Мозгва
Шрифт:
Впрочем, станция «Парк культуры» была самым наглядным местом для того, чтобы разобраться в проблеме. И ведь поехал же туда, да.
И не зря: там все прямолинейно. От входа вперед, на эскалатор, вниз. Там — прямо платформа. То есть линия движения поездов совпадала с Садовым кольцом. Следовательно, внутренним кольцом было то, чья платформа справа. А справа поезда идут от «Парка культуры» к «Киевской». То есть по часовой стрелке — внутри. Интуитивные ощущения оказались справедливы.
Крымский мост был заполнен людьми, а теперь была первая половина дня, так что они шли в ЦПКиО, а не оттуда, имея на уме развлечься по случаю праздника. Нет сомнений, внутри каждого человека есть что-то
Так что через Крымский мост теперь фактически шли медвежата и утята, и слонята, и т. п. — розовые, бежевые, желтые и др. И уж точно, что людям выдавали карточки типа продуктовых, на каждый день, на неделю — сколько водки выпить, сколько раз на неделе либидо, сколько раз затылок почесать.
Совокупность городских типов, почти покемонов, продолжала репродуцироваться, хотя в лицах юных девушек и юных юношей читались возможности, которые были предоставлены им только теперь. Конечно, было любопытно, в самом ли деле новые возможности возникли только теперь или же присутствовали и ранее (за вычетом следствий технического прогресса), но в условиях репрессивного социума хирели, не развившись? Также было любопытно, не связано ли нынешнее раскрепощение возможностей с усечением генофонда, произошедшим в былые годы и последовавшим затем развитием новой социальной массы (большинство идущих через мост имели крестьянско-пролетарское происхождение в недальних коленах: что им не в упрек, речь лишь о спектре предпочтительных возможностей в условиях свободы выбора). Отчасти было интересно, на что они рассчитывают. Но трудно понять, в чем их счастье, и, честно говоря, не очень интересно, на что они рассчитывают.
Москва же, уж внутри Садового кольца — точно, была твердым серовато-розовым мозгом, с вкраплениями цветного мармелада. Красные мармеладки — школы свекольного цвета, вывески кока-колы и городское знамя с Георгием Победоносцем, повсеместные в праздники, а что знал св. Георгий о пролетариях? Зеленый мармелад начинающейся зелени, желтый — реклам пива, чипсов и часов, а также цветочной пыльцы, уже оседающей на тротуары. Теперь это был его мозг, раз уж другого не было.
В остальном он формировался из кучек пепла, собственных трупиков в разных районах города: ему следовало приносить им по весне букеты верб или желтых нарциссов. Тогда бы у него была человеческая цельность, а теперь его заполняет вещество, прозрачное, как водка, но его свойства не установишь. А все, что происходит, когда этой водки выпить, — уже уход в свойства, выпадение в свойства, ниспадение — будто сорвался в городской распорядок, рухнул. Можно ли оставаться такой водкой, лишь подмешивая к ней, если надо, свойства по вкусу? Нельзя, ведь еще г-н Лафатер отвечал юному Карамзину: «Душа существует только через посредство предметов, которые вне нас, и явлений, как будто прикасающихся к нам».
В данный момент к нему и душе прикасался метрополитен, который, несомненно, обеспечивает цельность городу Москве. И не только потому, что дотягивается почти всюду, и даже не потому, что возле станций метро никто не знает названий улиц, кроме своей, и ничего. Еще и потому, что тут есть кольцевая линия, какой нет больше нигде на свете. О. предполагал, что именно кольцевая линия излучала московскую амнезию, отчего все подряд закрашивалось новым слоем краски. А он как был чучелом, так им и остался. Пусть даже немного поумневшим; более сложным, значит, чучелом. С глазами, заплывшими белилами.
