Моя Святая Земля

– Не получится, - сказал Эральд.
– Если от меня и забрезжит какая-нибудь польза, она уйдёт в Алвина, как в прорву. Нам надо изменить положение вещей. Я всё думаю, думаю - и никак не придумаю, как это сделать, чтобы не надо было умирать.

– Я же говорю, обе мысли никуда не годятся, - согласился Сэдрик.

– А вторая?

– В столицу идти. И посмотреть на месте. Глупо.

Эральд залпом допил остатки остывшего кофе, передёрнувшись от горечи.

– Точно. Глупо. Но, по-моему, надо идти.

– Лучше бы я тебя спрятал...
– Сэдрик вздохнул.

– Но - тебе решать, я всё сделаю, что скажешь. Только боюсь очень. Просто - душу тянет, тянет... не прощу себе, если с тобой что случится.

– Не бери в голову, - улыбнулся Эральд.
– Ты и так делаешь всё, что можешь. А мы с тобой ходим под Богом, раз уж у нас такая миссия. Знаешь, как в той песне: "Мне досталась в этой пьесе очень маленькая роль..."

– Вот ещё!..
– возмутился было Сэдрик, но, вместо того, чтобы развить мысль, замер и прислушался.

– Что ты?

– Иди в избу, - приказал Сэдрик.
– Живо. Сюда кто-то едет.

– Очень страшный?

– Хватит лыбиться! Один, верхом, очень быстро - за каким бесом?

Эральд снова отметил, что слух у Сэдрика отменный: ему самому пришлось вслушиваться изо всех сил, чтобы расслышать глухую дробь копыт. Всё так: один, верхом, очень быстро. Но почему это опасно?

– С чего ты вообще решил, что этот всадник имеет какое-то отношение к...

– Король!
– рявкнул Сэдрик.
– А к кому ещё-то, чрево ада?!

– Тогда мне не надо прятаться. А вдруг это шанс? Он же один, чем нам вдвоём - сильномогучим колдунам - опасен один несчастный?

Во взгляде Сэдрика появилось отчаяние: "Ну что ж ты придуриваешься, когда вокруг настоящая опасность!" - как-то так. Эральд устыдился и уже хотел уйти в избу, как всадник на взмыленном коне влетел на узкую деревенскую улочку и был облаян парой заморённых деревенских шавок.

И никто не успел предпринять ничего серьёзного: Сэдрик присвистнул, а Эральд поражённо уставился на приехавшего - тот направил своего усталого коня прямо к ним, осадил у плетня, спрыгнул с седла - и с размаху рухнул Эральду в ноги.

– Государь, Господи, - всхлипнул всадник.
– Господь тебя благослови ещё раз, и снова, и во веки веков, воссияют тебе звёзды небесные присно и вечно...

– Не надо, - сказал Эральд, справившись с шоком.
– Встаньте, пожалуйста, и объясните, что вы хотите?

Но вместо этого приехавший задрал лицо в слезах и запёкшейся крови, взглянул совершенно безумными глазами, опять повалился в грязный мокрый снег, вздрогнул всем телом и ткнулся головой в мелкий подтаявший сугроб.

Конь фыркнул и шарахнулся, когда Сэдрик поймал его за повод. Эральд склонился над человеком и обнаружил, что тот - в глубоком обмороке. В этот раз Эральд сообразил сам: требуется королевский дар, а может - и большая половина аптечки.

Всадник не представлял никакой угрозы. Ему нужна была серьёзная медицинская помощь, лучше - в стационаре.

– Тётка, - скомандовал Сэдрик на заднем плане бытия, - коню походить бы... хорошая животина, а его гнали, не жалеючи...

– А с этим чего?

– Падучая, - отозвался Сэдрик.
– И пытанный. Ему брат поможет.

А Эральд пытался вспомнить, что делать, если с эпилептиком случится припадок, не мог вспомнить точно и тёр ему виски кончиками пальцев, страшно досадуя на собственную бестолковость. Впрочем, припадок был очевидно не худшим, что приехавшему пришлось пережить.

Эральд поражался странному контрасту между всадником и конём.

Конь был - холёный вороной, открыточной глянцевой породы, в отличной сбруе, украшенной бляшками и блёстками, под седлом, которое хотелось назвать роскошным. Такого коня герцог Бэкингемский мог подарить д`Артаньяну.

Человек был - худой мужчина неопределённого возраста, от двадцати до сорока, небритый, с разбитым в кровь и опухшим носом, рассечённой бровью и треснувшим углом рта. Одетый в очень грязную, доношенную до бахромы рясу с капюшоном и облезлые, неопределённого цвета подштанники, обутый в разбитые тяжёлые башмаки, но это всё прикрывал бархатный плащ, подбитый тёмным мехом какого-то благородного зверя.

По всему выходило: замученный монах, укравший дорогую лошадь. Его дыхание постепенно выравнивалось; минут через пять Эральд понял, что бедолага спит.

– Сэдрик, - позвал он, - помоги дотащить его до дома, а то ещё и простудится.

Старуха, оглаживая коня, смотрела крайне неодобрительно, но молчала. Сэдрик вместе с Эральдом приподняли тощее, но бесчувственное и оттого тяжёлое тело монаха и втащили его в избу. Когда пытались поднять на лавку, припадочный пришёл в себя, ухитрился вырваться из их рук, грохнулся на колени и обхватил ноги Эральда.

И Эральд рассмотрел в подробностях его жутко изуродованные пальцы с содранными окровавленными остатками ногтей.

– Государь, - бормотал припадочный монах, гладя колени Эральда, - вестник Господен, милый, сиять тебе - не меркнуть, аду на погибель, пропади он пропадом...

– Совсем не в себе, - констатировал Сэдрик, качнув головой, но Эральду так не казалось. Взгляд припадочного прояснился и сфокусировался, а нёс он хоть и чушь, но не совсем бессмысленную.

Эральд присел на корточки, чтобы оказаться с безумцем лицом к лицу. Сумасшедший или нет - но припадочный его узнал, это не могло совсем ничего не значить.

– Вам легче?
– спросил Эральд, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Государь, светик небесный, видишь ли, я тут - словно на облаке, - выдал монах скороговоркой.

– Отлично. Скажите, пожалуйста, кто вы?

– Да кто я перед тобой? Никто я, прах и тщета, сосуд скудельный, звали Валиеном, потом братом Дорном, потом Вали-Провидцем, так вот, государь, золотко наше...

– Мессир Валиен... или брат Дорн, как вам удобнее... как же вы меня нашли?

Монах поймал Эральда за руку, вцепился, как утопающий, кривясь то ли от боли, то ли от чего-то, вроде религиозного экстаза: