Моя жизнь

по домам!

Некоторые рассердились, другие засмеялись, а кое-кто просто не поверил

ему:

– Ну хорошо, - сказал м-р Александер, - если вы мне не верите, выберите

одного-двух представителей, и я разрешу им войти в дом: если они найдут там

Ганди, я охотно его вам выдам. Но если Ганди там не окажется, вы должны

разойтись. Ведь не собираетесь же вы разрушить дом Рустомджи или причинять

беспокойство жене и детям Ганди?

Толпа послала своих представителей обыскать дом. Вскоре они вернулись и

сказали, что никого не нашли. Толпа стала расходиться, наконец, большинство

одобрительно высказывались о поведении старшего офицера, но некоторые

ворчали и злились.

Ныне покойный м-р Чемберлен, бывший тогда министром колоний, телеграфировал правительству Наталя, предложив ему возбудить дело против

лиц, участвовавших в нападении. М-р Эскомб пригласил меня к себе и сказал:

– Поверьте, я очень сожалею обо всех, даже самых незначительных

оскорблениях, нанесенных вам. Вы были вправе принять предложение м-ра

Лаутона и пойти на риск, но я уверен, что если бы вы более благосклонно

отнеслись к моим словам, то этой печальной истории не произошло бы. Если вы

сможете опознать виновных, я готов арестовать их и привлечь к суду. М-р

Чемберлен тоже хочет, чтобы я это сделал.

На это я ответил:

– Я не желаю возбуждать никакого дела. Вероятно, я и сумел бы опознать

одного или двух виновных, но какая польза от того, что они будут наказаны?

Кроме того, я считаю, что осуждать следует не тех, кто нападал на меня. Им

сказали, будто я распространял в Индии неверные сведения относительно белых

в Натале и оклеветал их. Они поверили этим сообщениям и не удивительно, что

пришли в бешенство. Осуждать надо их руководителей и, прошу прощения, вас.

Вам следовало бы должным образом направлять народ, а не верить агентству

Рейтер, сообщившему, будто я позволил себе какие-то нападки. Я не собираюсь

никого привлекать к суду и уверен, что когда эти люди узнают правду, то

пожалеют о своем поведении.

– Не изложите ли вы все это в письменном виде?
– спросил Эскомб.
– Дело в

том, что мне нужно ответить на телеграмму м-ру Чемберлену. Я не хочу, чтобы

вы делали поспешные заявления. Можете, если хотите, посоветоваться с м-ром

Лаутоном и другими друзьями, прежде чем примете окончательное решение.

Должен признаться, однако, что если вы откажетесь от своего права привлечь

виновных к суду, то в значительной степени поможете мне восстановить

спокойствие и, кроме того, поднимете свой престиж.

– Благодарю вас, - сказал я.
– Мне не надо ни с кем советоваться. Я принял

решение до того, как пришел к вам. Я убежден, что не должен привлекать

виновных к ответу, и готов тотчас изложить свое решение в письменном виде.

И я написал требуемое заявление.

IV. СПОКОЙСТВИЕ ПОСЛЕ БУРИ

За мной пришли от Эскомба на третий день моего пребывания в полицейском

участке. Для охраны прислали двух полицейских, хотя необходимости в этом уже

не было.

В тот день, когда нам разрешили сойти на берег, сразу же после спуска

желтого флага ко мне явился представитель газеты "Наталь адвертайзер", чтобы

взять интервью. Он задал мне ряд вопросов, и своими ответами я сумел

опровергнуть все выдвинутые против меня обвинения. Следуя совету сэра

Фирузшаха Мехты, я произносил в Индии только предварительно написанные речи

и сохранил их копии, как и копии всех моих статей. Я передал корреспонденту

весь этот материал и доказал ему, что не говорил в Индии ничего такого, что

не было бы сказано мною раньше в Южной Африке и в еще более резкой форме. Я

доказал также, что совершенно непричастен к прибытию пассажиров на пароходах

"Курлянд" и "Надери". Многие из прибывших жили здесь уже с давних пор, а

большинство даже не собиралось оставаться в Натале, намереваясь отправиться

в Трансвааль. В то время в Трансваале для людей, жаждущих разбогатеть, перспективы были заманчивее, чем в Натале, и индийцы предпочитали ехать

туда.

Это интервью и мой отказ привлечь к суду лиц, напавших на меня, произвели

такое сильное впечатление, что европейцы в Дурбане устыдились своего

поведения. В печати признавалась моя невиновность и осуждалось нападение

толпы. Таким образом, попытка линчевать меня в конечном счете пошла на

пользу мне, т. е. моему делу. Этот инцидент поднял престиж индийской общины

в Южной Африке и облегчил мне работу.

Дня через три-четыре я вернулся домой и вскоре вновь принялся за свои

дела. Происшествие способствовало также расширению моей юридической

практики.

Хотя это и подняло престиж индийской общины, но расовая ненависть к

индийцам усилилась. Убедившись, что индийцы способны мужественно бороться, белые увидели в этом опасность для себя. В Натальское законодательное

собрание было внесено два законопроекта: один был направлен против индийских

торговцев, другой устанавливал строгие ограничения иммиграции индийцев.

Существовало особое постановление, принятое в результате борьбы за

избирательные права, которое запрещало издание законов, направленных против

индийцев как таковых. Это означало, что законы должны были быть одинаковыми

для всех, независимо от цвета кожи и расовой принадлежности. Оба упомянутых

законопроекта были составлены таким образом, что распространялись якобы на

всех, но цель их была - ввести новые ограничения именно для индийского

населения Наталя.

Борьба против этих законопроектов значительно расширила сферу моей

общественной деятельности и еще более усилила сознание долга среди членов

индийской общины. Законопроекты были переведены на индийские языки с

подробными комментариями, для того, чтобы индийцы могли понять весь скрытый