Моя жизнь

Форточка же не открывалась. Поэтому, чтобы в комнату проникал свежий воздух, я выбил стекла и чуть-чуть приоткрыл окна таким образом, чтобы струи дождя

не попадали внутрь.

Все эти меры способствовали некоторому улучшению моего здоровья, но не

исцелили меня полностью.

Как-то раз ко мне зашла леди Сесилия Робертс. Мы стали друзьями. Ей очень

хотелось убедить меня пить молоко. Но так как я был непоколебим, она начала

подыскивать замену молока. Какой-то приятель посоветовал ей солодовое

молоко, уверив ее, по незнанию, что в нем совсем нет коровьего молока и что

оно представляет собой химический продукт, обладающий всеми свойствами

молока. Леди Сесилия глубоко уважала мои религиозные чувства, и поэтому я

слепо ей доверился. Я растворил порошок в воде и, выпив раствор, сразу же

почувствовал, что он имеет вкус молока. Я прочел этикетку на бутылке и, узнав, правда, слишком поздно, что в состав порошка входит молоко, выбросил

его.

Я сообщил леди Сесилии о своем открытии, попросив ее не беспокоиться о

случившемся. Она примчалась ко мне, чтобы выразить свое сожаление. Ее

приятель этикетки не читал. Я просил ее не волноваться и пожалел, что не

смог воспользоваться тем, что она достала с таким трудом. Я уверил ее также, что вовсе не огорчен тем, что по недоразумению выпил молоко, и не чувствую

за собой никакой вины.

Мне приходится здесь опустить те приятные воспоминания, которые связаны с

леди Сесилией. Я мог бы назвать еще многих своих друзей, которые были в моих

испытаниях и разочарованиях источником утешения для меня. Тот, кто верит, видит в них милостивое провидение бога, который таким образом облегчает и

горести.

Д-р Аллинсон в следующий свой визит отменил некоторые ограничения, позволив мне употреблять ореховое или оливковое масло, а также вареные овощи

с рисом. Эти изменения в питании были весьма полезны, но и они не исцелили

меня окончательно. За мной все еще необходим был тщательный уход, и я

вынужден был большей частью лежать в постели.

Д-р Мехта как-то зашел осмотреть меня, пообещав окончательно вылечить, если я буду выполнять его предписания.

Пока происходили все эти события, заглянувший ко мне как-то раз м-р

Робертс стал убеждать меня уехать на родину.

– В вашем положении, - говорил он, - вы, вероятно, будете не в состоянии

работать в Нетли. Наступят еще более жестокие холода. Очень советую вам

вернуться в Индию, потому что только там вы сможете окончательно

поправиться. Если же после вашего выздоровления война еще будет

продолжаться, вы сможете быть полезным и в Индии. Как бы там ни было, я

считаю, что вы уже и так внесли свой посильный вклад.

Я внял его уговорам и стал готовиться к отъезду в Индию.

XLIII. НА РОДИНУ

М-р Калленбах сопровождал меня в Англию, намереваясь поехать оттуда в

Индию. Мы жили вместе и теперь, разумеется, хотели плыть на одном пароходе.

Но немцы в Англии находились под таким строгим надзором, что мы сильно

сомневались, получит ли Калленбах паспорт. Я принимал для этого все меры, а

м-р Робертс, сочувствовавший нам, телеграфировал вице-королю. Ответ лорда

Хардинга гласил: "К сожалению, правительство Индии не склонно идти на риск".

Мы поняли, что означает такой ответ.

Очень тяжело мне было расставаться с Калленбахом, но я видел, что он

страдает еще больше. Если бы ему тогда удалось приехать в Индию, он теперь

вел бы простую счастливую жизнь земледельца и ткача. Ныне же он архитектор

и, как прежде, живет в Южной Африке.

На судах пароходной компании, обслуживавшей эту линию, не было третьего

класса, и нам пришлось ехать вторым.

Мы взяли с собой сухие фрукты, привезенные еще из Южной Африки. На

пароходе их достать было невозможно, хотя свежих фруктов было много.

Д-р Дживрадж Мехта наложил мне на ребра бандажи и просил не снимать, пока

мы не достигнем Красного моря. В течение двух первых дней я терпел это

неудобство, но в конце концов терпение мое лопнуло. С великим трудом удалось

мне освободиться от бандажей и вновь обрести возможность как следует мыться

и принимать ванну.

Пища моя состояла главным образом из орехов и фруктов. Здоровье же с

каждым днем улучшалось, и в Суэцком канале я почувствовал себя уже гораздо

лучше. Я был еще слаб, но опасность совершенно миновала, и постепенно я стал

увеличивать свои упражнения. Улучшение в своем состоянии я приписывал

главным образом чистому воздуху умеренной зоны.

Не знаю почему, но на этом пароходе грань, разделявшая пассажиров-англичан

и индийцев, - была резче той, которую мне пришлось наблюдать на пути из

Южной Африки. Я разговаривал с некоторыми англичанами, но разговор носил

формальный характер. Тех сердечных бесед, которые бывали на южноафриканских

пароходах, не было и в помине. Мне кажется, основная причина заключалась в

том, что в глубине души англичане сознательно или бессознательно чувствовали

себя представителями господствующей расы; индийцев же угнетало ощущение, что

они принадлежат к порабощенной расе.

Мне хотелось поскорее добраться до дому, чтобы избавиться от этой

обстановки.

В Адене мы почувствовали себя почти дома. Я знал аденцев очень хорошо, так

как еще в Дурбане познакомился и сблизился с м-ром Кекобадом Кавасджи Диншоу

и его женой.

Еще через несколько дней мы прибыли в Бомбей. Я был вне себя от радости, ступив на родную землю после десятилетнего изгнания.

Несмотря на то что Гокхале был не вполне здоров, он организовал мне

встречу в Бомбее, для чего специально приехал туда. Я возвращался в Индию с

пламенной надеждой соединиться с ним душой и тем самым почувствовать себя