Мрак

Пробуждение было совсем не таким, как я думал. Меня никто не будил, а проснулся я от светящего прямо в глаз солнца. Зевнул, прислушался. С соседней кухни доносился голос Ксюши. Твою мать. Надеюсь, это у нее окончательно засвистела фляжка и она разговаривает сама с собой, но что-то мне подсказывает, что я ошибаюсь. Вылез из-под одеял, потянулся и вышел на кухню, где в меня сразу уперлись три взгляда — неуловимо поменявшийся Ксюшин и напуганный — обеих сестричек. Не самый плохой вариант, но все-равно — какого черта??

— Так, вы обе — брысь в спальню и не высовываться — я посмотрел на сестер. Те без единого звука скрылись в указанном направлении. — А ты, Ксения Владимировна, будь добра пояснить, почему опять нарушила приказы.

Взгромоздился на табурет и уставился на нее.

— Какие?

— Разбудить меня через два часа ровно и не выпускать никого никуда.

— Кирилл, но они же совсем дети, что они мне могут сделать! И пистолет у меня под рукой всегда, даже если вдруг чего! И я решила дать тебе чуть больше поспать, тем более ты переспал всего-то на полчаса! — Попыталась отбрехаться секретарша, даже не пытаясь признать вину.

— За заботу спасибо, ценю и уважаю, но давай даже в таких случаях ты не будешь решать, а просто послушаешь меня, хорошо? — Мягко сказал я. После проведенной ночи рычать не хотелось. — А что касается “они же дети”… Хочешь одну занятную историю?

— У тебя глаза очень страшные… Не хочу… — Совсем тихо прошептала Ксюша.

— А неважно. Ты послушай, может, научит чему. Жил-был один славный парень по имени Уго. В целом, был он неплохим — работящий, крепкий, верный, как собачонка. Но была у него одна невероятно паскудная в его профессии черта характера — он считал себя хорошим парнем, который плохие дела делает только по работе. Погоди, потом все вопросы! — Повысил я голос, увидев как Ксюша начала открывать рот. — Так-то он даже не дурак был, если не считать, что в двадцать два года успел двоих детей родить, ну да не суть. И однажды, в один прекрасный день, а если точнее — в одну сырую и туманную ночь, Уго стоял на дежурстве, охраняя товарищей.

Ксюша хмыкнула.

— Ты не смейся, там мало смешного. И вот, на этого Уго вышли непонятно откуда два совсем сопленыша, лет по двенадцать, а то и меньше. Но Уго подумал, что они же дети, ослушался приказа и на легком матерном английском сказал, чтобы эти онижедети скрылись и больше никогда в жизни ему не показывались. И дал слабенького поджопника одному из них. На что второй отчего-то сильно обиделся, достал самодельный нож и начал тыкать им Уго куда попало. Наш герой изрядно удивился, особенно когда почувствовал активно льющуюся по ногам кровь — командир у них был не дурак и заставлял всех носить бронежилет даже во сне, но вот ноги тот не защищал — тут же поймал этого недоросля и шустро свернул ему шею. Но в это время со спины подобрался второй, точно с таким же ножом, и продолжил начатое напарником дело, заодно диким визгом переполошив всю округу. Уго и его тут же перевел неживое состояние, но было поздно. Случилось самое страшное — проснулся командир. И этот командир хотел отстрелить Уго яйца, потому что такие дебилы не должны продолжать род. Спасло лишь то, что он все-таки уже успел размножиться до этого.

Я кашлянул. Не очень люблю эту историю, она длинная. А я не сказать, что особо словоохотлив.

— У Уго оказались перерезаны обе бедренные артерии, что самое грустное. Ему, конечно, тут же наложили жгуты и кровь остановили, но неожиданно оказалось, что совсем неподалеку находится селение, откуда были те двое шкетов. И это селение активно спешило им на выручку. А нам ну никак нельзя было воевать. Поэтому отряд снялся и рванул со всех ног по горам и лесам. И тут командир снова захотел что-нибудь отстрелить Уго, потому что тот, помимо всего вышеперечисленного, еще ощутимо снижал мобильность отряда и лишал его троих бойцов — самого Уго и двоих, несших его. Местные преследовали отряд практически до следующего вечера, поэтому жгуты на ногах Уго снимать было абсолютно некогда, из-за чего к моменту, когда смогли остановиться, ноги его стали приятного сине-черного оттенка. И снимать жгут уже было несколько опасно. Поэтому пришлось ему ноги отрезать.

