Мститель

Егор спит в том же положении, в котором я его оставила; осторожно заползаю на кровать и устраиваюсь рядом, но спать не ложусь. Вместо этого, пользуясь моментом, без зазрения совести рассматриваю его лицо, запоминая каждую чёрточку, как будто даже мелкие морщинки в уголках его глаз имеют большое значение.

Правда, через пару минут я всё же начинаю чувствовать себя неловко, поэтому поворачиваюсь к парню спиной, улёгшись на левый бок. Но заснуть всё равно не получается — не сейчас, когда каждая клеточка тела тянется к тому, кто находится всего в паре сантиметров от меня. Я чувствую Егора даже кончиками волос настолько остро, будто вместо нервов у меня — высоковольтные провода, подключённые к электросети.

Пока я занята такими размышлениями, позади слышится возня, и я на всякий случай закрываю глаза; до тех пор, пока не чувствую на своём бедре тяжёлую руку, настырно ползущую выше.

— Я думала, ты спишь, — тихим шёпотом обозначаю своё удивление.

Егор фыркает и прижимается грудью к моей спине.

— На это и был расчёт.

Дыхание спирает, когда его горячая ладонь добирается до моей талии, задирая футболку, а я даже не могу пошевелиться — от неожиданности и от того, что мне безумно нравилось то, что он делал. Пока одна его рука покоится на моём животе, вторая осторожно убирает волосы, закрывающие Корсакову доступ к моей шее, которую тут же обжигают его губы. Утыкаюсь лицом в подушку, чтобы случайно сорвавшийся стон не поднял на уши весь дом. Правда, продолжается это недолго, потому что Егор разворачивает меня к себе лицом.

— Ты выглядел довольно уставшим, когда пришёл, — невнятно бормочу, наблюдая за тем, как темнеют его песочные глаза до цвета густой патоки.

— Разве я могу спокойно спать, когда ты так близко?

Он сидел передо мной, рассматривая каждый доступный взору сантиметр моей кожи, будто собирался рисовать портрет… ну или съесть меня. Заползаю к нему на колени, одновременно подцепив края его футболки, которую стягиваю с него, и позволяю то же самое проделать с собой — он и так уже меня видел. Обнимаю за плечи, чувствуя его руки на своей спине, и совершенно теряю способность дышать, когда мы соприкасаемся — кожа к коже, без помех. Дыхание Егора наоборот учащается, и я чувствую, как моё сердцебиение вновь подстраивается под его, набирая обороты. Успеваю услышать, как у нас двоих что-то щёлкает, перед тем, как он набрасывается на мои губы в сводящем с ума поцелуе. Он больше не растягивает удовольствие и не старается быть нежным — только первобытная страсть, растекающаяся по венам, лишающая рассудка, толкающая нас друг к другу словно магниты. Губы начинают гореть, лёгкие полыхают от нехватки кислорода, а мы всё никак не можем оторваться друг от друга. Только после того, как Корсаков теряет терпение и опрокидывает меня на спину, прижимая собой к кровати, я получаю короткую передышку, пока его губы переключаются на мою шею, а руки — на всё остальное.

Нам обоим было плевать, что буквально в пяти шагах от нас спят мои родители и Яна; что завтра на учёбу, а мы спали от силы восемь часов за последние двое суток. Не могу думать ни о чём другом, пока он рядом, а впереди целая ночь, за которую можно сказать «Я люблю тебя» тысячей разных способов.

Лишь бы таких ночей было больше.

Неделю спустя…

Жизнь постепенно начала нормализовываться и вошла в привычное русло: учёба, работа, дом, Егор, сёстры, и не всегда — в этом порядке. В основном из-за того, что иногда я оставалась на ночь у Корсакова, потому что этот собственник не желал отпускать меня домой. Два дня назад я заснула в его машине, пока он вёз меня домой, а проснулась почему-то в его постели в доме его родителей. Их лица при этом надо было видеть — полагаю, никто из этой пятёрки раньше в дом девушек не водил, потому что на меня смотрели, как на музейный экспонат. Правда, после Егор самым искренним голосом сказал им, что любит меня, и от его тона за секунду растаял бы даже айсберг, не то что его родители.

Правда, в последнее время он стал слегка… замкнутым, что ли: начались какие-то тайные звонки, неотложные дела и внезапные отъезды; со стороны казалось, что он мне изменяет, но я в это не верила, потому что зачем бы он так долго добивался меня? Но это его непонятное поведение выбивало меня из колеи — особенно после того, как я стала замечать на его лице предвкушающую улыбку.

Что этот хитрец задумал?

