МОЯ. Я тебя присвою

С трудом получается смягчить жестокие обвинения.

— Он сказал, что ты обидел его любимую и надругался над ней.

— Ложь, — отрезает папа.

— Он сказал, что она называла твое имя и даже показала твою визитку. Старую-старую визитку, ещё с фирмы Винтер.

Папа шумно дышит, его дыхание меняется. Зорин обвинил, что мой папа с компанией друзей изнасиловал его девушку. Тогда ей было столько же лет, сколько мне сейчас…

— Наташа, я не насиловал никого! — твердо отвечает отец.

— Но как же визитка? Я ее своими глазами видела.

— Это просто старая глупая картонка, вот и все, — нервничает. — Кому ты веришь? Своему отцу или зарвавшемуся выскочке? Все время мне завидует.

— Пап, он состоятельнее сейчас, а у тебя дела идут совсем нехорошо. Извини, но здесь нечему завидовать.

— Таша, — вздыхает отец. — Много лет назад я пересекся в баре с девицей, которая очень хотела найти себе компанию. Она была сильно навеселе, а мне тогда было так плохо после ухода твоей мамы, что я… я решил, что ни к чему не обязывающий секс станет лучшим выходом. Я этим не горжусь, отнюдь. Но когда нам плохо, мы совершаем не самые логичные поступки. Она сама этого хотела. Никто ее не насиловал… А визитка… Визитка просто выпала из кармана моих брюк.

Улавливаю движение сбоку от себя. В дверном проеме застыл Зорин с бокалом спиртного. Отпивает, делает глоток, смотрит на меня внимательно. Ощущение, будто он знает, о чем говорит папа, хоть точно не может слышать его на таком расстоянии.

Я включаю динамик громкой связи, и голос отца разносится по всей комнате.

— Не слушай этого лжеца, Таша. Возможно, он сам стал жертвой лжи своей же девушки. Женщины врут, когда не хотят, чтобы о них подумали плохо, как о легких на передок.

Бокал в кулаке Зорина вот-вот треснет от того, как сильно он сдавил стекло.

— Он сказал, что девушка была беременна и получила выкидыш. Беременна от него…

— Милая, он может все, что угодно тебе сказать. В тот вечер я оставил ее живой и здоровой, отправился решать проблемы своего босса, земля ему пухом. На моей стороне — факты! — говорит уверенно. — Та девушка, Лиза или Алиса….

— Лиза, — поправляет Зорин.

— Та девушка после нашего уединения решила остаться и потусить в компании. Я никого не насиловал. Это бред. Факты на моей стороне.

— Какие ещё факты? — срывается Зорин. — Какие факты, ты.… Старый, вонючий мешок дерьма.

— Записи с видеокамер, — уверенно заявляет отец.

Я перевожу взгляд с лица Зорина на экран телефона. Там висит аватарка папы — мы с ним вместе на мой выпускной, очень люблю это фото, и то, что он всегда держит на заставка фотографии со мной, говорят о многом.

— Ты лжешь! Это было давно… И у тебя, случайно оказались записи? Липа! — злится Назар.

— Когда ты прислал… — голос отца дрогнул. — Когда ты прислал мне окровавленную простынь и передал, что моя дочь у тебя… Когда выдал все свои претензии, мне пришлось поднять многих людей, поискать в архивах. Запись есть, и она неподдельная!

Голос отца набирает уверенность, поневоле испытываю за него сильную гордость.

— Я поимел твою девчонку, парень, потому что она сама искала компанию, и ушел, оставив ее веселиться с другими. Понятия не имею, что с ней было дальше, но я ее и пальцем не тронул. Она тебе солгала. У меня есть записи с видеокамер. Не хочешь полюбоваться, как отжигала твоя скромница? — усмехается. — Слабо заглянуть в глаза правде?

— Не слабо, — огрызается Зорин. — Не слабо, ты… мешок говна. Давай сюда запись и учти, я отдам ее на экспертизу.

— С одним условием.

— С каким?

— Убедишься, что не липа… вернешь мне дочь сразу же и проваливаешь, на хрен, из нашей жизни навсегда!

Глаза Зорина темнеют.

— Согласен.

Глава 32

Таша

Зорин пересекает комнату и отбирает у меня телефон, прячет в карман пиджака.

— Поговорила? Достаточно!

Взгляд Назара обжигает меня гневом и ещё каким-то чувством, очень похожим на ревность. Слышал весь мой разговор с папой? Слышал, как тепло мы беседовали? Я снова зла на Зорина и готова ещё час болтать с папулей назло гадкому тирану. Болтать обо всем на свете, нам всегда есть, о чём поговорить, ведь папа был моим самым первым другом и остался самым верным. Он всегда заботился обо мне и дул на мои разбитые коленки с любовью.

Лицевые нервы Назара дергаются. Зорин в бешенстве.

— Папа сказал, что ты отправил ему окровавленную простынь, — меня передергивает. — Какую ещё простынь?!

— Как только он объявился, я послал ему простынь с твоей кровью. Заскорузлую простынь с большим пятном крови.

Хохочет зло.

— Откуда ты взял?! У меня не было! Не было много крови при лишении девственности!

— У тебя брали кровь, когда ты была в отключке, — ухмыляется Зорин. — Я облил твоей кровью простынь. Уверен, он сделал анализ, поэтому так рыдал, когда получил моё сообщение и этот подарок. Рыдал, как побитая сучка.

Его лицо полно злым торжеством. Боже, да он просто упивается мыслями о том, как плохо было моему папе, когда он получил такой привет с сообщением, что я в руках давнего врага! О чем он подумал… Я даже представить боюсь, как ему было больно в эти минуты.

— Ненавижу тебя, мерзавец. Ты заставил моего папу страдать! Страдать зря. Он невиновен.

— Папуля сказал, что он — святоша, и ты ему поверила?! — рыкает Зорин.

— Папа не святой, но он этого не делал, и точка. Ему нет смысла врать!

— О, есть. Смысл врать есть всегда.

— А если.… Если твоя девка соврала?!

Я и не замечаю, с какой злостью и ревностью произношу слова «твоя девка». Глупо ревновать к прошлому, к мертвым. Лиза давно мертва, но я так слепо злюсь, что Назар её помнит. Все эти годы любит, помнит и хранит память о ней, если даже сейчас, спустя много лет не может оставаться спокойным.

— Такого быть не может!

— А если соврала?!

Вскочив, топаю ногами от злости.

Какой же мерзавец, этот Назар? Проболтался, что хотел отомстить отцу, но потом увидел меня.… Увидел и вместо того, чтобы поступить, как настоящий мужчина, добившись взаимности, продолжал вынашивать гнусные планы. Сделал меня слепым орудием мести.

Мстит не мне, но моему отцу. Мстит через меня!

Разве так можно?!

Негодяй!

— Если она соврала! — кричу. — Что, если все было не так, и она соврала! Соврала тебе! Тогда что…

— Ты слышала. Если записи не липа, вернешься к отцу.

Развернувшись, Зорин выходит, ударив дверь кулаком.

— Я не просто вернусь к нему, я побегу.… Побегу к нему! И пешком, и босиком, и голой! И даже ползком! Все, что угодно, лишь бы подальше от тебя! Ненавижу!

***