Мрачные ноты

С мучительной душевной болью я скучаю по объятиям отца и его любви. Стоджи любит меня и без объятий.

Само открытие, похожее на любовь к Эмерику, — безрассудно и пугает до ужаса. У него слишком переменчивый характер, он непредсказуем и безумно вспыльчив. Ответит ли мне Эмерик тем же или бросит на следующий же день? Или станет насмехаться надо мной, заставит умолять, чтобы потом использовать это чувство против себя же самой?

Несмотря на все это, я предпочла бы получать его порциями, чем вообще никак.

Но он мой учитель. Он нарочно сказал мне, что я не могу влюбиться в него. Тем более, он любит другую женщину.

Что же тогда я значу для него? Внутренности разрывает от ревности, но руки Эмерика успокаивают, держат меня близко, и рот покоится на макушке.

Что бы это ни было... Он отрицает именно это чувство, заставляя свое сердце биться чаще. Может быть, именно из-за объятий мой слух улавливает гулкие удары его сердца. Или, возможно, и то, и другое.

Я наклоняю голову и смотрю на него.

— Тебе страшно?

Он отпускает меня и делает шаг назад, сосредоточившись на своей руке, разглаживая черно-белый полосатый галстук.

Я стискиваю зубы. Черт возьми, я хочу, чтобы он научился справляться со своими чувствами, а не скрывал их и не отмахивался. Я почти готова сказать ему об этом, когда глаза Эмерика ловят мои, сбивая дыхание.

Боже, такое ощущение, что вся жизнь только начинается. Его руки обвиваются вокруг шеи, втягивая меня во всепоглощающий поцелуй, касаясь меня повсюду. Секунды как часы. Он ласкает рот, и мои коленки подкашиваются. В тот момент, когда он предлагает свой язык, по коже пробегает приятный холодок. Его тихий стон вибрирует у моих губ, вызывая теплую пульсацию между ног. И его ответ…

— Да. — он собственнически обхватывает руками мое горло и целует дрожащую дорожку к уху. — Я боюсь.

Пальцами нахожу его волосы и притягиваю рот к своему.

— Боишься?

— Быть пойманным. — Он поворачивает нас, прижимает мою спину к стене и шепчет между опьяненными поцелуями возле моих губ. — Отправиться в тюрьму.

Я хочу возразить, но у меня нет ни голоса, ни дыхания, только его грешный рот и давление мужской груди.

Он наклоняет голову. Переплетая наши языки, целует глубже, быстрее, и я плыву по теплому течению, проходящему между нами. Ткань моих трусиков кажется влажной, температура тела поднимается до лихорадочного уровня. Ткань рубашки и резинка лифчика зудят и сжимают кожу. Я хочу их снять.

— Боюсь причинить тебе боль. — Он наклоняет голову в противоположном направлении и под новым углом поедает мой рот, желая быть глубже. — Но я не остановлюсь, Айвори. — Еще один безумный поцелуй. — Ты моя.

Все кажется таким наполненным и прекрасным, что мне тяжело поверить в действительность. Ощущение принадлежности расцветает в моей груди. Не знаю, можно ли ему доверять. Я ослабеваю, и жар наряду с его силой исчезают, оставляя меня пошатнуться у стены.

Он хватает меня за запястье и подталкивает вперед в сторону коридора. Я пытаюсь сделать неуверенный шаг, но сильные руки Эмерика скользят от талии вниз по бедрам, а после обхватывают их.

Горячим ртом обводит линию моего плеча, покусывая шею.

— Последняя комната справа, — остановившись возле уха, произносит хриплым голосом.

Затаив дыхание, ноги несут меня вперед. Он следует позади меня на расстоянии, и я практически сворачиваю шею, чтобы выдержать его горячий взгляд. Дойдя до двери, поворачиваюсь и вхожу внутрь, мое внимание парализовано всеми безымянными эмоциями, застывшими на его грозном лице.

Мне следовало бы волноваться. Я должна быть чертовски напугана. Но он не Лоренцо, не Прескотт и не то бесчисленное количество людей, из-за которых мне хочется умереть. Сегодня за все семнадцать лет Эмерик заставил меня почувствовать себя более чем живой.

Краем глаза я вижу кровать, какую-то мебель в серых и черных тонах. Это его спальня? Я вовсе не заостряю внимание на обстановке в комнате, поскольку не свожу глаз с человека, который ради меня рискует не только своей карьерой, но и свободой.

Он будто подкрадывается, и я задыхаюсь от ошеломляющей близости, которая заставляет медленно отходить вглубь комнаты. Станет ли Эмерик теперь задавать вопросы? Неужели правда вызовет отвращение ко мне? В моей жизни было так мало людей, которые в меня верили. Мне ненавистна сама мысль о том, что я могу потерять его доверие.

Он хватает меня за талию и притягивает к себе, шепча низким, гортанным голосом:

—Ты даже не представляешь, что это значит для меня.

— Что именно?

— Как смотришь на меня, как будто я значу для тебя больше, чем... — взглядом обводит комнату, — этот большой шикарный дом.

Румянец обжигает мои щеки. Что он такое говорит? Из-за моей бедности я должна была растеряться при виде такой роскоши? Меня интересует он, а не все деньги мира. Может, он думает, что я влюбленная старшеклассница.

Я прищуриваюсь.

— Лепнина... она повсюду. Зубчатые узоры на потолке гостиной, квадратные панели на стенах, расставленные кресла по всей длине зала. Я бы все поменяла тут и похозяйничала, пока ты ...

— Шалунья. — Красивое лицо расплывается в улыбке, когда он тащит меня назад и сажает на край матраса.

Он оставляет меня там и шагает к комоду. Когда опустошает свои карманы, я принимаю на себя всю тяжесть реальности происходящего. Я нахожусь в спальне мистера Марсо. Сижу на его кровати. Находясь в его личной обстановке, наблюдаю за ним и вижу таким, каким в школе его никто не увидит.

Повернувшись ко мне спиной, он кладет бумажник и ключи на деревянную подставку. За ними следуют телефон и часы. Его жилет падает на спинку жесткого кожаного кресла, за ним галстук.

Когда его руки опускаются на пояс, у меня перехватывает дыхание.

Он поворачивается ко мне лицом, пальцами медленно расстегивает пряжку от пояса брюк.

— Пришло время решить проблему, которую мы избегали.

Все внутренности ухают вниз, меня поглощает мгновенная волна головокружения.

Он снимает ремень, сворачивает его в спираль и кладет на тумбочку рядом с кроватью.

— И никакой лжи. — Он сжимает руки за спиной, растягивая плечами рубашку на груди. — Умалчивание также относится к вранью, — говорит он с ожесточенным взглядом.

Дерьмо! Я жмурю глаза. Твою мать.

— Айвори.

Открыв их, я вижу, что он изучает меня. Конечно же, он это делает — всегда наблюдает и замечает очень многое. Прикусив губу, у меня возникает предчувствие, что все закончится плохо.

— Возможно, я вновь потеряю самообладание. — Он смотрит себе под ноги, при этом ухмыляясь. — Поскольку я не могу контролировать свои действия, когда дело касается тебя. — Затем его взгляд поднимается вверх, чтобы посмотреть на меня из-под густых ресниц. — Вспомни, что я говорил об этом.