Можжевеловый холм

— Эм, привет. Где Дрейк? — спросила я женщину, переодевающую ребёнка. Это была та же девушка, что и утром, молодая, как Джилл, с клубнично-светлыми волосами.

— О, его здесь нет.

Я моргнула.

— Что?

— Джилл нужно было быстро выполнить одно поручение, и она взяла его с собой.

— Простите? — какого хрена.

— Она просто живёт по соседству, — женщина указала на стену. — Она вернётся через минуту.

— Хорошо, — сказала я и сняла с крючка его сумку с подгузниками. Затем я ждала, скрестив руки на груди, постукивая ногой по полу, считая секунды, тикающие на настенных часах.

Через три минуты и сорок одну секунду задняя дверь открылась, и внутрь вошла Джилл с Дрейком на бедре. Её улыбка на мгновение померкла, когда она заметила меня.

Я пересекла комнату и вытащила Дрейка из её рук.

— Привет, малыш.

Он начал плакать, как делал это каждый день, и потянулся к Джилл.

Как она поступила со мной сегодня утром, я увернулась от её рук, когда она попыталась коснуться его руки.

— Я бы предпочла, чтобы Дрейка не выносили из этого здания, — я подвела его к автомобильному креслу и усадила его, застегивая ремни так быстро, как только могли двигаться мои пальцы.

— О, хорошо, — сказала Джилл. — Я не думала, что это будет проблемой. Мы были совсем рядом.

Я не доверяла себе произнести ещё хоть слово, поэтому, пока Дрейк суетился, я застегнула его пряжку, перекинула сумку с подгузниками через плечо и вышла за дверь.

В тот момент, когда его кресло защёлкнулось на своём месте и я села за руль, зазвонил мой телефон.

Я проверила номер и нажала отбой. Сто пятьдесят пять звонков за те два месяца, что я жила в Куинси. Поскольку мне не нужно было волноваться о звонках из детского сада, да и не было никого, с кем бы я хотела поговорить, я отключила эту чёртову штуку.

Плач Дрейка прекратился к тому времени, когда мы выехали на шоссе.

И тогда начался мой.

Я так устала. Морально. Физически. Но больше всего я устала от одиночества.

Всю мою жизнь женщины в моей семье находились во власти мужчин, которые их содержали. Моя мать. Моя бабушка. Моя сестра. Я разорвала этот круг, приехав в Монтану.

Если бы я позволила Ноксу или кому-то ещё помочь, разве это не было бы равносильно огромному шагу назад? Что случилось, когда я зависела от него?

Но я не могла продолжать в том же духе. Мне нужна была... помощь. Признание этого, даже самой себе, заставило меня плакать ещё сильнее.

Слезы лились непрерывным потоком, когда я свернула на Можжевеловый холм и поехала по дорожке. В доме Нокса горел свет, отбрасывая золотистое сияние в ночь. Его грузовик стоял в гараже.

Я припарковалась и достала Дрейка, планируя подняться наверх и сделать себе на ужин сухой и унылый бутерброд с арахисовым маслом. Но ноги сами понесли меня по гравию к входной двери Нокса.

Он открыл её прежде, чем я успела постучать. Его взгляд проследил слезу, стекающую по моей щеке.

— Я хочу не чувствовать себя такой одинокой. Я хочу, чтобы мой ребёнок улыбался, когда я забираю его из яслей. Я хочу, чтобы у Дрейка была нормальная жизнь, и я чувствую, что мы так далеко от неё, что я даже не вижу, в каком направлении двигаться. Я хочу, чтобы ты снова меня поцеловал. Я хочу больше никогда не есть сэндвич с арахисовым маслом. Я хочу...

Нокс заставил меня замолчать своими губами, обхватив одной сильной рукой мои плечи, а другой взял из моих рук автомобильное кресло Дрейка. Его язык провёл по моей нижней губе, когда его мягкий рот прижался к моему.

Прежде чем я была готова к тому, что всё закончится, он оторвал свои губы от моих, но его рука оставалась крепкой, притягивая меня к своей груди.

— Одно желание выполнено. Что ещё ты хочешь?

Я прильнула к нему и сказала страшную правду.

— Тебя.

12. НОКС

Мемфис рассмеялась, когда я вошёл в номер, который она убирала.

— Разве ты не должен работать?

— У меня перерыв.

— Ага, — отшутилась она. — У тебя был перерыв пятнадцать минут назад.

— Двадцать, — я протянул ей латте, который только что взял у Лайлы.

— Что это?

— Латте.

Она уставилась на бумажный кофейный стаканчик, как будто я принёс ей слиток золота, а не напиток, который моя сестра не позволила мне купить. Мемфис отпила из стакана с чёрной пластиковой крышкой, и на её лице появилось выражение искренней радости...

Ради этого взгляда, ради смеха я бы приносил ей кофе каждый день.

— Спасибо.

— Это просто кофе, милая.

Её глаза смягчились.

— Не для меня.

— Не смотри на меня так.

— Как?

Я подошёл ближе, положив руку на её челюсть.

— Как будто тебя нужно поцеловать.

Улыбка озарила её лицо, когда она встала на носочки. Она была слишком низкой, чтобы дотянуться до моих губ, поэтому я наклонился и накрыл её рот своим, проведя языком по её нижней губе.

Она вздохнула, её рука с кофе потянулась к подставке для телевизора, чтобы поставить его на место. Но её рука была недостаточно длинной, и я забрал у неё стаканчик, отставив его в сторону, затем подхватил её на руки и отнёс на свежезастеленную кровать, уложив на плюшевое белое одеяло.

Мемфис прижалась ко мне, когда я придавил её своим весом, вдавливая в матрас и чертовски жалея, что не догадался закрыть дверь.

Эта женщина сделала меня голодным. Изголодавшимся. Её язык переплёлся с моим, и я издал низкий стон в её рот. На вкус она была как сладкий кофе и ваниль.

Она была лучшим, что случалось со мной, и до сих пор мы только целовались.

За последнюю неделю мне едва удавалось держаться от неё подальше. Мне пришлось оставлять, между нами, по крайней мере один этаж отеля, чтобы сделать хоть какую-то работу, но даже тогда я постоянно находил предлоги, чтобы выйти из кухни и найти её. И я целовал её так часто, как она позволяла.

Но как только я становился близок к тому, чтобы сорвать с неё одежду, я останавливался. И в течение недели мой душ был таким же холодным, как ноябрьский воздух.

Чёрт, но я хотел её. Если бы поцелуи были хоть каким-то знаком, мы были бы чёртовым огнём в постели. Но она не была готова.

Мемфис нужна была размеренность. Постепенность. Возможно, мне тоже.

Но на прошлой неделе я был с ней откровенен. Я знал, на что иду. С ней. С Дрейком. И пришло время отпустить прошлое.

Она хныкала, когда я покусывал её нижнюю губу. Этот звук устремился прямо в моему ноющему члену, поэтому я оторвал свой рот и издал стон, прислонившись своим лбом к её, пока мы дышали.