Мучимые ересями

— Должен сказать, ты отнёсся к моим подозрениям очень спокойно.

— Если я не отнесусь к этому спокойно, то это не поможет, — заметил Мерлин. — И если предположить, что человек не паникует, если узнает чуть больше правды, тогда он будет ещё более полезным в качестве аналитика. Не говоря уже о том, что мы сможем поделиться с ним ещё большим количеством необработанных данных.

— Должен ли я предположить из этого, что ты думаешь о том, чтобы познакомить его с историей, которую мы выдали Пейтеру и остальному подразделению?

— По правде говоря, да. На самом деле, я думаю, что было бы неплохо попросить Нармана вмешаться в данном случае.

— Прямо сейчас? — Глаза Кайлеба расширились, и Мерлин снова пожал плечами.

— До тех пор, пока мы можем держать слои наших историй прямыми, — сказал он с кривой улыбкой. — Давай посмотрим. Мы скажем Францу и остальным, что ты отправил меня с сообщением какому-то неизвестному агенту на другой стороне. Они расскажут это остальной армии, если кому-то интересно, куда я исчез. И мы расскажем эту же историю Чермину и остальным твоим офицерам, что также поможет объяснить, почему ты хотел видеть Нармана. В конце концов, кто может быть лучшим советчиком, когда речь идёт о мошенничестве и общей, всесторонней подлости? Затем мы рассказываем Нарману, что на самом деле я провёл утро, сидя в своей палатке и наблюдая видение о Святой Агте. Мы расскажем ему всё, что я знаю о покушении и о том, кто за ним стоит, и спросим, как он отреагирует и как, по его мнению, будет лучше действовать. И мы скажем ему, что история с «посланием» — это наше официальное прикрытие, и что он должен просто сказать любому, кто будет достаточно неловок, чтобы спросить, что он не имеет права обсуждать, кому ты можешь отправлять сообщения или почему ты это делаешь.

— У меня начинает болеть голова, когда я слежу за тем, кто знает, какая часть информации находящейся в обращении состоит изо лжи, — проворчал Кайлеб. Он на мгновение задумался, потом кивнул. — Я думаю, ты прав, — сказал он. — И я думаю, что Нарман отнесётся к этому довольно спокойно. Он достаточно умён, чтобы понять, почему мы не могли рискнуть рассказать ему о чём-то подобном, пока у нас не было возможности оценить, насколько искренне он решил поддержать Империю.

— Точно.

— Ну ладно. Но в таком случае, — Кайлеб спокойно посмотрел Мерлину в глаза, — расскажем ли мы ему о Халбрукской Лощине?

— Кайлеб, мы говорим о дяде твоей жены, — тихо ответил Мерлин и покачал головой, осуждая себя. — Мы все знали, что он симпатизирует Храмовым Лоялистам, и мне следовало бы приглядывать за ним повнимательнее. У меня была такая возможность, но, как ты мне недавно сказал, у меня просто нет времени смотреть за всеми подряд. Мне нужно было расставить приоритеты, и в его случае я допустил серьёзную ошибку. Думаю, я позволил тому факту, что он, очевидно, любил её, сделать меня слишком самоуверенным. И я, вероятно, рассчитывал на естественную подозрительность Бинжамина больше, чем имел на это право. — Он покачал головой снова. — Как бы то ни было, я не сделал наблюдение за ним одним из своих приоритетов, и это чуть не убило Шарлиен.

— Но это не так — сказал ему Кайлеб. — И, как я уже указывал тебе в том случае, о котором ты только что упомянул, рано или поздно что-то подобное должно было произойти. Есть только один ты, Мерлин. Неважно, каким чудесным ты кажешься, неважно, как сильно ты подстёгиваешь себя, есть только один ты.

— Я знаю, но…

— Перестань заниматься самоуничижением, — строго сказал Кайлеб. — Всё кончено, а она всё ещё жива. Это самое главное. Итак, ты собирался сказать о герцоге?

Мерлин посмотрел на него ещё мгновение, а затем слегка кивнул в знак согласия.

— Я не знаю, найдёт ли кто-нибудь его тело, — сказал он. — Дейвис забросал его и его оруженосцев достаточным количеством грязи, и, кроме того, вся эта местность по-прежнему находится рядом с девственным лесом, так что даже искатели, специально ищущие могилу, вполне могут пропустить её. Но если Волна Грома возьмётся за Кейри, его связи с Халбрукской Лощиной почти обязательно обнаружатся. И объяснять его таинственное исчезновение в такой момент…

Он позволил своему голосу затихнуть, и Кайлеб кисло фыркнул.

— Рассчитано совсем не на то, чтобы успокоить умы чизхольмцев Шарлиен, не так ли? — сказал император.

— Нет. И уж тем более не в Палате Общин, учитывая его тесные связи с армией и с Зелёной Горой. Но ведь на самом деле ты думал не об этом, не так ли?

— Нет, — со вздохом согласился Кайлеб.

— Она очень умная леди, — печально заметил Мерлин. — Слишком умная, чтобы не догадаться в конце концов, расскажем мы ей об этом или нет. Особенно если Бинжамин возьмётся за Кейри. Поэтому я полагаю, что настоящий вопрос заключается в том, есть ли смысл пытаться защитить её.

— И как она отреагирует, когда узнает, что мы пытались это сделать, — согласился Кайлеб.

— В любом случае, я думаю, что мы определённо должны сказать Нарману. Во-первых, потому что его советы о том, как мы справимся со всей этой неприятной частью проблемы, были бы чрезвычайно ценны. Во-вторых, потому что он такой же умный, как Шарлиен. Расскажем мы ему или нет, он всё равно догадается, так что мы можем рассказать ему всю правду — во всяком случае, об этом — с самого начала и сэкономить всем немного времени.

— Ты, конечно, прав. — Плечи Кайлеба поникли. — Я только хотел бы, чтобы это было не так. Она любила его как отца, Мерлин. Это разобьёт ей сердце. И, честно говоря, я немного боюсь.

— Боишься, что она обвинит в этом, хотя бы и косвенно, тебя? — мягко спросил Мерлин. — Что она увидит в своём решении принять твоё предложение истинную причину того, что он сделал... и его смерти?

— Да, — признался император.

— Я не могу обещать, что она этого не сделает, Кайлеб. Никто не может. Но Шарлиен не первый человек, у которого кто-то из близких не одобряет её брак. И она не смогла бы выжить так долго на троне Чизхольма, не научившись понимать, как работают умы и сердца людей, когда речь идёт о политике и власти. Давай посмотрим правде в глаза — она привезла своего дядю в Черис в первую очередь потому, что боялась, что не сможет доверять ему дома, в Чизхольме. Она так много знала о нём ещё до того, как вышла за тебя замуж. Конечно, люди могут наказывать себя за вещи, которые не имеют никакого рационального смысла, поэтому вполне возможно, что она решит, что её брак «подтолкнул его» к действиям, которые он предпринял, хотя её интеллект знает, что окончательное решение было его и только его. Но даже если и так, я думаю, она скорее будет винить себя за то, что приняла твоё предложение, чем тебя за то, что ты его вообще предложил.

— Я бы предпочёл, чтобы она обвинила меня, — очень тихо сказал Кайлеб, глядя на свою руку, играющую с коробкой карандашей на краю стола с картами.

На этот раз Мерлин ничего не ответил. На несколько секунд воцарилась тишина, а затем Кайлеб снова выпрямился.

— Хорошо, — сказал он чуть более оживлённо. — Думаю, ты прав насчёт Нармана, так что, пожалуй, мне лучше послать весточку, что я хочу его видеть.

— И пока мы ждём, — сказал Мерлин, — нам с тобой нужно подумать над небольшой проблемой: как император, который к тому же сам себе полевой командир, может исчезнуть из своего штабного лагеря хотя бы на… ну, скажем, на четыре-пять часов посреди ночи?

— Не говоря уже о том, как мы вытащим вышеупомянутого императора и полевого командира из его штабного лагеря, — согласился Кайлеб. Он покачал головой и усмехнулся. — Я действительно с нетерпением жду встречи с этим твоим «разведывательным скиммером» — напуган до смерти, заметь, но с нетерпением жду. Но придумать способ вытащить меня отсюда будет намного сложнее, чем просто выяснить, как сделать что-то столь незначительное, как… о, убедить Гектора Корисандийского, что я действительно его лучший друг.