Моя. Я так решил

— Ну вот и смотри теперь, сравнивай.

Голос Бурина пробивается ехидной режущей силой через толщу воды, где я уже на дне.

— На всякий случай, в зеркало глянь.

А чего смотреть? Я и без того знаю, что моя битая похмельная рожа вообще никаким боком не сравнивается с породистым холеным лицом папашкиной гордости — Игоря Вотчинкова.

У него — карьера, бизнес практически свой, репутация, которую наверняка с папашей не связывают, но понимают, насколько там крепкий тыл. Бабки, наконец, очень даже серьезные.

И, словно мало таких очевидных, перевешивающих все преимуществ, парнишка еще и выглядит, как модель мужской одежды. Офицер, хоть и в запасе, но военка за плечами, чемпион по боксу…

Жених моей Эвиты. Официальный жених. Фотки, которых в досье вполне прилично, это все подтверждают… Интересно, она после свадьбы тоже в его контору работать пойдет? Хотя… Зачем? Свои люди везде нужны…

— Ты, Конь, не думай, — бубнит Бурин, разрубая мои темные, тягучие, как кисель, мысли, — ты вполне нормальный мужик… Для баб такие привлекательны. Раздолбай, веселый, поржать с тобой, наверняка. И, опять же, не бедный. Квартира, доход вполне хороший… Но против него — никто. Не вытягиваешь. С тобой поиграться, побаловаться, курортный роман опять же… А потом — к жениху. Надеюсь, ты не думаешь, что она тебя вспомнит при встрече?

Он все правильно говорит, мой язвительный друг детства, все верно, в самую точку. По больному бьет.

По живому.

И это меня бесит. Заставляет захлебнуться воздухом пополам с ненавистью.

К нему, Бурину, и к этому гладкому мажорчику, и к Эвите. К ней — особенно.

Потому что блядь. Потому что трахалась со мной, там, в антураже опасности и аргентинского солнца, имея вполне устроенную личную жизнь.

Потому что использовала.

У меня были замужние бабы, у меня были девчонки, тоже, как и Эвита, имеющие женихов и планирующие свадьбу. Все было.

Но всегда с открытыми глазами. Всегда с полной информацией. И даже если без нее — то и без эмоций особых. Секс — это не про эмоции. Раньше, по крайней мере. До Аргентины. До Эвиты.

И сейчас я ощущаю себя… Использованным? Наверно, да.

Листаю галерею, рассматриваю лицо Эвиты. Она улыбается.

Смотрит на своего мажорчика. Трогает его за плечо очень собственническим жестом.

Сука.

Она меня тогда за руку взяла и сама увела в спальню. Сама.

Усмехаюсь, увеличиваю фото, провожу пальцем по улыбающимся губам.

Сама виновата. Сама нарвалась. Сама.

Глава 18

— Тут, Конь, еще такое дело… — Бурин допивает до дна, ставит бокал на столешницу со стуком, от которого я прихожу немного в себя, выныриваю из жарких аргентинских воспоминаний, в которые, оказывается, уже успеваю погрузиться с головой, как и в планы мести, впрочем. Жесткой, очень жесткой мести. Разнообразной такой… — есть еще инфа… Но она — неподтвержденная… Верней, часть подтвержденная, но больше — мои выводы по ситуации. Догадки.

Забирает у меня телефон и открывает еще один файл.

— Вот тут смотри.

Смотрю. Интересно, да.

Моя Эвита, имеющая очень неплохую карьеру на госслужбе, полторы недели назад подавала в отставку.

Пыталась уволиться из МВД. Затем что-то случилось, и она забрала заявление. А вместо этого написала на отпуск. И даже уехала, как было указано, куда-то в Карелию, заниматься лесным туризмом.

Ага… Лесной туризм, как же.

Уехала она одна, ее жених все это время находился в столице и, судя по фоткам в интернет-ресурсах, неплохо проводил время, общаясь с нужными и интересными людьми. И женского рода в том числе.

А до этого, две недели назад, в розыск была объявлена сестра Элеоноры Выстрикиной, Валентина Выстрикина, восемнадцати лет, модель, блондинка, красавица… Фотки прилагались.

Я придирчиво сравниваю с теми, что получил от Родриго, и убеждаюсь, что да. Она самая. Та блондиночка, которая пропала вместе с моей Эвитой.

Сестра, значит.

Младшая.

Красивая.

Ситуация становится более-менее ясной.

То есть, получается, что моя Эвита рванула в Аргентину за сестрой. Отыскала ее, спасла и вывезла в Россию окольными путями.

— Интересно, почему ей для этого пришлось шифроваться? — вопрос вырывается сам собой, и он не особенно понятен, но Бурин реагирует адекватно. Вот что значит, опер бывший.

— Потому что долго по официальным каналам. Прикинь, состава преступления нет, девка, скорее всего, заключила легальный договор, по которому она там официально танцует и неофициально не танцует. В розыск ее объявили, а потом сразу сняли, видел даты? В тот же день. То есть, сестра обнаружила пропажу, воспользовалась связями, чтоб сразу же объявили, у нас обычно так сходу не делают такого, а потом, когда выяснила, что произошло, маякнула своим, и они ее с розыска сняли. Или, может, она не хотела, чтоб снимали, все же, если в розыске, то через интерпол и прочее… Хотя, нет, все равно долго и сложно. И кто ее искать-то будет? Фирмешка эта, после кипиша, сто процентов свернулась бы, и концы вообще потерялись… А тут она рванула по следам, наверно, документы нашла, договор, может… Вот только непонятно, почему сама… Почему ей ее жених не помог? Наверняка, имеет возможности для этого, и даже связи. Я таких ушлых знаю, у них все подхвачено обычно. И вообще… Странное поведение. Ты бы отпустил свою бабу хрен знает куда, в опасность? Чтоб самому по вип-борделям разгуливать?

Скалюсь… Не надо по больному. Я бы не отпустил, если б баба хотя бы обозначила свои намерения. Может, тут та же самая херня.

— Ну вот… А он мало того, что отпустил, так еще и не подстраховал никак… Или косвенно подстраховал. Все же, очень быстро они прошли таможню, очень быстро… Не просто так, понимаешь же?

— Понимаю.

— Ну, раз понимаешь, то должен понять и все остальное.

— Что именно?

— То, о чем я тебе говорил. Отвали от этой бабы. Она не для тебя.

— Не твое дело, Бур.

— Не мое, да. Мое дело — сторона. Но будет жаль, если тебя пришьют, дебила… Ты — не самый вонючий кусок говна в моей жизни.

— Ну спасибо…

— Да вот вообще не за что. Все, выпить нечего больше? Тогда я пошел. И совет мой запомни, Конь. Потом спасибо скажешь.

— Ага…

Бурин уходит, а я еще долго сижу за столиком, попивая бесконечный бокал пива и изучая фотки моей Эвиты.

Пытаясь найти в этой роскошной, холодной бабе ту самую удивленную, испуганную и растерянную девчонку, с глазами дьяволенка, которая доверчиво побежала со мной в яркость сиесты Аргентины. И потом, ночью, за руку взяла. Сама.

Ищу — и не могу найти.

Ощущаю себя редкостным дебилом при этом, вспоминаю, как ржал над выражениями физиономий Коня и Егеря, когда они смотрели на Масю, когда говорили о ней… Мне казалось, что это все — наигранное. Правда, я и сам свою морду не сильно контролировал, как выяснилось потом, после просмотра видосов с крещения малого… Но все равно это было не то.

И мне казалось, что я-то до такой степени маразма не дойду.

И вот теперь, Коник, у меня для тебя плохие новости…