Моя в наказание

Спорить не буду. Улыбаюсь. Но я же в курсе, что это не совсем так. Пусть Леша из вполне светской, а не традиционной, как я, семьи, но его судьбу тоже во многом определяет отец. Эта машина куплена за деньги родителей. Должность получена по блату. Планы на будущее ему тоже придется согласовывать… Или идти наперекор.

Ради меня идти наперекор не надо.

— Пока нет, Леш. Спасибо. И за бензин я заплачу, хорошо?

Лешка отмахивается, а я тяжело вздыхаю.

В своей самостоятельной жизни я стала совсем другой. Сейчас сложно представить, как могла жить за чужой счет, расточительствовать деньгами с чужой карточки. В новой реальности это создает одни только неудобства. Ненавижу быть должной. Я сто раз могла бы оформить ипотеку или взять машину в кредит. Но даже этого не делаю. На все постепенно коплю.

— С ателье что-то?

Мотаю головой.

— Нет, всё хорошо. Появился очень денежный заказ. — Не развиваю тему, чтобы не завраться. Врать я по-прежнему очень не люблю.

Леша мою версию принимает. До города мы доезжаем, то ненавязчиво болтая, то в тишине. Когда просыпается Сафие — внимание Леши переключается на дочь. Она рассказывает ему о том, что мы успели посмотреть. Я мысленно молю Аллаха, чтобы не упомянула Айдара. И то ли дочь, то ли Аллах меня слышат. Милуют.

В нашем доме, как назло, нет света и не работает лифт. Поэтому мы с Сафие поднимаемся на пятый этаж с букетами, а бедный Алексей — с чемоданом.

Я открываю дверь, дочка ныряет в квартиру первой со счастливым визгом. Она рада, что мы вернулись. Из-за этого и мне тоже чуточку легче. Бежит в свою комнату здороваться с игрушками, а мы с Лешей задерживаемся на лестничной клетке.

Нашего спасителя стоит как минимум пригласить на чай, я понимаю, но медлю. Он это замечает. Улыбается.

К моему лицу тянутся мужские пальцы, я сдерживаю желание шагнуть назад.

Я вроде бы давно взрослая, давно не контролируемая ни отцом, ни мужем, а всё равно ко многому никак не привыкну.

Леша скользит по моей коже подушечками. Я смаргиваю и сглатываю. Коротко улыбаюсь.

Меня на секунду относит в недавнее прошлое.

У Айдара всегда был настолько пронзительный взгляд, что даже физически ощущался. Он меня на несколько секунд там проглотил. Я загорелась. Умерла. Меня расплющило. Потом наполнило. Я ожила. Слишком сильные чувства. А сейчас…

— Спасибо тебе, Леш.

— Поцелуй заслужил?

— Леш…

Парень вздыхает и опускает руку.

— Ладно, хотя бы в щечку. Я тебя.

Закатываю глаза. Тянусь сама. Это мне ничего не стоит. Впрочем, я ничего же и не чувствую. Просто как губы покалывает щетина. После хочется провести по ним тыльной стороной ладони, но я это сделаю уже в квартире.

— Так сколько за бензин?

— Послезавтра вечером сходим в планетарий?

Мой вопрос он игнорирует, а своим делает еще хуже.

Леш, ну зачем тебе я?

Это с одной стороны. А с другой…

Аллах, почему я не сбежала тогда — до свадьбы? И почему я не встретила его пятью годами ранее? Еще не зная, как пьяно и сладко можно любить?

— Я подумаю, хорошо?

— Подумай, Аль. Я поехал. Мне еще в суд.

— Прости, что дернула.

Он подмигивает, разворачивается и начинает спускаться. Я так и стою на лестничной клетке, пока не слышу, как громко захлопывается дверь в парадное.

Теперь надо придумать, как его отблагодарить.

Вздыхаю и захожу в квартиру, качая головой.

Букет из конфет лежит посередине коридора. Брошен.

А из детской доносится разговор с многочисленным плюшевым зверьем Сафие Айдаровны.

«В Италии кр-р-р-расиво! Там есть коты, мороженое, Пентагон и Айдар-р-р. Мама сказала, мы еще туда поедем»…

Глава 4

Айлин

Мне хватает двух недель, чтобы успокоиться. Чувства по итогу смешанные. С одной стороны, начинать и заканчивать каждый день волнением из-за того, что бывший муж может найти нас с Сафие — то еще удовольствие. Изматывает. С другой, я испытываю тупую боль от мысли, что он мог всё понять и сознательно отказаться от своей дочери.

Если он ненавидит меня настолько… Наверное, я самый ужасный в мире человек.

Если он просто отмахнулся… Наверное, самый ужасный человек в мире когда-то спас меня, женившись.

Но это размышления в минуты слабости, а глобально-то я уверена, что нам с Сафие лучше продолжать жить так, как мы жили эти годы.

Я не заменю ей отца, но дам всё, что в моих силах. И чуточку сверху.

Часть денег за путешествие мне все же удалось вернуть. Это облегчает совесть перед собственным ребенком. Сейчас бы я уже, конечно, никуда не сбегала. Но так наши потери хотя бы не кажутся катастрофичными. Наверстаем. Может быть даже в этом году.

А пока мы вливаемся в свою привычную жизнь.

Утром Сафи трижды засыпает над рисовой молочной кашей, пока я собираю ее в садик. Хнычет. Пытается устроить революцию отчаянно-обнадеженным: «мам, а давай никуда не пойдем»…

Но ее мама научилась быть стойкой. Поэтому в сад мы идем.

Один из последних раз своими ногами и на общественном транспорте. Сафичка еще не знает, но мы покупаем машину. Я уже присмотрела классный вариант.

Леша взял на себя её документальную и техническую проверку. Потому что цена заманчивая, сама я точно не сдержусь. Мне не терпится сесть за руль этой малышки так сильно, что вполне могу совершить новую опрометчивую глупость.

Наверное, я и занялась-то машиной так активно, именно чтобы перебить воспоминания о прошлой своей глупости. А еще потому что каждым своим достижением я до сих пор доказываю Айдару, что достойна его. Была.

Мы с Сафие заходим в садик. Я целую взбодрившуюся дочку в нос. Вручаю рюкзачок. Она уже не особенно слушает, когда говорю, что зайду за ней в пять. Смотрит по сторонам. Улыбается.

Дети. Воспитательница. Игры.

Ну зачем ей мама?

Отпускаю, чувствуя укол ревности. Не представляю, как когда-то отправлю ее учиться в университет, а то и замуж выдам. О том, что моей дочке могут так же жестоко разбить сердце, как было разбито мое, вообще лучше не думать. У нее всё будет иначе. Хорошо.

Я делаю для этого максимум.

После садика еду в ателье, которое позволяет нам с дочкой жить лучше, чем я когда-то могла расчитывать.

Первое время после моего побега в деньгах я не нуждалась. Наум не бросил меня сразу же. Мужчина, привозивший продукты, однажды вместе с ними привез и конверт.

В тот день я уже понимала: Айдар меня не простит. Видимо, Наум тоже это понял. Вряд ли его мучила совесть (я не очень верю в то, что этот человек ею обременен), но жестить он не стал. Немного облегчил мою участь.