Моя сто девяностая школа (рассказы)

И Бобке пришла в голову мысль: пойти петь по дворам.

Это было необычное зрелище: во двор дома входили трое мальчишек, вставали в ряд и робкими голосами пели: "Светит месяц, светит ясный" и "Сильва, ты меня не любишь, Сильва, ты меня погубишь". Иногда раскрывались окна и нам бросали медные монетки. Обойдя десять - двенадцать дворов, мы собирали копеек шестьдесят, а иногда даже рубля два и мчались во дворы кинотеатров "Молния", "Ниагара", "Кино Палас", задабривали дворников и возвращались домой с заветными кадриками.

Так мы гастролировали по дворам примерно две недели.

Однажды я пришел после "выступления" домой и начал рассортировывать собранные кадрики. Вдруг входит мама и говорит:

– Тебя зовет папа. Он в кабинете.

Я уже говорил, что мой отец был врач, и в этот день он принимал больных дома.

Я вошел в кабинет к отцу и увидел там незнакомого мне мужчину.

– Это был он?
– спросил отец у своего пациента.

– Конечно, он. Я не мог ошибиться, - сказал больной.
– Их было трое, они пели у меня во дворе "Сильву". Моя жена даже бросила им пять копеек.

Папа очень рассердился, но у него было чувство юмора, и он не мог не рассмеяться.

– А ну, спой, - сказал он.

Я стоял красный как рак и не знал, что сказать.

– Пой!
– сказал отец.
– Я требую, чтобы ты спел.

Что было делать? Я спел первые две строчки арии.

– Это ты так фальшиво пел во дворе? И тебе не стыдно? Зачем ты пел?

– Мне нужны были деньги на пополнение моей коллекции.

– Сколько тебе нужно было?

– Пятьдесят копеек.

– И ты не мог попросить у меня пятьдесят копеек?

– Я стеснялся.

– А петь так безобразно ты не стеснялся? Так вот, - сказал отец, возьми три рубля и никогда больше не пой.

С тех пор я не пою.

НАШ ШЕРЛОК ХОЛМС

– Товарищи!
– закричал Костя Кунин, когда кончился урок и Кондукторша вышла из класса ("Кондукторшей" мы звали учительницу географии за то, что у нее была привычка говорить: "Предъявите ваши знания", как кондукторши говорят: "Предъявляйте ваши билеты").
– Товарищи!
– закричал он.
– У меня пропал учебник географии "Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов". Он лежал еще на перемене у меня в парте, а после перемены его не стало. Кто его стащил?

Все молчали.

– Значит, никто не признается?

И опять молчание.

– Хорошо, я сам приму необходимые меры, - сказал Костя.

И потом в коридоре он долго шептался о чем-то с Ваней Лебедевым.

Наутро следующего дня я почему-то пришел в школу раньше, чем обычно, и увидел Кунина и Лебедева, обыскивающих все парты. У Лебедева был в руках электрический фонарик, которым он освещал ящики парт.

– Что вы делаете, ребята?
– спросил я.

– Что нужно, то и делаем, - ответил Кунин.

А Лебедев сказал:

– Не твоего ума дело. Мы производили обыск, но найти ничего подозрительного не удалось.

И запел свою любимую арию из оперы "Сказание о невидимом граде Китеже" - "Попляши-ка, мишенька, попляши, дурашливый". Он знал, что знаменитый сыщик Шерлок Холмс в минуты раздумий играл на скрипке. Но на скрипке Лебедев играть не умел и ее у него не было. Поэтому он напевал. И еще он знал, что Холмс курил трубку. Но Лебедев не курил и заменял ее, как он говорил, "сосательными леденцами". Так что он еще сосал леденцы.

– Ты нам мешаешь, - сказал Кунин.

– Но если ты будешь сидеть молча, можешь остаться, - сказал Лебедев.

И я остался.

– Начинаем ход рассуждений, - сказал Лебедев.
– Когда закончился урок ботаники, ты положил в парту свою тетрадь и видел свою географию, значит, она лежала в парте. Ты вышел из класса, так?

– Да. Передо мной вышли Свириденко, Водоменский и Петухов. Я вышел последним, - сказал Кунин, - в классе оставался только дежурный.

– Кто был дежурным?

– Толя Цыкин.

– Значит, остался Цыкин. У Цыкина есть "Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов"?

– Есть, - сказал я.
– Я сам видел у него.

– Дело усложняется, - сказал Лебедев.
– А у его сестры - у Нюры Цыкиной - есть?

– Тоже есть, - сказал я, - у них два учебника.

– Значит, это не Цыкин. Подождите! А может быть, Цыкину нужны были деньги на расходы и он решил взять Костин учебник и продать его в книжную лавку Федорова?

– Почему именно Федорова?

– Потому что все в нашей школе таскают продавать ненужные учебники именно к нему. И лавка - близко от школы. Всё.

После уроков Лебедев куда-то исчез и вернулся с собакой. Это была большая глазастая немецкая овчарка, которую он вел на поводке.

– Как тебе нравится мой пес Телемак?
– спросил он, подводя собаку к Толе Цыкину, собиравшемуся домой, л

– Ничего песик, - сказал Цыкин.
– Он не кусается?

– Честных людей он не трогает, - сказал Лебедев.

Тем временем собака обнюхивала Цыкина.

– Так, - сказал тихо Лебедев, - она обнюхала Толю... И если только он ходил в магазин Федорова, она пойдет туда.

Лебедев вывел собаку на Большой проспект и сказал:

– Иди, возьми след.

Собака помоталась на углу Плуталовой и Большого и пошла в сторону магазина Федорова. Лебедев, Кунин и я пошли за ней. У книжного магазина собака остановилась.

– Она хочет войти, - сказал Лебедев.

Кунин толкнул дверь. Собака и мы вошли в лавку.

– Извините, пожалуйста, - сказал Лебедев, - вам не приносили сегодня на продажу географию Григорьева, Баркова, Крубера и Чефранова?

Хозяин магазина Федоров подумал и сказал:

– Приносили, и я ее купил.

– Аи да собака!
– сказал Лебедев.
– Вы не можете нам показать этот экземпляр?

– С удовольствием.

И Федоров достал из-под прилавка истрепанный учебник.

– Твой?
– спросил я.

– Нет, - сказал Кунин.
– У меня был для начальных классов, а этот - для старших. Это не мой учебник.

– Извините, - сказал Лебедев, и мы вышли из магазина.

– Довольно глупая собака. Зачем она сюда шла?