Моя жизнь

вам полезен.

Разумеется, мне хотелось повидаться с сэром Фирузшахом Мехтой, а тот факт, что эти почтенные люди рекомендовали мне действовать в соответствии с его

советами, еще больше свидетельствовал о его огромном влиянии. В назначенный

час я встретился с ним. Я ожидал, что испытаю в его присутствии

благоговейный трепет. Я слышал о популярных прозвищах, которыми его

наделяли, и приготовился увидеть "льва Бомбея", некоронованного "короля

Бомбейского президентства". Но король не подавлял. Он встретил меня, как

любящий отец встречает своего взрослого сына. Встреча произошла в его

комнате. Он был окружен друзьями и последователями. Среди них были м-р Д.

Вача и м-р Кама, которым меня представили. О м-ре Вача я уже слышал. Его

называли правой рукой Фирузшаха, и адвокат Вирчанд Ганди говорил мне о нем

как о крупном статистике. Прощаясь, м-р Вача сказал:

– Ганди, мы должны встретиться.

На представления ушло едва ли больше двух минут. Сэр Фирузшах внимательно

выслушал меня. Я сообщил ему, что уже встречался с судьями Ранаде и Тьябджи.

– Ганди, - сказал он, - вижу, что должен помочь вам. Я созову здесь

митинг.

С этими словами он повернулся к своему секретарю м-ру Мунши и просил его

назначить день митинга. Дата была установлена, затем он простился со мной и

попросил зайти накануне митинга. Эта встреча рассеяла все мои опасения, и я

радостный вернулся домой.

В Бомбее я навестил своего зятя, который в то время был болен. Он был

небогатым человеком, а моя сестра (его жена) не умела ухаживать за ним.

Болезнь была серьезная, и я предложил взять его в Раджкот. Он согласился, и

таким образом я вернулся домой с сестрой и ее мужем. Болезнь затянулась

дольше, чем я предполагал. Я поместил зятя в своей комнате и просиживал у

его постели дни и ночи. Я вынужден был не спать по ночам и проделать часть

работы, связанной с моей деятельностью в Южной Африке, во время его болезни.

Все же пациент умер, но я утешал себя тем, что имел возможность ухаживать за

ним до его последнего часа.

Склонность моя ухаживать за больными постепенно вылилась в увлечение.

Случалось, что я пренебрегал ради этого своей работой и по возможности

вовлекал в это не только жену, но и всех домашних.

Подобное занятие не имеет смысла, если не находить в нем удовольствия. А

когда оно выполняется напоказ или из страха перед общественным мнением, это

вредит человеку и подавляет его дух. Служение без радости не помогает ни

тому, кто служит, ни тому, кому служат. Но все другие удовольствия

превращаются в ничто перед лицом служения, ставшего радостью.

XXVII. МИТИНГ В БОМБЕЕ

На другой день после смерти зятя я должен был уехать в Бомбей на митинг. У

меня почти не было времени обдумать свою речь. Я чувствовал себя изнуренным

после многих дней и ночей тревожного бодрствования, голос у меня стал

хриплым. Однако я отправился в Бомбей, всецело полагаясь на бога. И я не

помышлял о том, чтобы написать свою речь.

Следуя указанию сэра Фирузшаха, я явился к нему в контору накануне митинга

к пяти часам.

– Ваша речь готова, Ганди?
– спросил он меня.

– Нет, - сказал я, дрожа от страха.
– Я собираюсь говорить ex tempore (*).

(* Без подготовки, экспромтом (латан.). *)

– В Бомбее этого делать нельзя. Репортеры здесь плохие, и если мы хотим

извлечь пользу из нашего митинга, вам нужно предварительно написать свою

речь и успеть напечатать ее к завтрашнему утру. Надеюсь, вы справитесь с

этим?

Я очень нервничал, но сказал, что постараюсь.

– Когда мой секретарь сможет зайти к вам за рукописью?

– В одиннадцать часов вечера, - ответил я.

На следующий день, придя на митинг, я понял, насколько мудрым был совет

Фирузшаха. Митинг происходил в зале института сэра Ковасджи Джехангира. Я

слышал, что, если на митинге собирается выступить Фирузшах Мехта, зал всегда

бывает битком набит главным образом студентами, желающими послушать его.

Впервые я присутствовал на таком митинге. Я увидел, что лишь немногие смогут

услышать меня. Я дрожал, когда начал читать свою речь. Фирузшах все время

меня подбадривал и просил говорить громче, еще громче. Но от этого я только

сильнее робел, и голос мой становился все глуше и глуше.

Мой старый друг адвокат Кешаврао Дешпанде пришел мне на выручку. Я передал

ему текст. Голос у него был как раз подходящий. Но аудитория не желала его

слушать. Зал оглашался криками: - Вача, Вача! Тогда встал м-р Вача и прочел

речь удивительно успешно. Аудитория совершенно успокоилась и прослушала речь

до конца, прерывая ее в должных местах аплодисментами и возгласами "позор!"

Все это радовало меня.

Фирузшаху речь понравилась. Я был несказанно счастлив. Я завоевал горячую

симпатию адвоката Дешпанде и одного приятеля - парса, чье имя не решаюсь

назвать, так как он сейчас занимает высокий пост в правительстве. Оба

обещали сопровождать меня в Южную Африку. Однако м-р Курсетджи, в то время

судья, занимавшийся мелкими гражданскими делами, отговорил парса от поездки, так как задумал женить его. Мой приятель-парс должен был выбирать между

женитьбой и поездкой в Южную Африку: он предпочел первое. Рустомджи

возместил убытки, которые я понес вследствие нарушения парсом обещания, а

сестры парса, посвятив себя работе "кхади", тем самым искупили вину невесты, ради которой парс отказался от поездки. Поэтому я охотно простил эту пару. У

адвоката Дешпанде не было соблазна жениться, но он также не смог поехать. В

настоящее время он в достаточной мере расплачивается за нарушение обещания.

На обратном пути в Южную Африку я встретил в Занзибаре одного из Тьябджи. Он