Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, революционера

Приятно и то, что слетел Брусилов, но неприятно, что назначен Корнилов. А впрочем, все равно, всякий на этом посту сейчас вызвал бы во мне отвращение.

От Зины Серебряковой письмо. Они только что пережили ужасные тревоги из-за эпидемии дизентерии, от которой умерли дети управляющего их имением и чуть было не умерли их собственные. Это известие окончательно утвердило Акицу в правоте ее выбора между севером и Украиной и «что было бы, если бы мы поехали в Нескучное!»

<…>

<4 августа (22 июля)>

5 августа (23 июля). Воскресенье. Очень плохо спал из-за комаров, а потому вышел к кофе лишь в 9 ч., когда уже лежала на столе газета.

Наступил кризис, и мне сдается, что он разрешится просто-напросто реставрацией царизма! Керенский подал в отставку под предлогом, что, не справившись с партийными переговорами, он не может дольше рассчитывать на устроение власти. Даже уехал из Петербурга. Вслед за ним погрозился уйти и Некрасов, оставшийся якобы для того только, чтобы принять отставку Керенского. Видно, что пошла откровенная игра назад. <…>

И публикуется прокурорским надзором род обвинительного акта Ленину и его «сообщникам» – документ, поражающий своей очевидной беспочвенностью, однако официально обвиняющий лидеров большевиков в измене и в немецком подкупе. <…>

7 августа (25 июля). Вторник. Потеплело, но сыро и серо. Третий день нет газет, и «интереснейший роман», в котором мы можем оказаться (хотя бы пассивно) участниками, прерван на полуслове. Чего только не могло произойти в Петрограде за субботу, воскресенье, понедельник и сегодняшний день! А в сущности, пожалуй, так и лучше. <…>

8 августа (26 июля). Среда. Именины моих двух Анн [151] . Наши хозяева или, вернее, управляющий имением Шлазейне решительно не желает посылать в Яблоновку за почтой, и мы уже второй день сидим без газет. Но для сегодняшнего утра это оказалось особенно кстати. Благодаря отсутствию этих гнусных бумажек оно вышло особенно солнечным, радостным, именинным. Настоящий летний праздник. <…>

<9 августа (27 июля) – 14 августа (1 августа)>

151

Жены и дочери.

20 сентября (7 сентября). Четверг. Вот уже более месяца я не сажусь за свой письменный стол и не беру пера в руки. И ведь нельзя сказать, что не о чем писать. Тем слишком много. Но как их препарировать, как к ним приступить, как их разработать, а главное, как каждую исправить, – вот этого и не знаешь. <…>

Нет записей между 20 сентября (7 сентября) и 19 ноября (7 ноября). – Ред.

20 ноября (7 ноября). Вторник. Кондитерская «Аи bon goiit», находящаяся в том же доме, отказывается впредь выпекать для нас хлеб. Снова придется бедным нашим прислугам простаивать часами в «очередях» [152] !

152

Употребляя новое и непривычное для себя слово, Бенуа заключил его в кавычки. В начале XX в. очереди в магазинах, широко распространившиеся только с 1916 г., называли «хвостами».

Из политических новостей (по газетам) отмечаю следующие:

a. Генерал Верховский¹⁵⁵ приехал в Ставку, но из самой Ставки нет никаких сообщений;

b. Министерство иностранных дел будто бы становится на работу. Это из «Правды»;

c. Луначарский официально объявляет, что все служащие бывшего Министерства Двора должны продолжать работу. О назначении новых комиссаров умалчивается;

d. Идет (мирная покамест) осада Государственного банка. Рабочие не допускают большевиков до кассы. Началась эта передряга из-за требования миллионов в распоряжение Совета народных комиссаров;

e. Арестован Пуришкевич и молодой Юсупов при весьма драматических обстоятельствах…

f. Обнародовано в «Новой жизни» и в других газетах письмо Пуришкевича и барона Боде¹⁵⁶ к Каледину¹⁵⁷ с призывом прийти на помощь Петербургу и учредить белый террор. Это пахнет плахой. На допросе Пуришкевич объявил себя «убежденным монархистом»;

g. «Новая жизнь» в подробностях описывала убийство священника в Царском Селе. Происшествие трагическое и омерзительное, но на страницах «Новой жизни» оно является таким же средством натравливанья на большевиков, каким были пресловутые немецкие зверства во французской прессе в начале войны;

h. Аналогичного характера «мужественная» статья Горького [153] ;

i. Голод начался и в армии. Это признается официально, и в этом наибольший ужас;

j. Единственное интересное сообщение с Запада – это смерть Родена. Для меня он умер гораздо раньше (я перестал в него верить!).

<…>

Трогательное и характерное для момента письмо я получил от художника Верейского.

«Дорогой Александр Николаевич! Я не могу не говорить с Вами! Я охотно сделал бы это устно, придя к Вам, но, во-первых, говорить я должен с Вами – одним. Затем, я должен говорить о том, что мучает меня, прежде всяких других разговоров с Вами. Боясь, что это может не удаться мне при личном свидании с Вами, я пишу Вам. Я не стану говорить Вам о душевных муках, общих у меня в данный момент с миллионами людей, у которых переворачивается душа от того неслыханного торжества насилия, обмана и лжи, что принесла с собой победа большевиков.

153

Возможно, имеется в виду статья М. Горького «К демократии», опубликованная в «Новой жизни» 7 (20) ноября 1917 г.

С Вами я сейчас хочу говорить о другом. Меня мучает вопрос о том, как отнеслись Вы, Александр Николаевич, к большевистскому погрому с самого его начала. Я знаю, что Вы питаете симпатии к большевикам.

Но разве может быть вопрос о тех или иных политических симпатиях там, где возможно одно лишь отношение «по-человечески».

Вы художник и христианин! Этим всё сказано, это должно прогнать все сомнения. И все-таки… все-таки они мучают меня, я Вам честно признаюсь в этом. Простите меня, Александр Николаевич, если я, к великой радости моей, не имею права на это сомнение.

Вы мой учитель, Александр Николаевич! Я входил с трепетом в Ваш дом! Рассейте эти сомнения! Мне хочется знать, что ни крупицы Вашего сочувствия не было победителям, что Вы сразу же порвали с гг. Луначарскими и пр. Рассейте тот кошмар, Александр Николаевич, в котором кровь истерзанных жертв, вопли насилуемых женщин, гибель произведений искусства заставляют меня с мучительным вопросом думать о Вас! Содержание этого письма никому не известно. Я хочу, чтобы знали его Вы один. Ваш Г. В.».

21 ноября (8 ноября). Среда. <…>

…Пришло из Зимнего дворца письмо от Луначарского. Помещаю его здесь вместе с черновиком ответа, который у меня вышел очень бесформенным <…>.

На конверте: «Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов Рабочих и Солдатских Депутатов – Александру Николаевичу Бенуа».

Самое письмо с заголовком слева: «Центральный Всероссийский Исполнительный Комитет Советов Рабочих и Солдатских Депутатов». Под ним: «Народный Комиссар по Просвещению».