В один из тех дней, когда Егор лично отвозил меня в универ, я медленно шагала по коридору, выискивая в толпе студентов родное лицо, которое словно испарилось. И только на улице поняла, насколько это бесполезная затея, потому что пустовало даже его место на парковке. Я растерянно смотрела на пустое пространство между Ауди Кирилла и Мерседесом Кости и пыталась понять, что происходит с любимым — ведь как-то его странное поведение должно объясняться. Вытащив телефон, набрала знакомый номер, но ответом мне были лишь протяжные унылые гудки. Это было, мягко говоря, неприятно; складывалось впечатление, что Егора ко мне тянуло лишь до тех пор, пока я давала ему от ворот поворот. А теперь же, получив полный карт-бланш на отношения со мной, его интерес плавно сошёл на «нет». Даже по вечерам, когда он забирал меня к себе, я не чувствовала интереса с его стороны; он будто закрылся от меня. В голову закралась мысль, что вся эта любовь была для показухи, в то время как он на самом деле лишь наказывал меня за что-то, но я всеми силами гнала эту мысль прочь.

Сделав ещё одну безуспешную попытку дозвониться до Егора, рассерженно отключаю телефон и швыряю его на самое дно сумки. Со злостью пиная носком ботинка грязь, топаю на остановку, потому что кое-кто, уезжая без предупреждения с территории университета, забыл, что мне не на чем добираться до работы. И так опустившееся ниже плинтуса настроение добили хамливые старушки общественного транспорта, от которых я отвыкла за четыре года вождения собственной машины.

Подходя к управлению, по привычке поднимаю глаза на кабинет Демьяна и замечаю в окне его маячившую фигуру. Впервые в жизни настолько наглею и поднимаюсь к нему сама, без предварительного предупреждения и его инициативы — не знаю, почему. Стрельцов «пускает» меня в коридор, и я без стука залетаю в его кабинет; Демьян стоит лицом ко мне, опершись бёдрами о подоконник, а напротив него, спиной ко мне, практически копируя его позу, стоял парень. Стоило ему повернуться, как я тут же сморгнула — будто посмотрела на внезапно помолодевшего Демьяна.

— Простите, я помешала? — испуганно попятившись, спрашиваю у обоих.

Пока я медленно пячусь к двери, парень заинтересованно меня рассматривает, хмыкает и поворачивается к Стрельцову.

— Твоя подружка? — весело интересуется он, и у меня падает челюсть.

Подружка?

Демьян мрачнеет, и его лицо будто застилает гигантская грозовая туча.

— Где твоё уважение, Марк? — грозно сдвигает брови. — Мне казалось, что я правильно тебя воспитывал…

Парень снова хмыкает.

— Да расслабься, па, я пошутил. — Он снова поворачивается ко мне и подмигивает, заставляя мою челюсть опуститься ещё ниже. — Увидимся, красотка.

Провожаю его растерянным взглядом, пока в голове кое-что не щёлкает.

Отец?

Перевожу обескураженный взгляд на Демьяна.

— Не знала, что у тебя есть сын…

Читай на Книгоед.нет

Утверждение звучит с намёком на упрёк, но в этом виноват исключительно Егор: как он мог забыть обо мне?

— Ты не спрашивала, есть ли у меня дети, а удобного случая рассказать тебе о Марке как-то не представилось. — Он устало потёр переносицу, будто двадцать четыре часа отпахал у монитора компьютера, и чуть двинулся в мою сторону. — Ты что-то хотела сказать мне?

Сосредотачиваю внимание на Демьяне и с ужасом осознаю, что не могу контролировать поток жалости к нему, который сейчас бурлил внутри. Передо мной стоял взрослый самодостаточный мужчина, который в этой жизни добился всего того, чего хотел — ну или, по крайней мере, большую часть; из рассказов папы знаю, что он построил дом; увидев Марка, поняла, что и сына он тоже вырастил. Не сомневаюсь, что и дерево он посадил, и скорее всего не одно, и всё же на его лице лежала тёмная печать горечи, потому что рядом не было женщины, которая разделила бы с ним всё то, через что он прошёл, а Демьян наверняка повидал немало. Мне хотелось его как-то утешить или чем-то помочь, вот только я понятия не имела, как это сделать; единственное, что пришло в голову — это подойти и обнять.

Что я и сделала, добавив к этому ещё и поцелуй в щёку — вполне целомудренно, по-дружески, и в то же время доверительно-интимно, но без пошлости. Именно та комбинация, которая должна была ему показать, что он важен мне как любой из членов моей семьи.

Он ведь уже большой мальчик, должен верно истолковать моё поведение.

И Демьян не обманывает мои ожидания: вздыхает и прижимает меня к себе, по-отечески чмокнув в макушку.

— Очень жаль, что мы не встретились на месяц раньше, — смеётся он. — Скорее всего, сейчас ты бы уже перевозила свои вещи ко мне и готовилась к свадьбе.

С нервным смешком и испытывая неловкость, отстраняюсь от Стрельцова, краснея до корней волос, и сцепляю руки в замок за спиной, чтобы не дай Бог не отчебучить чего-нибудь ещё.

— Увы, я уже перевожу свои вещи к другому, — отшучиваюсь, безбожно обманывая, потому что где-то очень глубоко внутри какая-то туманная часть меня тоже искренне жалеет, что не встретила Демьяна немного раньше. — Но я буду искренне надеяться, что тебе попадётся хорошая девушка, с которой ты сможешь создать семью.