Моя в наказание

Вернувшись из уборной, веду себя так, будто в ней меня не растоптали. Даю Сафие насладиться десертом. Улыбаюсь даже… Как-то. Ощущение брезгливости и тошноты не отпускает. К себе. К ней и к нему.

Я чувствую мужские взгляды, но в ответ больше не смотрю. Ставлю между нами свою стеклянную стену.

Плачу за своего ребенка. Забираю своего. Ухожу со своим. И как же страшно, Аллах, оттого, что на самом деле она ведь наша! И от этой связи никуда и никак уже не деться.

Сообщение от Айдара приходит тем же вечером. Его «Привет, как дела?» звучит ужаснейшей из пережитых насмешек. Это больнее, чем когда отец с размаху бьет по лицу.

Как бы странно и страшно ни звучало, я ведь ему снова открылась… Я ему доверилась. Опустившись в тот раз на колени, я думала, это мой жестокий шаг навстречу.

Сейчас понятно — придумала себе сказку с преодолением и возможным счастливым концом, но мне казалось, я смогу заработать прощение. Получилось же… Наказание в самом разгаре.

И всё играет новыми красками.

Он меня приручал. Межевал жестокость с нежностью. Путал. Выводил на ложные следы и позволял делать ложные выводы.

Я разучилась перечить. Я расхотела сопротивляться. Я почувствовала себя достойным счастья человеком. Я ему стол накрыла, господи… Себя дала… Всё дала…

А он и примчался только потому, что я могла раньше времени обо всем узнать. Взбрыкнуть. Сбежать. Добавить ему проблем.

Но права создавать ему проблемы в его вселенной у меня больше нет. А моей вселенной давно не существует. Только в моей голове.

На сообщение я не ответила. Что?

Палец вверх и спать. Правда вместо спать — пытаться согреться в условиях, когда внутри — Антарктида. Не знаю, откуда она там, но ничего кроме холода я не чувствую. Зато он гасит боль.

После этого он не трогает меня несколько дней, но во вторник утром всё равно прилетает: «Приедешь в 8?».

Я читаю и меня начинает тошнить сразу и от перспективы, и от приказа, который звучит, как вопрос.

Айдар продолжает играть. Король хочет выебать свою пешку. Видимо, невеста недостаточно смелая, чтобы ставить ультиматумы ему. А вот мне…

Я начинаю ловить странные взгляды кожей. Хозяйка, забирая деньги за квартиру, впервые спрашивает: «но ты же мужиков своих сюда не водишь, правда?».

Ищу признаки знания в глазах кассиров, водителей маршруток и их пассажиров. Постоянных и новых клиентов.

Боюсь увидеть страшный вопрос в глазах дочери. А вдруг и воспитательницы в садике тоже?

Очень хочется спрыгнуть. Взять ее и действительно раствориться. Но я же понимаю, что нельзя. Он нас найдет и тогда уничтожит уже быстро. Или он, или она. Выбор у меня невелик.

А пока я даю ему травить себя медленно. Все время, пока привожу себя в порядок и еду в город, в голове слова о шлюхе. И я даже внутри спорить не могу. Они же справедливые. Он сделал из меня свою шлюху. Я просто закрывала глаза на то, насколько это очевидно.

От жалости к себе дрожит нижняя губа. Кипятком шпарит жуткий стыд перед дочерью. Отводя ее в гости к Алле, в глаза я посмотреть уже не смогла. Соседке. А когда не смогу собственному ребенку?

Вспоминаю его слова: Сафие будет лучше в городе побольше…

Наконец-то ловлю настоящий контекст.

Он будет таскать нас с Сафие за собой чемоданом. Шлюху и рожденную ею дочку. Рано или поздно дочка осознает, что я и моя любовь к ней — это грязь, от которой лучше отмыться.

Я думаю об этом и страшно до шевелящихся на голове волос. Но есть ли выход? Нет. Моя жизнь отныне — голое ожидание самого жестокого из возможных наказаний.

Может быть кто-то на моем месте прошагал бы по просторному гостиничному фойе гордо, потому что никто не имеет права вмешиваться в личные жизни других. Я же обнимаю себя за сжавшиеся плечи и вбиваю свою слабость в блестящую плитку дробным стуком каблуков.

В лифте еду одна. Смотрю в потолок, кусаю губы и плачу. Я не хочу всего этого. Я не хочу… Можно мне что-то вколоть, чтобы я хотя бы забыла?

Выйдя — стираю с щек следы преступления. Для него ведь это уже преступление.

А я даже не думала, что он меня так ненавидит…

С другой стороны, он же обещал меня уничтожить. С чего я решила, что план поменялся?

Коридор кажется бесконечным. Я иду медленно, пока не смиряюсь с тем, что оттягивать неизбежность бессмысленно.

Я даже «нет» написать в ответ не смогла. Чтобы что? Ждать его в гости? Злого?

А что я предъявлю? Он не говорил, что наказание закончено. Ничего не говорил. Всё я сама придумала.

А ему действительно может быть выгоден брак. И ему совсем без разницы, что это сделает со мной. Я для него, как и для всех, давно шлюха. Изначально я для него шлюха. Неважно, что он — мой единственный. Статус матери его дочери не спасает. Мухи отдельно, котлеты…

Прикладываю магнитный ключ и жму на ручку.

Аккуратно кладу сумочку на консоль. Закрывая дверь за своей спиной, чувствую себя зверенышем, добровольно севшим в клетку. Ну и кто мне виноват, что такая тупица?

По звуку шагов определяю, что Айдар вышел из спальни. Его силуэт давит на меня и лишает воздуха даже на расстоянии. Он сканирует меня взглядом, а я смотреть не могу. Глаза болят. Замерзшая душа трещит и обваливается кусками вместе с запекшейся на ней кровью.

— Сафие с кем? — голос бьет хлыстом. Не хочу его слушать. Не могу. Но приходится.

— Как всегда.

— Почему не сказала, что будете в городе?

— У нас было время вдвоем.

Делаю шаг за шагом к своему мучителю. Глаза потуплены. Я идеально покорная. Но не потому, что на то есть моя воля. Это слом. Он сделал то, что не смог отец. Через колено. Окончательно.

— Ты до утра договорилась?

Мотаю головой.

— Нет. Мне нужно домой.

Чувствую всплеск раздражения. Я знаю, что ты имел в виду до утра. Я до утра с тобой не выдержу.