Мрак. Сотня смертей
Шрифт:
Ничем, подумал я. Потому что у меня не было ни малейшего желания поить какой-то дурацкий камень своей кровью. Она мне и самому еще пригодится. Да и вообще, как они себе это представляют? Под рукой ни лезвия, ни иглы. Разве что о клык разинутой пасти нкита… Не, бред. Я покачал головой и недоверчиво поглядел на лес, заметив блеск у дерева.
Перед тем, как пойти за очередным ништяком, я обернулся и посмотрел на разбитый корабль, на море, шепчущее теперь тихо-тихо, на солнце, которое нижним краем касалось горизонта, разливаясь золотом по волнам.
Меня заманивали в лесную чащу, раскидывая блестящие побрякушки от корабля до опушки. Если бы я как
Песок под ногами терял жар солнечного дня; деревья закутывали свои рослые тела в серо-красные плащи; когда-то голубое, почти прозрачное небо заметно потемнело. Оставив осколок жертвенной скалы, я пошел на блеск. И не сразу понял, куда меня привело сияние. Ибо среди невысоких метелок травы взгляд не находил ничего. Кроме… самой травы?
Я выдернул пучок и понял, что оказался прав, потому что свечение померкло, а в холоднеющем, темнеющем воздухе выскочило пояснение:
Божественная трава…
Ха-хм! Похоже, тут не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. И, может быть, даже весело.
…Можно найти в любом уголке Нвалии или приобрести у торговцев, хотя они ломят за нее неоправданно высокую цену. Постепенно залечивает раны, а также служит ингредиентом для различного рода зелий. Пожуйте ее, чтобы восполнить свое здоровье.
Ну… Рога, хвост и козлиная бородка у меня уже есть, осталось только встать на четвереньки и похрустеть сочной зеленухой. Наш Док тоже однажды притащил на борт какую-то траву, с полной убежденностью в том, что ее терпкий дым излечивает любые недуги. А затем почему-то возомнил себя кометой и пытался упорхнуть прямо в открытый космос.
Я бросил пучок травы в бездонную сумку, пробежался внимательным взглядом по взрывообразно заросшей опушке и прикинул, с каким багажом притащился к пугающе высокому и густому лесу.
У меня было три круглых серых камня — не бог весть что, но можно отвлечь какую-нибудь тварь, пучок божественный травы на тот случай, если отвлечь тварь не получится, и она насадит меня на рога, бесполезная косточка, классная подзорная труба, дубинка — унылая на вид, но тяжелая на вес, крышка от котла, претендующая на роль какого-никакого щита, и шикарная бездонная сумка, где почти весь этот хлам, кроме дубинки и щита, надежно и спокойно лежал, не издавая ни звука и не отягощая мое худое плечо. Одно меня беспокоило: серая пелена пришедших сумерек. Сколько еще до наступления ночи?..
Я нырнул в океан пышной зелени, в море лесных ароматов. Казалось, если втянуть их все разом, то лопнет голова. Резкие запахи и несмолкаемые шорохи отвлекали. Протянутые меж деревьев сети паутины настырно лезли в глаза, налипая на лицо; ветви цеплялись за рога и норовили стянуть с меня набедренную повязку. Но я старался. Изо всех сил старался не попасть в ловушку или не нарваться на врага, поглядывая под ноги и по сторонам.
Местный Гензель продолжал разбрасывать свои блестящие камушки. Я нашел еще два пучка божественной травы и один камень. Не знаю, насколько глубоко забрел в темнеющую чащу, когда на здоровенном пне уловил серебристый отблеск. Это было что-то новенькое:
Ядогон — желтоватый гриб, который прекрасно борется с отравлением и усиливает сопротивляемость ядам. Встречается преимущественно в лесах, также можно купить. Съешьте его, если почувствуете тошноту и боль в животе, потому что, скорее всего, вас отравили.
Трава и грибы — то, что доктор прописал. Я кинул гриб в сумку и краем глаза заметил, как справа ожили сумерки.
— Ох!
Что-то колючее схватило меня за плечи, и я в страхе отскочил, налетая на пень и с криком шлепаясь на землю. Одно из деревьев, не самое примечательное в лесу, изгибая ствол, тянуло ко мне свои ветви, словно хотело обнять, а когда осознало, что не достанет, завопило так, что у меня чуть кровь из ушей не потекла.
Крик, вылетевший из дупла обиженного полена, взбудоражил весь лес. Я укрылся за пнем, но сразу понял: плохая идея. Что-то надвигалось со всех сторон. Словно злой ветер заметался между деревьями, играя листьями симфонию угрозы. Но никакого ветра не было и в помине.
Воздух прошил тонкий свист, в пень воткнулся зеленый шип величиной с палец, а щеку словно бритвой полоснули. Я поежился от боли, понимая, что разбрасывать камни, пытаясь отвлечь врагов, уже поздно. Невидимые противники были и спереди, и слева, и справа. Прятались где-то там, среди густой листвы, теней и сумрака, продолжая осыпать меня острыми шипами, которые каждую секунду свистели над головой и вонзались то в пень, то в щит. Надо было отступать, пока позади все еще было относительно спокойно.
Подняв щит, который прикрывал примерно ничего, я со всех ног бросился назад, не разбирая дороги. Один раз правую руку страшно кольнуло болью, другой раз что-то впилось в затылок. Однако, не желая сдаваться так просто, я продолжал нестись как угорелый. Пока не вылетел на берег, к серому камню с рунами.
Стало жарко, хотя на берег опустились сумерки, а солнце последними лучами цеплялось за море. Кто бы мог подумать несколько минут назад, что я буду рад видеть эту серую глыбу, словно старого друга. Я укрылся за ней, слушая, как затихает шелест, и ожидая появления целого сонма врагов. Щека горела, будто над ней висели раскаленные угли, боль терзала затылок и правую руку. Ничего — сейчас вытащу шипы, закинусь божественной травой и… На самом деле я не знал, что делать дальше. Лес казался непроходимым. Я даже не видел врагов, кроме психованного дерева.
Как только я избавился от шипов, меня начало жестко мутить.
Яд?.. В груди разрастался жар. В горло, в нос будто напихали колючей ваты — я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Меня словно душили. Из последних сил я потянулся к сумке за ядогоном, но руки мои ослабели, и все, что мне оставалось, это сидеть у камня и беспомощно смотреть на то, как из вспоротой щеки на него капает кровь, оживляя древние руны, а из безвольно разинутого рта бурным потоком льется густая белая пена.
Глава 3. Попытка номер два
Тьма пронесла меня знакомой тропой и грубо высадила… у глыбы, а не у погибшего корабля, как два предыдущие раза. После отравления, после удушья, я глубоко вдохнул прибрежный воздух, пахнущий рыбой и отдающий сыростью, чтобы прийти в себя. Еще один лик смерти…
Солнце вывело прощальными лучами «Досвидули» и утопилось в море, оставляя меня в одиночестве на ночном берегу. Резко похолодало. Руны на хмельном от моей крови камне теперь мерцали алым, словно сигнальные огни аэрогрузовика, а у моих ног лежали два новых предмета: свернутая зеленая сетка и стекляшка в форме груши, где подрагивало, словно живое, пойманное ярко-желтое пламя. Наверное, фонарь, подумал я. Но ошибся: