Мулен Руж по-русски. Трилогия

– Прекрасно! Короче, ты был во Франции и многих российских новостей можешь просто не знать. А во-вторых: привезём мы тебя в Тюмень как бы раненного, мол, сотрясение головы сильное получил от бандитов. Тут - помню, тут - не помню, хорошей отмазкой от ненужных вопросов будет. А так - герой! Казну спас, рискуя жизнью! Кто после этого плохо про тебя думать будет?

– А фортификация?

– Ты же учился в строительном колледже! Или забыл всё?

– Нет, конечно, не забыл, я хорошо учился. Только, вы же понимаете, те знания более современны...

– Вот и применишь с умом более современные знания, только за языком следи. Лучше всегда говори степенно, не спеша, как знающий себе цену человек.

– А вдруг меня кто опознает?

– Кто может тебя опознать, находятся далеко. И вообще, твоя безопасность - это наша головная боль. А ты помни о своей роли. Тебе нужно развивать строительство Тюмени, для этого ты сюда и прислан. Понятно?

– Понятно.

– А ты Фёдор Тимофеевич, что скажешь, - обратился к нему Агеев.

– Поспешать нужно, вот что скажу. Лёд на реке уже слабоват. Лошадкам, опять же, скоро есть нечего будет, да и наши запасы подошли к концу. Считай только на мясе и рыбе живём.

– День, два на сборы и репетицию будущего спектакля точно придётся потратить, а потом можно и трогаться, - внёс Агеев своё предложение, - а нужные вещи, которые с собой не получится взять, спрятать надо. Всякое в жизни может случиться, вдруг опять скрываться придётся.

– Так и сделаем, - подвёл итог Лапин.

Часть III

Легализация.

ТЮМЕНСКИЕ ГАСТРОЛИ.

В ясный весенний день, когда солнце нахально разлеглось на небе, полностью обнажив свои прелести, по грязному и рыхлому снегу к воротам Тюмени подъехали сани запряжённые тройкой лошадей. Сзади и спереди их сопровождали конные люди.

– Кто такие?
– раздался грозный окрик солдата дежурившего у ворот.

Фёдор Тимофеевич, а с недавних пор просто Федька, оставив за спиной Маллера, выехал вперёд. В новом своём обличии он был совершенно не похож на себя. На гладко выбритом лице остались только усы, которые аккуратной подковкой опускались вниз до самого воротника. Был он в тёмно-зелёном кафтане, в красном камзоле и такого же цвета штанах. На ногах красовались высокие сапоги. На голове молодцевато возвышалась чёрная треуголка. Слева на ремне висела сабля, спрятанная в покрытые медным узором ножны.

– Его благородие капитан-поручик Казанцев Алексей Петрович из Санкт-Петербурга, - сказал горделиво Фёдор, - по личному приказу Её Императорского Величества Императрицы-матушки Екатерины II.

Услышав это, из караульного помещения выскочили ещё двое местных солдат помятого вида и стали быстро убирать бревно, которое лежало на рогатинах и перекрывало дорогу.

– Как проехать до воеводской канцелярии?
– спросил у солдата Фёдор.

– А вон господин прапорщик едет, он проводит вас.

На лошади рыжей масти из ворот показался пожилой мужчина в форме прапорщика пехотного полка и направился к ним.

– Ваше благородие, - обратился к нему солдат, - тут Его благородие капитан-поручик Казанцев из самого Петербурга приехали.

Прапорщик подъехал к саням. Возница, роль которого исполнял Кощеев, указывая на укрытого шубой человека сказал:

– Ранены они, плохо себя чувствуют. На дороге разбойники напали, еле отбились.

– А это кто?
– спросил старый вояка, указывая на Агеева, Лапина и Муравьёва, которые остановили своих коней за санями и существенно отличались внеш-ним видом от Маллера, Кощеева и Саблина.

– Это господа путешественники из Персии, только благодаря им мы смогли от разбойников поганых отбиться.

– Понятно. Следуйте за мной.

Кавалькада въехала в городок и последовала по неширокой улице в сторону здания канцелярии. Возле канцелярии пришлось немного подождать прапорщика, который отправился с докладом. Через некоторое время вышел он и ещё два пожилых мужчины, одетые в военные мундиры. Это были воевода Михаил Иванович Тихомиров и комендант Устьянцев Андрей Петрович.

– Серьёзно ранен?
– спросил Тихомиров, обращаясь к Саблину.

– Голову ему зашибло, Ваше высокоблагородие, - ответил тот, - два дня был в беспамятстве. Сегодня пришёл в сознание, но слаб ещё.

– Эх, беда какая! Так, поехали в мой дом. Там всё расскажете, заодно господину капитану-поручику уход обеспечим.

* * *

Из комнаты, где лежал "раненый" капитан-поручик, вышел доктор. Все, находящиеся в гостиной люди вопросительно смотрели на него.

– Рана (пришлось для правдоподобности поставить шишку) не представляет серьёзной опасности, но из-за сотрясения головного вещества возможно более тяжёлое протекание болезни. Больному необходим полный покой. Я дал ему успокоительную микстуру.

– Будем надеяться, что с Божьей помощью господин капитан-поручик поправится, - сказал хозяин дома и перекрестился. Следом за ним перекрестились остальные. В это же время Агеев, Лапин и Муравьёв находились в другой ком-нате, где им предложили обождать аудиенции.

После того, как врач ушёл, хозяин дома стал подробно расспрашивать о происшествии. Друзья охотно поведали выдуманную ими легенду.

– А на следующий день, после баталии с разбойниками, - увлечённо вещал Кощеев, - когда время уже к полудню подходило, едем, значит, мы по Пышме ровненько друг за дружкой. И вдруг, слышу, треск! Упряжка с санями, что второй шла, под лёд провалилась! Кони ржут, бьют копытами, а полынья всё больше становится! Головной упряжке вперёд бы надо, а они встали, помочь наверно хотели, и тоже под лёд! Гляжу, и третья начинает заваливаться! Я свои сани развернул и к берегу скорее. Так и спаслись.

– Много народу-то погибло?

– Шесть душ, Ваше высокоблагородие. Баба господина путешественника со служанкой, два воина и двое возничих, да дюжина лошадей.

– Прими Господь их души грешные, - сказал Михаил Иванович, осеняя себя крестом.

– Особенно бабу жалко, - перекрестившись, продолжал Игнат, - красивая была... А вечером, когда лагерем отдыхали, так пела хорошо, хоть и не по нашему, а за душу брало.

– Ты, Игнат, смотри, на чужих баб заглядываться будешь, быстро головы лишишься. Главное казну сохранили и в целости доставили, - поучительно сказал Фёдор.

– За казну отдельное спасибо. А сейчас идите с господином прапорщиком, он вас в казарме солдатской всех троих пока определит, а нам с господином Марсель ибн Каримом пообщаться нужно.

* * *

– Марсель ибн Карим, расскажите мне о Персии и откуда вы так хорошо знаете русский язык?
– воевода задавал ход беседы, а комендант сидел молча в сто-роне и наблюдал.

– Моя мать была русской. Одна из многих наложниц в гареме моего отца. Но она не являлась его женой. Детей, рождённых от наложниц, в ханском дворе проживало не менее семи десятков. Официальных детей у хана было тринадцать человек, жили они от нас отдельно. Поэтому никаких прав, чтобы занять достойное место при дворе, у меня не было...