Мрачный Жнец

Гриминионисы собирали не только злые души. Иногда они приносили и сомнительные человеческие души, и Азаготу приходилось разбираться с ними. Оставить их себе или отправить на Небесную переработку, скорее всего, в то, что одни называют Лимбо, а другие Чистилищем, где они пробудут до Судного дня. Но вопрос Гадеса справедлив. За тысячи лет Азагот не внёс никаких изменений в созданных им маленьких помощников-демонов. Не было нужды. За заметным исключением Сатаны, никто никогда не угрожал ему или его семье.

Всё изменилось.

— Представь, насколько эффективнее они собирали бы души, не приходись им ждать смерти? — Азагот налил драгоценную каплю жидкости из флакона в чашу, сделанную из человеческого черепа. — Будь у них возможность убивать.

— Они уже могут.

— Только если я разрешу. — Даже тогда способность вызывать сердечный приступ или аневризму лишь временная. — Я собираюсь одарить их всех. Навсегда

— Интересно. — Гадес наблюдал, как Азагот шестом подтолкнул чашу к краю огня. — Но разве Небеса не охренеют.

— Да. — То, что Азагот собирался сделать, не просто запрещено; это эпический запрет, как сказал бы его сын Джорни. В последнее время он был в эпическом ударе, используя «эпически» как любимое — и часто употребляемое — слово. — Вот почему я им не скажу.

— А… зачем? — Гадес вытер пот со лба. — Я всегда думал, что у гриминионисов есть сила убивать. Но почему сейчас?

Обычно Азагота раздражали расспросы, но Гадес был с Азаготом тысячи лет, и какие бы планы ни строила для него судьба, Гадес был связан с ними.

Пламя лизнуло чашу, и жидкость внутри, яд из клыков сатаны, начала испаряться. Азагот притянул чашу обратно и осторожно поставил на алтарь рядом с Азраэлем.

— Ты сам сказал вчера — дерьмо становится странным. После смерти Баэля будут последствия, и я не доверяю Небесам. Он давно перестал доверять ангелам, и теперь, когда больше не отвечал за создание Мемитимов, его полезность, по их мнению, могла уменьшиться. Ему нужно действовать на опережение, чтобы защитить себя, свой мир и свою семью.

— Ты не убивал Баэля, — указал Гадес. — Его уничтожил Сайфер. Молок захочет отомстить ему, а не ему.

И разве это не больная тема? Азагот хотел смерти Баэля. Он хотел сам убить — и забрать душу — падшего ангела, который убил нескольких сыновей и дочерей Азагота. Но его уничтожил Сайфер, и душа Баэля слилась с душой его брата-близнеца Молока.

— Молок не хочет отомстить, — сказал Азагот. — Он хочет, чтобы я освободил Сатану из тюрьмы, в которую его поместил Ревенант и Ривер. — И Молок сделает ради этого всё.

Гадес рассмеялся, его клыки блеснули в свете пламени.

— Очевидно, ты не собираешься этого делать. А зачем я здесь?

— Мне нужна твоя ДНК. — Азагот взял щепотку свежемолотого порошка из когтей Кромсателя душ из контейнера, который принёс, и высыпал в дымящуюся чашу.

Жидкость зашипела и заискрилась, и несколько секунд спустя чёрный, дурно пахнущий дым поднялся тонкой струйкой, которая вцепилась в Азагота маленькими острыми зубками, и он попытался отмахнуться от него.

— Моя? Зачем?

Струя удлинилась, и тупая головка скользнула к Азраэлу.

— Потому что этого требует заклинание.

— Моей ДНК. — Гадес скептически на него посмотрел. — Конкретно.

— Да.

Теперь скептицизм Гадеса практически растёкся лужей по полу.

— Где ты взял это заклинание?

Струя дыма исчезла под капюшоном Азраэля.

— От Орфмэйджа, которого шантажировал.

— Нужны внутренности?

— Ага.

Выругавшись, Гадес провёл рукой по верхушке ирокеза.

— Эти ублюдки ненавидят меня.

Азагот фыркнул.

— Вероятно, поэтому он сказал, что мне нужно отрезать кусок твоего крыла тупым ножом. — Он взглянул на Гадеса, когда тот подвинул миску ближе к Азраэлю. — Он был очень конкретен по поводу того, что лезвие должно быть тупым.

— Вот он говнюк.

— Да. — Азагот не потрудился скрыть веселье в голосе. — Возможно. Но он предупредил, чтобы я точно следовал рецепту. В противном случае, он сказал, что мои гриминионисы превратятся в гнилостных жаб. Я определённо этого не хочу. — Встревоженная, пронзительная болтовня Азраэля ясно давала понять, что он тоже не хочет.

Гадес снова выругался, но его крылья вырвались из спины, сбивая банки с полок и царапая потолок.

— На, ублюдок, режь.

Азагот быстрым движением запястья отрезал кончик. Гадес переживал боль, бродя по комнате, собирая кувшины и проверяя предметы, настолько могущественные или секретные, что Азагот хранил их здесь, а не выставлял в комнате, где хранил большинство своих ценных артефактов.

— Ты уверен, что не станешь использовать улучшенные способности, чтобы преследовать врагов? — спросил он, останавливаясь перед подносом, накрытым бархатной тканью.

Азагот бросил кусочек крыла в чашу.

— Думаешь, я бы использовал их как свою личную армию?

— Такая мысль приходила мне в голову.

Гадес прав. Он определённо так и поступил бы. Авторы его контракта с Шеул-Гра поступили мудро, запретив это. Но Азагота больше не заботило соглашение, которое подписал тысячи лет назад. Ему нужно слишком многое защищать, и вооружение гриминионисов больше связано с сохранением того, что было, чем с чём-либо ещё. Они собирались стать его брандмауэром, а не боевыми псами.

— Это оборона, а не атака, — уточнил он.

На данный момент.

— Ясно. — Гадес приподнял бархатную ткань и резко вдохнул при виде двух перьев, лежащих под ней, одного белого с золотом, другого чёрного с серебром. — Чёрт, — прошептал он. — Это?..

— Благодаря им я мог бы разрушить сами основы Шеул-Гра.

Гадес развернулся с горящими глазами.

— Мы продолжаем говорить об обороне? Потому что у меня есть ощущение, что ты готовишься к войне.

— У нас меньше тысячи лет до того, как Сатана выйдет из тюрьмы и начнётся Конец света, — указал Азагот, но это уловка, и Гадес знал это.