Моя Святая Земля

Но тут дверь опочивальни скрипнула снова.

– Однако...
– удивился Эральд, но ошибся - это не Лиабель вернулась.

На пороге стоял мрачный Алвин.

– Ничего себе, - ещё больше удивился Эральд.
– Что-то случилось?

– Я отвратительно сплю, - выдал Алвин жалобно и зло.
– А там - вообще не могу. Мне нездоровится, ясно? Болит голова и вообще... я боюсь там спать, - закончил он неожиданно.
– У меня врагов - полкоролевства, дворец ими полон доверху.

– Хорошо, - Эральд пожал плечами.
– Оставайся тут. Тут не боишься?

– Нет. Я верю в некромантов...
– Алвин сел на край громадного ложа, помолчал с минуту и вдруг обратился к Сэдрику.

– А ты что-нибудь смыслишь в алхимии?

– Нет, - кажется, Сэдрик тоже удивился.
– А надо?

– Надо, - Алвин взглянул на него почти умоляюще.
– Послушай... ты умеешь делать микстуру для сна? А?

В этот момент Эральду показалось, что его брат сам на себя не похож - но такое он тоже где-то уже видел. Много, много раньше...

– Нет, прости, - сказал Сэдрик.
– В алхимии я не разбираюсь вообще. Даже не касался никогда.

– А, святое дерьмо!
– Алвин в отчаянии врезал кулаком в живот золотому ангелу, содрав костяшки пальцев.
– Мне плохо! Теперь я буду мучиться всю ночь, а завтра что?! Cрань Господня, будь проклят Марбелл, предатель, трус, поганая сволочь!

– Алька, - тихо сказал Эральд, - успокойся на минуточку. Послушай.

– Вино не помогает!
– рявкнул Алвин.
– Засыпаю всё равно еле-еле, а на утро совсем худо, сука, сука! "Моё бедное дитя!" - проблеял он в ярости.
– Гадина паршивая!

– Аль... сосредоточься, пожалуйста.

Алвин взглянул злыми и полными слёз глазами.

– Братишка, - сказал Эральд, - микстуру не надо. Человек привыкает, и не может заснуть без неё. Чем дольше пьёт эту дрянь, тем сильнее привыкает, тем тяжелее заснуть...

– А Марбелл-то - сука, точно, - сказал Сэдрик.

– Ребята, как вы думаете, а привычка к снотворному - это болезнь? Если болезнь, то, быть может, её можно вылечить наложением рук...

Алвин весь превратился в отчаянную надежду:

– Ты можешь...

– Только не накручивай себя и не жди, что сразу сработает. Иди сюда, ляг. Помнишь Божьи звёздочки? Представь их себе, представь себе небо... нет, глаза закрой. И расслабься.

Эральд дождался, пока Алвин устроится на королевском ложе, и положил ладонь ему на лоб. Алвин мотнул головой - и Эральд убрал руку, дотронулся только кончиками пальцев:

– И не думай ни о чём, кроме неба...

Стояла удивительная ночная тишина мира без автомобилей, самолётов и звукопередающих устройств - только ветер выл и свистел, гуляя по дворцовой площади, и еле слышно потрескивал фитилёк одной из трёх длинных белых свечей в золотом канделябре. Сэдрик заснул почти тут же, как его голова коснулась подушки; минут через десять Эральд понял, что спит и Алвин. Его лицо разгладилось и оттаяло во сне, и Эральд подумал, что королевский дар - пока недоисследованный и недооцененный навык. Дикий талант, который хорошо бы проверить экспериментальным путём.

Что-то подсказывало ему, что материала для экспериментов Святая Земля может предоставить в неограниченном количестве.

XIII

Средневекового завтрака в спальне не вышло: его сервировали в Белой столовой, по этикету столичного дворца. И Эральд думал, что опоздал, потому что рассказывал Алвину о деревне, голоде, сожжённой мельнице и трупах около проезжей дороги, а Алвин слушал, не прерывал - для него это было основательно внове.

Уже потом Эральд узнал, что король опоздать не может. Но сперва сильно смущался.

Джинера пришла в столовую первая. Она выглядела чистенькой и свежей, на ней было новое платье, тёмно-вишнёвое, скрадывающее ослепительную принцессину рыжину.

Занималась принцесса мелким вандализмом: дожидаясь остальных, выцарапывала что-то на оконном стекле алмазом своего перстня.

– Рыжая, ты что?
– удивился Алвин, а Эральд подошёл ближе.

Джинера нацарапала четыре имени в классическом-классическом контуре сердечка. "Эральд", "Алвин", "Сэдрик", "Джинера" - и схематично нарисованная Святая Роза. Не на любовный союз намёк. Конфиденты, сказал Алвин.

– Обычай Солнечного Дома, - объяснила Джинера, нимало не смущаясь.
– На стёклах нашего дворца в Златолесье остались следы перстней ещё супруги Горарда Рыжего. У нас считается, что это - на счастье.

– Подвинься, - скомандовал Алвин, слегка подвинул принцессу, не дожидаясь, когда она сама отойдёт, и выцарапал рубином своего перстня, под сердечком: "Врата ада заперты. 10-й день св. Фелиона, год н. э. 856".
– Если на счастье - пусть будет.

– Дай на минутку, - попросил Сэдрик. Алвин снял перстень, протянул:

– Хочешь - подарю.

– Не надо, смертная магия ни гранатов, ни рубинов не любит, - отмахнулся Сэдрик и нацарапал под надписью Алвина, неожиданно изящным почерком: "День Двух Королей, благослови Господь".

– Я тоже хочу, - сказал Эральд. Рубин передали ему. Он на секунду задумался, прикидывая, как бы написать не по-русски, а на языке Святой Земли: чтение не составляло никакого труда, шло автоматически, будто он умел читать эти странные знаки всегда, а вот письмо... В конце концов, Эральд решился и, тщательно продумывая и выцарапывая каждую букву, написал, куда более крупно и криво, чем любой из его друзей: "Святая Земля и Златолесье = союз и любовь".

Джинера улыбнулась нежно и светло:

– Тебя иногда страшно хочется обнять, Эральд. После свадьбы я буду обнимать тебя каждую свободную минуту.

Эральд смотрел на неё - и у него таяло сердце. Она была прекрасна, Рыжая. Вот кто тут Святая Роза, подумал Эральд. На счастье, конечно - только не царапины на стекле, а девочка, которая их сделала. Особая девочка.

– Влюблена в жениха, - констатировал Алвин якобы цинично, щурясь и морща нос.

– А ты - мой брат, - сказала Джинера.
– И тебя тоже иногда хочется обнять. Только мне неловко - вдруг ты плохо подумаешь. С тобой же ад говорит, - добавила она лукаво.

– Я не подумаю, - пообещал Алвин, забыв состроить циничную мину.
– Обними, если захочешь, ладно? Если государь и мой брат за это не повесит обоих, - мрачно добавил он, спохватившись.

Эральд рассмеялся. Сэдрик слушал, держа здоровой рукой локоть больной - и Джинера совершенно неожиданно порывисто обняла и его, смахнула чёлку и погладила по изуродованной щеке.

Сэдрик поразился, он просто остолбенел с широко раскрытыми глазами, а принцесса сказала:

– Тебя уже давно пора обнять. Ты честно заслужил. Дарить тебе что-то я не смею - не из тех ты плебеев, Сэдрик... но, надеюсь, ты примешь мою дружбу, как подарок?