Моя Святая Земля

Эральд огорчился.

– А почему? Что, во дворце мало места? Оставайся в своих покоях, а я...

– А ты - король! Не спорь!
– вскинулся Алвин, и Сэдрик кивнул.

В круглой комнате, через которую нужно было пройти в королевскую опочивальню, торчали лакеи и отирался толстячок Кайл, нервно крутя в руках резную палочку, украшенную неизменными розами. При виде Эральда и Алвина он засуетился, не зная, куда деть эту вещичку и руки, взглянул перепуганными глазами:

– Госу... мессир Алвин, а жезл-то куда? Как же?

– Отдай некроманту, - кратко приказал Алвин.

– А... разве... почему... разве так можно?

– Кайл посмотрел на Сэдрика с ужасом.

– А мне-то это зачем?
– удивился Сэдрик. Кайл воздел глаза горе.

– А что это?
– спросил Эральд.

Алвин резко выдохнул.

– Деревенщина... Сэдрик, это жезл королевского камергера. У тебя должен быть, ясно, дубина?

Сэдрик тут же парировал:

– Слушай, одержимый, я не обязан разбираться в этой дворцовой суете, у меня другие дела. Будешь меня цеплять - я ж придумаю, что делать с этой палкой!

– У камергера другого государя должен быть другой жезл, - очень тихо возразил Кайл, бледнея.

Лицо Алвина мгновенно превратилось в дёргающуюся маску:

– А, слизняк, сломать его хочешь? Так придётся подождать, пока меня не будут закапывать - если тебя не закопают раньше!

– Так, - не выдержал Эральд.
– Кайл, объясните, пожалуйста, что это за обычай. Жезл ломают, когда короля хоронят, я верно понял?

Кайл кивнул - и поклонился.

– Алвин, не кипятись, - продолжал Эральд.
– Пойми: он вправду не знает. Не было прецедентов. Скажи, кто-нибудь из королей Святой Земли когда-нибудь кому-нибудь уступал трон по доброй воле?

Алвин усмехнулся.

– Интересно, - сказал Сэдрик, - а не на Святой Земле? А в других местах? Ты, государь, прав, как всегда: прецедентов не было. Другой бы братца казнил тут же... ну, благой сослал бы или заточил в монастырь. Королевская власть не делится пополам.

– Так мы и не собирались её делить, - сказал Эральд.
– Власть так и останется у Алвина. У меня - дар. Каждый занят своим делом. Кайл, я думаю, жезл камергера Алвина вы должны оставить себе. Не думаю, что Сэдрик будет заниматься организационными дворцовыми делами, вроде отопления, чернильниц и посуды - я бы попросил вас остаться на этой должности и впредь. Верно, Алвин?

Алвин улыбнулся неожиданно весело.

– А что, - сказал он, - забавно. Ты с фантазией, братишка. Король жив ещё, да здравствует второй? У соседей глаза повыскакивают, а вся Святая Земля будет обсуждать столетиями.

– Договорились, - подвёл итог Эральд.
– Теперь Кайл решит, куда тебе податься, чтобы не чувствовать себя неуютно. А насколько жезл нужен Сэдрику - даже не знаю. По-моему, нам надо придумать новую должность, а не изменять старую.

Кайл слушал, приоткрыв рот.

– У тебя будет два жезла, представляешь?
– расхохотался Алвин.
– И ты войдёшь в историю, кто бы мог подумать! Правда, как курьёз... Ладно, вали уже, мне тоже надо где-то приткнуться...

Кайл, еле справившись с оторопью, сделал церемониальный приглашающий жест - и Алвин удалился, кивнув друзьям на прощанье. Эральд вошёл в королевскую опочивальню.

Ложе государей, вероятно, должно было вызвать у него какие-то возвышенные чувства - аэродром, метров в пять шириной, застеленная подбитыми мехом златоткаными одеялами пустыня, под алым в золотых розах балдахином, с золотыми статуями Божьих вестников по углам - но не вызвало. Не человеческая постель, а музейный экспонат. Вдобавок, нельзя сказать, чтобы особенно мягкое ложе. Льняные простыни - не то, что привычное бельё: шершавые. А меху место на шубе, а не на одеяле.

И кресло, которое притащили для Сэдрика, предполагало, что, охраняя государя, тот будет сидеть всю ночь - Эральд возмутился.

– Знаешь, - сказал он, - это, очевидно, против дворцовых правил, но если тебе положено спать тут, можешь спать на этой же кровати. Мы друг другу не помешаем: на ней два грузовика могут разъехаться.

– Ага, - тут же ядовито заметил Сэдрик, - а скажут...

Эральд рассмеялся:

– Дружище, после всего, что мы наворотили, тебя ещё волнует, что они скажут?!
– и Сэдрик ухмыльнулся в ответ.

Потом Эральд перевязывал Сэдрика - и порадовался состоянию раны. Она выглядела просто замечательно, словно не сутки прошли с момента выстрела, а неделя минимум.

– Дар, - сказал Сэдрик убеждённо.
– Даже если один раз дотронешься - и то... Видал дракона? А я тебя поминутно дёргал. Дело идёт быстро, уже и рукой двигать могу, - и повёл плечом, но Эральд заметил, что безразличное выражение лица далось его другу непросто.

– Не надо пока двигать рукой, - сказал он.
– Успеешь, дай дырке зарасти как следует.

Они уже собирались лечь спать, когда в королевскую опочивальню без стука заскочила пышная белокурая дамочка лет двадцати пяти с ворохом простыней. Её разрумянившееся лицо в первый момент просто сияло - но это сияние вмиг погасло, превратившись в ужас, когда дамочка увидела Сэдрика.

– Ах, ва... государь...
– пробормотала она.
– Я... может...

– Вы заведуете постельным бельём, сударыня?
– обречённо, но вежливо спросил Эральд.
– Да? Спасибо, бельё, кажется, в порядке. Я буду спать, если ничего больше не нужно, ладно?

– Лиабель, бельевщица...
– пробормотала дамочка, не сводя взгляда с Сэдрика.

– Сэдрик, мой телохранитель, - сказал Эральд.
– Всё хорошо, Лиабель.

Лиабель сделала реверанс и задом вышла из опочивальни. Эральд вздохнул: эту ситуацию он отлично понял и сам, без всяких объяснений. Он даже не предположил, что Лиабель пытается сделать карьеру: ещё в Петербурге не только ровесницы, но и взрослые женщины иногда начинали вести себя в обществе Эральда похожим образом. Кроме дара целительства и доверия четвероногих и пернатых, в королевский дар входила и женская любовь - порой срывающая с петель совершенно неожиданные двери.

На Земле Эральд как-то сделал глупость: дочь маминой подруги была хоть и старше его лет на десять, но очень хороша собой. Глупость стоила такого нестерпимого стыда на следующий день и таких невыносимых разговоров, что Эральд зарёкся навсегда.

– Ну вот, - сообщил Сэдрик, глядя в потолок.
– Теперь растреплет всему свету, что ты спишь со мной. Некроманты - твари противоестественные, как известно, а тётки обидчивы.

Эральд попытался сдержать смешок - но прыснул:

– Зато цепляться не будут.