Ксюша вздрогнула, в уголках глаз блеснула влага. Она смотрела на меня, не отрываясь и почти не моргая.

— Так как отряд был совсем небольшой и не планировал воевать, штатного медика не было. И пришлось это делать все тому же командиру. Он мне рассказывал потом, что запах гниющего человеческого мяса не сравним ни с чем. И человеческая кость на самом деле белая-белая. — Я помолчал. Вздохнул. — Уго тогда выжил, пацаны его доперли на себе до точки. Только потом очень долго боялся и ненавидел всех детей, даже своих. Ты поняла мораль?

Девушка огромными глазами смотрела на меня. Медленно кивнула и задала неожиданный вопрос:

— Ты тоже был там?

— С чего ты взяла, говорю же, рассказывали мне… — Я махнул головой.

— Ты сказал “Нам нельзя было воевать”.

Вот и скажи, что дура. Что не надо — так всегда слышит.

— Был. Это я и был командир. — Хмуро кивнул ей. — И честное слово, от всей души хотел пристрелить этого придурка там же. Но, ради правды, я же потом и не сдал его командованию, провели как боевое ранение. Его было вообще не жалко, но детишки-то не виноваты, что папа имбицил. А так бы его и пособия лишили.

— Я поняла мораль — отводя глаза в сторону, сказала Ксюша. — Но что он, должен был сразу убить их? Если они ничего еще не сделали?

— Не самый плохой вариант. И что-то они сделали — они его увидели. У Уго был простой приказ — не светиться и охранять. Но мог и просто вырубить их, там в обоих веса было килограмм шестьдесят на двоих, с одного удара бы легли до утра. А там бы уже и наш след простыл.

— И ты поэтому никому не веришь?

— И поэтому тоже. Но только не никому, есть люди, кому я доверяю. Ты поняла меня, Ксюш? Мораль не в том, что надо убивать всех встречных-поперечных, а в том, что каждый встречный-поперечный может убить тебя, особенно сейчас.

— И даже… — начала, было, девушка, но я перебил.

— И даже эти ссыкухи. Никому нельзя верить.

— Я не это хотела сказать! — Она подняла на меня глаза — и даже ты?

— Хм, подловила. Мне можно верить, я нормальный. И я не встречный, я попутный. Хотел бы — давно бы уже придумал, как от тебя избавиться. Да и от тех ублюдков со жрецом ты меня вытащила, а я все же существо благодарное…

Девушка непонятным взглядом смотрела на меня, молчала и о чем-то думала. Я продолжил:

— А сейчас у меня есть мысль, как попытаться раздобыть транспорт, поэтому часик всем на утренний туалет и завтрак, потом я уйду ненадолго, а ты здесь за старшую. Макса и старика не освобождать, даже в туалет, потерпят. Сестричек можно, но ненадолго и под присмотром, без дружеских посиделок. Самой не спать, пока я не вернусь. Договорились?

Ксюша задумчиво кивнула, отвернулась и куда-то в окно сказала:

— Знаешь… Я бы не хотела быть такой, как ты. Так же невозможно жить, когда всех вокруг подозреваешь.

— Дай бог, чтобы ты и не стала такой как я. Ты мне нравишься такой, как есть. — Я невесело хмыкнул. — Но вообще, пессимистом быть удобно. Как говорил капитан Зеленый — ты всегда или прав, или приятно удивлен.

— И все же, кто ты такой? Может, уже расскажешь? Точно же не простой офисник, постоянно, вон, то капитанов вспоминаешь, то еще кого-то военного… — Девушка снова посмотрела мне в глаза. После моей истории она как будто посерьезнела. Неужто сработало?

— Ксюх, это прекрасный советский мультик, “Тайна третьей планеты”, оттуда капитан Зеленый. А кто я… Да какая, в сущности, разница? Последние годы я — офисный планктон. А прямо сейчас я, да и ты, и все вокруг — просто человеки, пытающиеся выжить.