Мозгва
Шрифт:
Теперь он плутал по мэишным общежитским закоулкам. Но они в самом деле запутанные, ничего особенно-то и не изменилось. Красные какие-то большие корпуса, ряд приземистых пятиэтажек, рядком, друг за другом, блеклых бежевых цветов. Тут где-то и был хитрый поворот к манежу, промахнул мимо, дошел до конца рядов общежитий — никогда там раньше не был. Переходы, связывавшие корпуса на уровне вторых этажей, теперь были изукрашены разной живописью. На одном пролете черной краской написано: «Москва, Москва! Люблю тебя как сын, как русский, — сильно, пламенно и нежно!» с подписью «А. С. Пушкин», хотя вроде это Лермонтов.
Пошел назад, обнаружив, что медучреждение, которое в прошлом маячило сбоку от стадиона, было детским психоневрологическим диспансером. Отыскалась
И он, не выкурив печальной сигареты, поплелся обратно. Вышел на Лефортовский вал, подумал, а не зайти ли еще и на Земляной, раз уж получился день потерь, но и так уже было паскудно, так что свернул направо и, мимо стадиона по имени «Энергия», пошел куда глаза глядят, добравшись до ул. Солдатской, сел на трамвай и доехал до станции метро «Авиамоторная», что вовсе не улучшило его настроения, потому что нет на свете ничего отвратительней окрестностей станции метро «Авиамоторная».
Дома, хлопнув грамм сто, он подумал: как странно. Вот у него еще утром было счастье, а его, оказывается, уже давно нет. Как же так, ведь еще утром было? Выпил еще сто грамм. Чтобы, по крайней мере, не замечать, как город снаружи, за окнами скреплен с городом внутри головы, все их точки сцеплены проводами, будто удлинившимися волосами. Получалось, что проблема в том, что они перестали отвечать друг другу. Внутри было вовсе не то, что снаружи. И он, как некий message, не узнавал мозг, куда был заброшен, как партизан. А по всем этим проводам продолжали, перенося неведомые смыслы, пробегать шелестения, шорохи. Они не читались, словно он оказался за границей, где вся реклама — разноцветными иероглифами и узнать можно только Coca-Cola или Nescafe. Влил в себя еще грамм сто. Надо куда-нибудь уехать. Жена, помнится, говорила про Петербург. Почему нет? Заказать гостиницу где-нибудь на «Парке Победы», «Россия» там, что ли? Не очень дорого и не далеко. Заказать заранее, а то каникулы начнутся, белые ночи. Надо разорвать связь, хотя бы на неделю. Или прямо завтра поехать? На день? Заснул.
Наутро 4 мая он никак не мог понять, какого черта его все время заносит в Китай-город. Да кому ж не известно, что пересадочный узел станций «Китай-города» занимает первое место в московском метрополитене: например, в 1999 году в сутки через китайгородские станции и переходные системы проходили 300 800 пассажиров (на втором месте «Лубянка»-«Кузнецкий мост», 254 100 человек). Видимо, его интуитивно привлекали плотные массовые флюиды, потому что хотелось побыть на людях. Но почему это происходило с похмелья? Впрочем, почему нет? Должно же у человека быть место, куда можно пойти с похмелья. Тем более он знал: из всех этих 300 799 пассажиров никто не осудит его, 300 800-го.
Колокольня церкви возле Дома металлурга все еще не упала, прочие окрестности выглядели и того бодрей. Пошел искать еду, все эти дни дома не готовил, разве что покупал пряники к чаю. По Лубянскому проезду стоял все тот же ряд заведений, штуки четыре. Китайский ресторан с малиновым половиком перед входом. Он был из чего-то синтетического, и в нем были прострижены до основания — чуть более блеклого, как бы даже и желтого — буквы, которыми было написано что-то по-китайски, а также слово «велкам» по-английски, шрифтом, каким пишут Coca-Cola. Рядом тяжелая распивочная «Аист», на ремонте, там что-то сваривали; рядом с ней еще какой-то подвал, тоже закрытый, на стекле надпись «ООО Ассоль Лтд»; ну и «Китайский летчик».
