Муля, не нервируй… Книга 4
Шрифт:
Он сказал это с таким пафосом, что я невольно перебрал все известные пьесы в уме, которые мне удалось посмотреть. Кажется, это что-то из Шекспира, если не ошибаюсь.
— Тогда что?
— На работу надо идти, — вздохнул Жасминов, — жить не на что.
— Куда пойдёшь?
— Ох, не знаю, Муля, — тяжко вздохнул незадачливый любовник, — на прежнюю работу, в театр меня не возьмут…
— Почему не возьмут?
— Да мы расстались некрасиво, — понурился Жаминов, — со скандалом расстались. Кто бы подумал, что мне возвращаться придётся.
Я не стал комментировать,
— Муля! — внезапно умоляюще посмотрел на меня Жасминов, — а помоги мне с работой, пожалуйста'!
— Да как я тебе помогу? — удивился я, — ты хочешь, чтобы я сходил в твой бывший театр и помирил тебя с руководством?
— Нет! Да ты что, Муля! — замахал руками Жасминов, — там уже ничего не будет. Но ты же с Глориозовым в хороших отношениях. Я помню, как ты Фаине Георгиевне помогал. Теперь мне помоги. Пожалуйста.
Он смотрел на меня с такой надеждой, что я не смог отказать.
Да, он был сам во всём виноват. Сам себе всё испортил. Но люди склонны совершать ошибки. И не всегда специально. Чаще — по глупости, потому что не просчитали риски и остальное.
— Хорошо, — вздохнул я, — я спрошу. Но ты же оперный певец, а в спектаклях ты не играл?
— Оперных они ещё лучше берут, — усмехнулся Жасминов, — просто не каждый оперный уйдёт в «низкий» жанр.
— А что ты будешь делать, когда Гришка с Лилей вернуться? — спросил я.
— До этого времени я что-нибудь придумаю, — легкомысленно сказал Жасминов, — Мне и самому с ними встречаться неохота. Просто сейчас мне нужно немного на ноги встать. А там дальше я устроюсь и отсюда уеду.
Я не стал озвучивать свои сомнения.
— Ещё чаю? — на правах хозяина вежливо спросил я.
— Да, если можно, пожалуйста, — заискивающе улыбнулся Жасминов.
Я, подавив тяжкий вздох, начал по новой заваривать чай (первый чайник Жасминов, считай в одиночку, выдул).
— Ты меня осуждаешь, да? — вдруг спросил Жасминов.
От неожиданности я чуть чайник не выронил.
— С чего ты взял? — осторожно спросил я.
— Да чувствую, — неопределённо покрутил руками Жасминов, — ты какой-то не такой.
— Не спал всю ночь, — ответил я, — документы нужно было срочно подготовить. Мог не успеть.
— Успел?
— Успел.
— А меня ты всё-таки осуждаешь… — вздохнул Жасминов.
Теперь уже вздохнул я:
— Понимаешь, Орфей, для того, чтобы кого-то осуждать, нужно самому быть безгрешным. Ну, положим, осужу я тебя сейчас. Но где гарантия, что потом, в будущем, со мной не произойдёт такое же? И как мне тогда быть? Поэтому лучше всего — никогда никого не осуждать.
— Даже преступников? — хмыкнул Жасминов.
— Для осуждения преступников есть суд. А мне до этого нет никакого дела. Что получилось, то получилось. Тем более, у вас это вспыхнуло, и вы просто поддались эмоциям, отключив разум. За свои ошибки вы все втроём уже и так поплатились и сейчас несёте расплату.
— Ну ладно ещё мы с Лилей. Но Гришка?
— И Гришка.
— Но почему? Он же не виноват!
— Он виноват в том, что женился на такой, как Лиля. Нет, чтобы найти
себе такую же, как он сам. Какую-нибудь швею-мотористку или повариху. И жил бы припеваючи. Но нет, ему нужна была трепетная Лиля. Хотя и это ладно. Может, тоже любовь. Но раз уж ты себе такую жену взял, изволь соответствовать. Но он не желал. Вот и результат.Жасминов вздохнул.
Воспользовавшись моментом, я сунул ему в руки ключ от Лилиной квартиры (у меня был запасной) и выпроводил спать. А сам опять взялся за тетрадку.
Только проработал я недолго. Все эти разговоры выбили меня из колеи.
Я вышел покурить.
Ещё из коридора я услышал смех и голоса. Сначала не понял, чьи. Вроде как Белла должна быть сейчас на работе, в ресторане. А Муза эти дни ночует в коммуналке у своего зоопарковского жениха. Дуся ещё не вернулась.
Странно.
Я вошёл на кухню и удивлённо застыл: за столом сидел Жасминов и, красуясь, травил анекдоты. Рядом с ним, заглядывая ему в глаза, сидела девушка-колокольчик и радостно хрустально смеялась над его плоскими несмешными шуточками.
Глава 2
Я прищурился и насмешливо взглянул на Жасминова:
— Готовишься к новой жизни, я смотрю, да?
Того моментально сдуло. И мы остались с новой соседкой одни. Повисла пауза, пока я прикуривал от конфорки.
— Курить — вредно, — вдруг строго сказала она. При этом её милое личико нахмурилось, а носик, и так донельзя курносый, комично вздёрнулся.
— Вредно, — согласился я и добавил, выпуская дым в форточку, — как видите, я исключительно подвержен этой пагубной привычке. Поэтому меня нужно спасать и перевоспитывать. Но, увы, некому.
Я печально вздохнул и с надеждой посмотрел на соседку-колокольчика.
Но она даже не улыбнулась, лишь сердито сказала:
— Бросайте вы это дело. Нехорошо!
И вышла из кухни. Со стороны её комнаты послышались голоса. Опять, что ли, родители её ругаются? Это же её родители? Я так и не понял. А спросить не у кого.
События последних дней так меня закрутили, что я не успевал вообще ничего.
На кухню вошла сердитая Дуся и, подбоченясь, сказала:
— В общем так, Муля! Как себе хочешь, а из-за чего вы разругались с Адияковым, я хочу знать!
Я с интересом взглянул на неё. Нет, я и так понимал, что Дуся скоро всё узнает. По старой схеме: Адияков сейчас прибежит домой, весь в гневе, его там аккуратно обработает Надежда Петровна. А от неё уже всё, до последнего слова, будет знать и Дуся.
Я её троллил не просто так: было любопытно, сколь долго она выдержит. Поэтому я спросил, пытаясь сдержать смешок:
— Дуся, ты к маме ходила?
— Откуда ты знаешь? — захлопала глазами Дуся.
— Резко ушла, не сказала ничего, — я пожал плечами и таки усмехнулся, — сначала думал, что ты мусор понесла выбрасывать, но тебя слишком долго не было.
— Да вот, вспомнила, что обещала ей помочь с закваской, — заюлила Дуся и отвела взгляд.
Я не стал развенчивать её теорию, только заметил будничным тоном: