю, а у самой внутри аж дрожь от возмущения.

— Пусть подавятся другой темой — напишем! Но и с этой я расстаться не готова. Столько времени и сил вложено, мы же, считай, расследование провели.

Но ведь и правда обидно. И ясно, что что-то тут не так.

— Присоединяйтесь к нам, — вклинивается в наш эмоциональный разговор Олег. — Тем более, вы настолько в теме. В городе давно природу гробит кучка богатеев, и мы хотим громко выступить.

— Конкретнее, — поворачиваюсь к парню подруги. — Выступить как?

— С протестом. Есть информация, что выброс был сделан уже при новом хозяине сажевого. Он экономит на оборудовании, даже фильтра ночью выключают иногда. Обратите внимание на трубы завода часа в четыре утра, если будете в городе, а зимой так вообще, какого только цвета снег не выпадает. А на "старом" рынке, что у метзавода, по утрам воняет тухлыми яйцами.

— Сероводород, — констатирует Инка.

— Об этом ещё не объявляли общественности, но мы выяснили, что хозяин метзавода и выкупил сажевый.

Я выдыхаю. Если честно, хоть Стас и сказал, что не имеет отношения к сажевому, в глубине души я сомневалась. И сейчас обрадовалась, что это правда не он.

— Олег, расскажи подробнее о протесте, — прошу я. — Вы хотите выйти под стены завода?

— Да, плакаты, лозунги, карикатуры — мирно, ничего криминального. Хорошо, если пресса увидит.

Можно было бы связаться с этой Ларисой. Но я пока не предлагаю, вдруг не получится.

Уезжаю я из кафе в приподнятом настроении. Возможность хоть как-то повлиять на охрану природы вдохновляет. Это моё призвание, будущая профессия. Нужно двигаться вперёд, что-то делать, а не только конспекты изучать.

Если протест хотя бы локально, в пределах города, привлечёт внимание — уже хорошо.

Домой возвращаюсь в возбуждённая, готовая к свершениям. Надо отпечатать слоган и узнать у Стаса, как связаться с Ларисой. Последнее не особо приятно, но ради дела потерплю.

Грачёв ещё не вернулся. Я печатаю листы с лозунгом "Чистые озера!", склеиваю в ленту и складываю. Желание действовать бьёт ключом. На месте сидеть не получается, мне надо чем-то заниматься.

Решаю испечь блины. Хочется и сладких, и с мясом. Дело нехитрое, особенно на такой благоустроенной кухне.

В морозильной камере нахожу фарш, в холодильнике творог. За час успеваю и напечь и накрутить рулетиков с начинкой. Но не ем. Жду.

Сама от себя глаза закатываю. Да, Ася, вот ты и втрескалась. Стряпаешь, сама не ешь — ждёшь.

Ну, до эсэмэсок опускаться не буду.

Да и не приходится. Едва успеваю принять душ и переодеться, как возвращается Стас.

Морщит лоб, когда ловит аромат еды.

— Вау, — улыбается, а у меня аж пальцы показывает от удовлетворения.

Хочется дать себе затрещину. Напомнить, кто он, кто я, и как мы оказались вместе. И вместе ли?

— Блинчики? Те самые, о которых бабушка твоя хвалилась?

— Типа того, — тоже улыбаюсь, стараясь быть скромнее. — Давно не ела, захотелось.

— Но меня решила подождать.

Ну вот зачем он это озвучивает?

— Может, мне даже поцелуй положен? — снимает пиджак, откладывает его на спинку стула и медленно идёт ко мне.

— Обойдёшься, — фыркаю и отворачиваюсь, но Стас обхватывает меня сзади, заключая в объятия.

Дёргаюсь разок, пытаясь сбросить его руки, но потом затихаю. Он не сжимает сильно, но держит крепко. Просто стоит, давая мне время выдохнуть и расслабиться.

Он так хорошо пахнет. Голова кружится. И в животе волнение просыпается.

— Змеевна, хватит отрицать очевидное. Ты меня хочешь.

— Вот это самомнение!

— И я тебя тоже, — прикасается легонько губами сзади к шее к выпирающему позвонку. — Помню, обещал не торопиться, но у меня мозг не работает, понимаешь? Весь день на работе вспоминал, какая ты вкусная.

— Стас!

Меня начинает колотить. Он говорит таким голосом, что я чувствую себя раздетой.

— Какая узкая и пугливая, — напрягаюсь в его руках, и объятия тоже каменеют, давая понять, что вырваться он мне не даст. — Я безумно тебя хочу, Ася. Твои блинчики тоже, но тебя сильнее. Давай расширим наши горизонты прямо тут, на кухне? Не полностью, но хоть немного.

Я и ответить ничего не успеваю, как он подталкивает меня к столешнице, давит на спину, наклоняя и прижимая грудью к поверхности стола.

Что за дикость такая, не успел привет сказать, уже раскатал на столе. Прижался сзади сильными бёдрами. Задницей чувствую его эрекцию, вспоминаю, как касалась рукой и внутренне вся сжимаюсь. И сладко, и страшно.

Кажется, я совсем пропала. Как ещё объяснить то, что едва Грачёв меня касается, я забываю обо всём? Мозг топит в гормонах.

Чисто для успокоения собственной совести пытаюсь его оттолкнуть, но мои старания тут же обрывают.