В «Летчике», поскольку был день, да еще длинные праздники, было пусто. Все как-то нараспашку,
пустынно, но хорошо. Сидели какие-то студенты, ментально близкие О. Так, видимо, все и устроено на свете: кому куда уместно зайти, тот туда и заходит. Все, в общем, будут там, где им положено.Пока несли еду, снова читал Калошина. Стены клуба были преимущественно зелеными, густо-зелеными и салатово-зелеными, а поверхности барьеров, сидений и столбиков (тут были барьеры и столбики) вполне китайско-красными. Похмелье стояло ровно в той стадии, когда глаза сделались особенно выпуклыми, отчего сочетание алого и зеленого их приятно раздражает.
«Комплекс из трех унионтов разных типов называется антерцетом и обозначается символом Ац. Например, художник обратил внимание на плывущий по реке плот с натянутой белой палаткой. Владелец плота вошел в палатку, и художник его больше не видел. По отношению к его рецепторам река в это время была мевлином, плот и палатка — сипактами, хозяин плота — лансом. Обозначив эти объекты тасентоведческими символами, получаем формулу Мл + Сп + Лн (или Ац #3).
Комплексы из унионтов четырех различных типов называются анквартетами. Существует только пять разновидностей анквартетов. Пример анквартета #3. Вдали от поселка, на берегу ручья, сидело трое парней. Один негромко играл на гитаре, второй что-то оживленно рассказывал, третий сидел молча, слушал. Несмолкаемый плеск ручья был по отношению к этим парням мевлином, звуки гитары — сипактами, слова рассказчика — динактами, а слабый шум часов, лежавших в кармане гитариста, — лансом (тиканье часов никто из них не слышал).
Комплекс, образованный из унионтов всех пяти типов, называется анфюнетом. Его символ — Аф, полная формула Мл + Сп + Ит + Дт + Лн. Пример. Аквалангист спустился в морскую воду с левого борта нового большого теплохода. Вода для аквалангиста — мевлин, борт теплохода — сипакт, сделанный кем-то рисунок рыбы (на днище) — имцакт, ватерлиния — динакт, а большая акула, плававшая по кругу возле правого борта, — ланс.
Конечно, все это было правдой: всегда должна быть акула, которая кружит возле правого борта, когда сам ты — с левого. Хотелось верить, что отыщется и рисунок рыбы на днище, сделанный кем-то. Например, владельцем плота, который вошел в палатку, и его навсегда не стало. Принесли пиво, тут был странный выбор, зачем ему теперь нефильтрованный францисканер? Теперь в нем не было тонкости различения.
Подошли музыканты, начали шуршать и звякать на небольшой сцене — настраивались. Один был мужиком средних лет, лысым в черных очках, вторым — женщина в чем-то смутно блестящем, в тяжелых башмаках с толстыми квадратными каблуками. Еще два человека: один местный, заведовал он, что ли, клубным звуком и всеми проводами, а второй, видимо, переводчик, потому что мужчина и женщина переговаривались по-немецки. Они убрали со сцены не нужные им ударные, воткнули свой ящик, распутывали провода. Дама была Триксой Арнольд, а мужик — Ильей Комаровым, басистом из „Не Ждали“, вместе они были проектом „Les Halmas“, но О. об этом ничего не знал. Щавелевые щи и свинина под грибным соусом были неплохи. Кофе был ужасен, но в Москве с ним всегда проблемы.
„Хищная птица несет в своих когтях пойманную рыбу. По отношению к органам чувств птицы ее добыча является сипактом. По отношению к матросам проплывающего неподалеку судна эта рыба является мевлином (как и сама птица). А по отношению к дождевым червям, ползающим в толще прибрежной земли, эта рыба есть ланс. Формула этого тасента (рыбы) такая: ‹Мл II Сп II Лн›. Она состоит из символов трех различных унионтов, разделенных вертикальными черточками. На обоих ее концах стоят угловые скобки. Подчеркнем: символов в формуле — три, но обозначают они лишь один объект. Когда один объект по отношению к двум или более реципиентам является унионтами двух или более типов, он называется бенутом (Бн). Следует заметить, что реципиенты могут и не подозревать о том, что кто-то из людей проанализировал ощущаемый ими объект и признал его бенутом. Делают такие тасентоведческие анализы только в случаях большой надобности“.