Муаровая жизнь

– Ничего себе! – Только и вырвалось у меня.

– Да, это старшие. Я скоро тоже буду прыгать с моста. – Петька гордо выпятил грудь. Видимо, на мост пускали по достижению определенного возраста. Он совсем не хвастался, просто был горд, что первый из нас прыгнет с такой высоты. – Мы тренируемся пид мостом, там пониже.

В прыжках с высоты было что-то завораживающее, щекочущее где-то там, внизу живота. Отталкиваешься от края и доли секунды летишь в воздухе, словно птица, а потом погружение. Я к тому времени умел нырять так, чтобы вода не попадала в нос, и умел ловко и быстро вытряхивать ее из ушей. С нетерпением хотел попробовать прыгнуть с высоты побольше, чем плечи друзей или борт лодки. Здесь наверняка можно до «трех» посчитать, пока долетишь до воды. Значит, и ощущения намного круче.

Петро побежал вперед, а я остался смотреть с моста в воду и на прыгающих старших.

– Вниз! – скомандовал настойчивее наш предводитель.

Я нехотя пошел под мост, но там оказалось не менее интересно. Мост опирался на большие бетонные столбы, имеющие металлические выступы на разной высоте. На одной из опор, на высоте примерно трех метров от воды, располагалась небольшая металлическая платформа. Вот с нее мы и прыгали, взбираясь по металлическим выступам. К тому времени я прыгать умел по-разному, но только не головой вниз.

Вскарабкавшись на платформу и с криками: «Ура!» – Петька прыгнул первый в воду «солдатиком». Это когда руки складываешь по швам и ноги вместе. Я, не дожидаясь, когда он вынырнет, также прыгнул за ним «солдатиком». Я всегда был немного тороплив, когда дело касалось приключений. Вот это ощущения! Мы ныряли, каждый раз придумывая все новые и новые способы погружения в воду с трех метров. И я снова испытывал судьбу, совсем не подозревая об этом.

Самое сложное – это научиться нырять «рыбкой». Ногами вниз, когда уже умеешь плавать, совсем не страшно, но вот головой вниз – это совсем другое дело. Нужно перебороть страх, что не ударишься о воду. У меня пока прыгать «рыбкой» плохо получалось. Совсем не так красиво, как у других. Я все считал, что мне мало высоты и поэтому вхожу в воду не так ровно, как хотелось, а немного животом или ногами. Здесь можно отточить мастерство.

Когда мы смотрели в реку с моста, вода в ней была прозрачная, а под мостом она была темная: лучи солнца не проходили сквозь бетон, и дна видно не было. Я подплыл к опоре и взобрался на платформу. Решившись прыгнуть «рыбкой», долго не мог найти место, куда бы нырнуть, с какой из сторон. То на один край платформы стану, то на другой перейду. Наконец-то я выбрал, по своему мнению, самое лучшее место, куда полечу головой вниз. Приготовился и сиганул. Погрузившись в воду, почувствовал сильный удар по голове. Почему-то руки меня не слушались, ноги тоже, я медленно погружался, почувствовал лишь, что кто-то ухватил меня под грудь и потащил наверх. Когда меня положили на берегу на траву, ребята столпились вокруг. Я ничего не слышал, что они говорят, в голове стоял сильный шум, заглушающий все. Поднять голову не мог. Почему-то лица всех, кто стоял и смотрел на меня, были перепуганы. Понемногу слух возвращался, начало покалывать в руках и ногах, я пошевелил пальцами. Осторожно и не спеша поднял руку и попытался прикрыть ею глаза, потому что солнце ярко светило, и было неприятно. Лоб что-то щекотало. Предположив, что это насекомое, решил смахнуть рукой, но ощутил что-то липкое. Я одернул руку и взглянул: она вся была красная.

Это же кровь. Откуда она? Все не мог понять, что же произошло. Постепенно начал ощущать боль в месте удара.

Нарастала сильная головная боль, от которой не мог подняться.

– Его срочно нужно отвезти в больницу, – кричали взрослые.

Меня усадили на подъехавшую телегу и повезли в больницу. По пути осознал, что когда нырял, то ударился обо что-то твердое в воде головой и думаю сильно, так как лица взрослых были очень обеспокоенными. Петька, как старший и ответственный, поехал со мной.

– Сильно все плохо? – спросил я его.

– Да, кажись, ничого страшного. Только крови с тебя як з порося, – ответил, улыбаясь, Петя.

Его ответ успокоил, но на тряпку, которую мне дали держать у головы, решил не смотреть, чтобы не стало дурно.

В больнице после осмотра доктор сказал потерпеть. В его руках появилась нитка.

