Моя жизнь

движения "кхади". Рассказывать о различных сторонах своей деятельности, проходившей на глазах у всей общественности, значило бы выйти за рамки этой

книги; я не должен предпринимать этих попыток хотя бы потому, что

потребовался бы целый трактат на эту тему. Цель моя состоит лишь в том, чтобы описать, каким образом некоторые вещи, так сказать, самопроизвольно, раскрылись передо мной в ходе моих поисков истины.

Поэтому продолжим рассказ о движении несотрудничества. В то время как

могучее движение халифата, организованное братьями Али, было в полном

разгаре, я имел длительные беседы с ныне покойным мауланой Абдул Бари и

другими улемами. Наши беседы касались прежде всего вопроса о том, в какой

мере мусульмане могут соблюдать правило ненасилия. В конце концов они

согласились со мной, что ислам не запрещает своим последователям

придерживаться ненасилия как политического метода, и если они дадут обет

ненасилия, то должны его придерживаться. Резолюция о несотрудничестве была

предложена на конференции халифата и после продолжительных прений принята. В

моей памяти свежи воспоминания о том, как однажды в Аллахабаде комитет, обсуждая этот вопрос, заседал всю ночь напролет. Вначале Хаким Сахиб

скептически отнесся к возможности проведения ненасильственного

несотрудничества на практике. Но после того, как его скептицизм был рассеян, он всем сердцем отдался этому движению и его помощь оказалась для него

неоценимой.

Несколько позже я выдвинул резолюцию о несотрудничестве на гуджаратской

политической конференции. Оппозиция сначала возражала, что провинциальная

конференция не вправе принимать резолюцию раньше, чем ее примет Конгресс. Я

же утверждал, что такое ограничение применимо только к прошлому движению, но

когда дело идет о будущем, о дальнейшем пути нашей деятельности, то низшая

организация не только вполне компетентна, но даже обязана так поступить, если у нее есть для этого необходимые выдержка и смелость. Никаких

разрешений, доказывал я, не требуется, если речь идет о стремлении поднять

престиж центральной организации на свой страх и риск. Затем предложение

обсуждалось по существу, причем прения протекали, несмотря на всю остроту, в

атмосфере "приятной сдержанности". Резолюция была принята подавляющим

большинством голосов. Успех резолюции во многом объясняется личными

качествами адвоката Валлабхаи и Аббаса Тьябджи. Последний

председательствовал на конференции, и его симпатии были на стороне резолюции

о несотрудничестве.

Всеиндийский комитет Конгресса решил созвать в Калькутте в сентябре 1920

года специальную сессию Конгресса для совещания по тому же вопросу.

Подготовка велась широкая. Председателем был избран Лала Ладжпат Рай. Из

Бомбея в Калькутту шли специальные поезда для членов Конгресса и участников

движения халифата. Калькутта была переполнена делегатами и гостями.

По просьбе мауланы Шауката Али я подготовил в поезде проект резолюции о

несотрудничестве. До этого я старался избегать в своих черновиках слова

"ненасильственное", хотя неизменно употреблял его в своих речах. Мой словарь

в этом отношении только еще формировался. Я считал, что чисто мусульманской

аудитории санскритский синоним слова "ненасильственное" не будет понятен.

Поэтому я и просил маулану Абул Калам Азада найти ему замену. Он предложил

слово "ба-аман", а для "несотрудничества" - "тарк-и-малават".

Пока я старался подобрать на хинди, гуджарати и урду слова, выражающие

понятие "несотрудничество", меня заставили написать для этой знаменательной

сессии Конгресса резолюцию о несотрудничестве. В первоначальном варианте

проекта слово "ненасильственное" было пропущено. Я передал проект резолюции

маулане Шаукату Али, который ехал в одном купе со мной, так и не заметив

этого пропуска. Ночью я понял свою ошибку. Утром я послал Махадева с

просьбой исправить ошибку, прежде чем проект резолюции попадет в печать. Но

поправку уже нельзя было внести, так как проект был напечатан. Заседание

руководящего комитета должно было состояться в тот же вечер. Поэтому

необходимые поправки мне пришлось делать уже в отпечатанных экземплярах

проекта резолюции. Впоследствии я понял, как мне пришлось бы трудно, не

подготовь я своего проекта резолюции заранее.

Положение мое было все же очень жалким. Я совершенно не представлял себе, кто будет поддерживать резолюцию и кто выступит против нее. Не имел я также

понятия и о том, какую позицию займет Лаладжи. Я видел лишь внушительную

фалангу ветеранов - бойцов, собравшихся для боя в Калькутте. Среди них были

д-р Безант, пандит Малавияджи, адвокат Виджаярагхавачария, пандит Мотилалджи

и Дешбандху.

В своей резолюции я предлагал объявить несотрудничество только для того, чтобы добиться исправления несправедливостей, допущенных властями во время

событий в Пенджабе и по отношению к халифату. Это не понравилось

Виджаярагхавачария.

– Если мы начинаем кампанию несотрудничества, то почему из-за каких-то

отдельных несправедливостей? Страна страдает от такой огромной

несправедливости, как лишение ее свараджа. Это и должно стать главным

основанием для несотрудничества, - доказывал он.

Пандит Мотилал также хотел, чтобы в резолюцию было включено требование

свараджа. Я охотно принял это предложение, исправив соответствующим образом

текст резолюции, которая была принята после обстоятельных, серьезных и

довольно бурных дебатов.

Мотилалджи первым примкнул к движению. Я до сих пор помню приятную беседу

с ним по поводу резолюции. Он предложил изменить некоторые выражения, на что

я и согласился. Он взялся склонить на нашу сторону Дешбандху. Сердцем