Но ведь у него есть волшебная книга! Еще в 80-е кто-то приволок на институтскую проходную стопку брошюр, типа репринта. Он тогда прихватил одну, зачитался
и взял еще дюжину. Раздаривал их приятелям на дни рождения, а когда брошюры закончились, то делал со своего экземпляра копии, что тогда было сложно. Но не зря: подарок приводил одариваемого в восторг, как минимум час на любом празднике тексты зачитывали вслух, и во второй раз люди с удовольствием слушали, и в третий. Что-то там было Очень Важное для всех. Потом о книге он забыл, а теперь отыскал среди своих вещей: значит, машинально взял с собой, не оставил на Черногрязской. Книга называлась «Введение в Тасентоведение» (подзаголовок «Памятка начинающим тасентоведам»), автором выставлен некто В. П. Калошин.«Предлагаемая читателю тасентоведческая классификация создана на следующих принципах, — сообщало Введение. — Во первых, она систематизирует только реально существующие виды материи и формы ее движения. Бог, аллах, ангел, леший, русалка, ведьма, черт, горенье в аду, души умерших, божья кара, тот свет и подобные вымышленные существа и явления не могут быть объектами этой классификации. Классифицироваться могут только слова, их обозначающие (слова существуют реально). Все реальные объекты, подвергнутые тасентоведеческой классификации, называются тасентами. Их общий символ Тн. Во-вторых, сфера применения тасентоведческой классификации не может быть ограничена каким либо пространством. В каком бы месте вселенной ни находились тела, исследователь вправе включать их в свою классификацию. Не указывает она какого либо определенного места в космосе и самому исследователю. В третьих. Сведения, разнесенные по графам этой классификации, являются достоверными только в определенный момент времени… В четвертых. Наиболее точными для нас будут итоги той классификации тасентов, которую мы выполним сами. Люди по-разному воспринимают окружающий их мир. Например, жители Таймыра наблюдают северное полярное сияние. А жители Мадагаскара, из за большого расстояния и изгиба земной поверхности, увидеть это не могут».
Внутри этих слов все свистело и туда-сюда летало. Внутри них была темная ночь со звездами, сквозь нее мелькали пули, ухали совы, ползли черви, тачанка громыхала колесами и пулеметом, что уж говорить об элементарных частицах, проницающих все, и витаминах, питающих организмы: «Тасенты всех типов подразделяются еще на экстеротасенты, воздействующие на органы чувств живых существ извне, снаружи, и интеротасенты, находящиеся внутри живых организмов и воздействующие на органы чувств, расположенные внутри организмов. К первым мы отнесем, например, карандаши, ручки и стопку бумаги, лежащие перед кем-либо на столе. Ко вторым — осколок мины в ноге бойца, занозу в руке плотника, введенную под кожу больного иглу шприца».
О. узнавал тут свою кому: именно так она разводит на мысли тех, кто ею укушен. То есть он был не одинок, с ним все это время происходило в самом деле реальное. А что до безумия автора, то уж кто как справляется. Главное — кома не была выдумкой, он был счастлив, читая, что «… по отношению друг к другу живые существа тоже являются тасентами. Общее для них название — биотасенты. Учитывая эволюцию материи и последовательность появления живых организмов, описания тасентов надо располагать в определенном порядке: а) неживые тасенты (или Тн эс. I), б) тасенты-растения (Тн эс. II), в) тасенты-животные (Тн эс. III), г) тасенты-люди (Тн эс. IV)».
«Занумеровать все чувствительные клетки животного, воспринимающие внешние и внутренние раздражения, невозможно. Их очень много. Но можно наделить номерами все разновидности органов чувств, т. е. рецепторные системы… С этой целью в тасентоведение был включен термин „рефил“ (образован от лат. слова „рецептор“ и греч. слова „филео“), обозначающий весь комплекс чувствительных клеток одной специализированной рецепторной системы… Присвоив рефилу, ощущающему световые раздражения, символ рн 1, рефилу, воспринимающему звуки, символ рн 2, тактильному рефилу — рн 3, термическому — рн 4, запаховому — рн 5, вкусовому — рн 6, кинестезическому — рн 7, вестибулярному — рн 8 и т. д., мы можем передавать ими очень большую информацию».