– Прямо как носки штопать будете? – юмор меня не покидал даже в эти минуты.

– Немного нужно подправить, – с улыбкой сказал доктор. – Тебя как звать?

– Савва.

– А меня Николай Федорович. Ну, терпи, казак, атаманом будешь, – пошутил он в ответ.

После всех манипуляций Николай Федорович присел рядом на корточки и спросил:

– Герой, голова болит?

– Немного спать хочется и щиплет, – зевнув, ответил ему.

Мама вбежала в кабинет доктора, когда мы уже беседовали, и я в красках рассказывал, как получил первое ранение. Вид у нее был очень взволнованный, но увидев, что я сижу на кушетке, болтая ногами и улыбаясь, успокоилась.

– У него все хорошо, – заверил доктор маму, – а шрамы лишь украшают мужчину. Не переживайте. Голова поболит пару дней, и уже к концу недели будет как новенький.

Приключение мне понравилось. По селу среди других ребят теперь ходил гордый: у меня же есть шрам, мне его даже зашивали. Девчонки на меня даже взглянуть стеснялись.

На улицу гулять побежал уже через три дня. Ребята, с которыми был на речке в тот день, рассказали, что в том месте, где я ударился головой, когда нырял, оказывается, лежала замуленая огромная металлическая сеялка с полей. Река Псел разливается в поля на несколько километров, а когда половодье сходит, природная сила воды уносит в реку все, что было забыто на полях. Вот так сеялка оказалась в реке. Течением ее несло, но она застряла в опорах моста, пока я ее не нашел. Думаю, мне очень сильно повезло, что рассечение оказалось поверхностным. Это хорошо, что я прыгать «рыбкой» не так хорошо умел и не так ровно. Прыгни я под другим углом, чуть сильнее и ровнее, как хотел, одними швами бы не обошлось.

Петька очень переживал после моего прыжка и даже не ходил гулять, пока я дома был. Он настоящий мой первый друг. Все дни проводил со мной. Рассказывал, что научит ловить рыбу, а еще о секретном месте, куда обязательно отведет.

– Туда не всех берем! Только проверенных. Слухай, давно спросить тебя хотел. Откуда у тебя полосы на спине?

Я сделал вид, что не услышал вопрос, и начал расспрашивать о тайном месте. Сам же вечером у мамы решил спросить, что там у меня на спине. Себя не видел со спины и не знал, что там тоже есть шрамы.

– Ой, Савва, даже не знаю, как ты дожил до своих лет, ты такой непосидючий и постоянно попадаешь в какие-нибудь истории, – проговорила мама с улыбкой шутливым тоном, при этом потрепав меня по голове, взъерошив волосы. Я так это любил и всегда подставлял ей свою голову, подобно котенку, который хочет, чтобы его погладили. Сел поудобнее, зная, что рассказ будет интересным и длинным. – Случилось это, когда мы жили еще в общежитии в Одессе, и ты был совсем еще маленький.

Она поведала мне о том, что мои пеленки ну совсем плохо сохли. Розетка на весь этаж общежития была всего одна – в подсобке, где все студентки готовили еду. Утюг электрический был один вообще на все общежитие, поэтому ее подруга, Ольга Феликсовна, подарила утюг на углях. Это было большое, тяжелое, металлическое приспособление для глажки, прародитель современного, более удобного. Работал он просто. Необходимо было нагреть угли в печи, засыпать их, откинув крышку вовнутрь, закрыть крышку на щеколду и, взяв за ручку сверху, раскачивать из стороны в сторону, разогревая угли докрасна.

Горшок тогда я еще изучил плохо, точнее, его предназначение, пеленок было очень много. Мама говорила, что после вот такой вот сушки утюгом она еще несколько часов рук не чувствовала. Весило такое орудие труда ни много ни мало десять килограммов. А я уже тогда немного ходил; точнее, мама говорит, что я не пошел, а побежал сразу, причем часто страдали нос, губы и ладошки с коленками, но в этот раз пострадала спина. Подбежал я под мамину руку как раз тогда, когда она держала раскаленный утюг, в тот самый момент, когда раскачивала им, чтобы разогреть посильнее. Угли уже были достаточно красными внутри, и мама уже хотела продолжить гладить, как почувствовала, что в воздухе кого-то прогладила. Это был я. Мама от испуга задержала руку, я тоже от страха молчал, но потом меня слышало все общежитие, причем долго, пока мама не отнесла меня в госпиталь все к той же подруге, которая дарила утюг. С тех пор, как только солнце пригревало мою спину, на ней проявлялся рисунок подошвы утюга – мелкие полоски.