Мозаика чувств

– Боже мой! – пробормотал Илья, когда зрители, до сих пор молча сидевшие на траве и следившие за каждым жестом и словом актеров, поднялись на ноги, благодарно крича и хлопая, особенно Софье, которая на их глазах умерла и вновь вернулась к жизни, а она принимала все это так, словно стояла на широкой сцене, обласканная аплодисментами множества людей, и лицо ее, обрамленное красными всполохами волос, впитывало это как воздух, а яркие губы в то же время шептали мужу ядовито-презрительные слова: ты опять в конце ошибся, жалкий актеришка!

Захлопнув окно, Рина пошла к постели, бормоча:

– Ненавижу, ненавижу!

Не только ее бледное лицо, но и все худое тело дрожало от отвращения.

Сестра, вызванная Ильей – все та же Бат-Шева – дала ей таблетку валиума, потом еще одну и сидела рядом, пока Рина не пришла в себя.

– Кстати, – рука сестры вынула из коробки шприц, зловеще блеснувший на солнце, – тебе предписаны уколы от воспаления в позвоночнике.

– Что это?

– Кортизон.

– Нет, – снова заволновалась Рина, – мне кортизон противопоказан!

– Ну, твой лечащий хирург знает лучше.

Рина пролепетала:

– У меня от него однажды случился аллергический шок!

Бат-Шева, продолжая свое дело, закатала рукав пациентки.

– Оставьте ее в покое! – возмущенный Илья схватил руку со шприцем, и тот со звоном упал на пол.

– Я буду жаловаться главврачу! – закричала Бат-Шева и, негодуя, выбежала из палаты.

Наступила тишина.

– Наконец-то можно расслабиться, – медленно успокаиваясь, проговорила Рина. – Сядь здесь, возле меня. Дай-ка я поправлю твою косичку, она совсем распустилась в этой стычке с бандитами. Ты спас меня, правда? Там… и сейчас… Ты всегда рядом, готов помочь, пожертвовать собой. Таким, говорят, был Иисус, евреи зовут его Ешу – Спаситель… Подумать только, несколько дней назад мы были совсем чужие, а теперь… мне трудно думать о себе без тебя… Знаешь, меня поразила эта любовная история у Фейхтвангера, мне даже снится, что я – царица Иудеи… Странно, есть слова, которые кто-то сказал в другом времени, но они возникают как свои. И если бы я решилась открыть тебе то, что я чувствую, я сказала бы это, как Береника Титу.

Слезы блеснули в ее глазах, когда она притянула Илью к себе, шепча:

– Муж… воин… Яники…

И то, что кинуло Рину и Илью друг к другу, не было наказанием за любовь…

Мираж

Они поднялись на двенадцатый этаж, Илья постучал и услышал громкое: – Войдите! Открыв дверь, они увидели грузного человека, сидящего в инвалидном кресле у открытого окна.

– Мы к господину Лотану.

Тот нехотя оторвал взгляд от простиравшегося перед ним голубого неба:

– С жалобой? Прямое попадание! Вы видите на моей физии следы множества попаданий.

Действительно, его лицо было изрыто шрамами и вмятинами. Внезапно каким-то точным геометричным движением Лотан сделал полукруг и уселся за стол.

– Не удивляйтесь! Это высший пилотаж, – чуть ли не с гордостью заметил он. – Специальный курс для безногих летчиков. Садитесь, – и спросил тоном врача. – Итак, на что мы жалуемся?

Илья протянул ему конверт с письмом, тот открыл, прочитал.

– Ну что ж, будет передано по инстанции. Но не ожидайте многого. Думаете, из-за нескольких, пусть очень страдающих людей, изменят маршрут огромного лайнера?

Рина подняла голос:

– Речь идет о страшном шуме, который мешает всем живущим в округе!

Их собеседник усмехнулся:

– И это об Аэробусе А-300, где учтены все удобства для пассажиров! Значит, вы не слышали настоящего шума. А я летал еще на старых «Ураганах» и погибал от жуткой жары и грохота моторов. Помню, Шимон, наш инструктор, после пробного полета сказал курсантам: – Ну, бней зонот, замечания есть? Только не говорите мне о шуме двигателей. Открою вам небольшой секрет: без них летать нельзя! Решить это проблему можно только так: не замечать ее! Поверьте старому обстрелянному волку, на десятом вылете, если вы только доживете до этого, вас будет беспокоить только одно – как выполнить боевое задание. Поняли, има шелахем?

Лотан грустно улыбался, вспоминая прошлое.

– И что вы думаете, дети, вскоре шум моторов перестал мешать мне. Наоборот, прислушиваясь к ним, я узнавал, достаточно ли в них масла и воды, поддерживается ли нужная температура и готова ли машина ринуться вперед и атаковать.

Вскоре мы получили новые машины – двухместные «Миражи», но чтобы летать на них, нужно было пройти сложный курс, где инструктор вбивал в наши головы такие понятия, как хорда профиля, угол атаки и удобообтекаемое тело – тут летчики не могли удержаться от смеха.

Эти термины казались нам ненужными, я понял их важность только в бою над Абу-Суэр, когда мне впервые удалось сбить египетский «Миг» – не без помощи Шимона, летящего со мной.

Я кричал от радости, а впереди вдруг появилось еще одно вражеское звено, окружившее нас, и я, сознаюсь со стыдом, решил повернуть назад и тогда услышал в наушниках бас Шимона: не отступать! никогда не отступать! – Я ринулся им на встречу, выпустив самонаводящуюся «Матру». Один из них, задымившись, пошел к земле, а другой стал бить из бортовых пушек и разорвал нашу кабину. Огонь, опалив нас, устремился к топливным бакам и дальше – мелькнуло в мозгу – нам конец.

– Немедленно оставить борт! – закричал инструктор. – Это приказ, има шелха!

Катапульта выбросила меня с такой силой, что в голове все помутилось. Потом понял, что я в воздухе, под парашютом, но Шимона рядом не было, его не было, има шело! а там, внизу я увидел его падающую фигуру, охваченную пламенем, и в моей затуманенной памяти всплыли слова «удобоотекаемое тело», но сейчас я не смеялся, а плакал…

Лотан помолчал, тяжко дыша. Потом:

– Простите, что я взваливаю это на вас. Сидишь здесь день деньской и слушаешь жалобы на потерянный чемодан или зонтик.

– Нет-нет, продолжайте! – подбодрил его Илья, – Дальше что?

– Ну, меня подобрал «Сикорский» и доставил в госпиталь, где мне отняли… уже ненужные… ноги. Я был в отчаянии, думал покончить с собой. Безногий летчик – кому он нужен? Да Лиора, жена, такая же беленькая, как ты, дочка, заставила жить. И вот, на инвалидном кресле я закончил Технион, теперь пишу докторскую – так мне послужил наказ Шимона: «Не отступать!..»

Провожая гостей, он на высоких колесах, будто на крыльях, пролетел к двери, дружески кивнул Илье и подал Рине тяжелую руку с темными следами ожогов. Растроганная, она припала к ней горячими губами…

Алла свидетель

Белое здание суда с высокими узкими, как бойницы окнами, напоминало крепость, стоящую на страже закона и справедливости. Пораженный этой красотой и силой, Илья обходил его со всех сторон, и конечно, опоздал к началу. Когда он появился в зале, Шломо давал показания:

– Мусса всегда добросовестно исполнял свои обязанности, помогал по хозяйству, сторожил имение от воров. А в тот вечер я увидел его лежащим на земле, связанным и избитым. Он прохрипел еле слышно: босс, включите сирену!