Мумия из семейного шкафа
Шрифт:
Кто бы мог подумать, что у моей дочери любимцем является не собака (что в принципе было бы понятно), не кошка, а полинезийский таракан? Она хоть его видела? Тут же в тетрадке лежал вырванный из журнала или книги лист со статьей о флоре и фауне Полинезийских островов. Под маленьким фото с тараканом в полный рост присутствовала краткая надпись, буквально в двух словах об этом самом распрекрасном таракане. Текст статьи слово в слово совпадал с Аниным сочинением.
Я поискала на столе первоисточник и, конечно же, нашла. В стопке с тетрадями лежал журнал «Мир насекомых», изданный в девяносто втором году в Великобритании. Остается
— Совсем об уроках не думают, — пробурчала я, сунула тетрадку в сумку и направилась к выходу.
Уже одевшись, я вспомнила о том, что собиралась проверить генератор. В кухне, не ожидая кого-либо увидеть, я ойкнула, но почему-то не испугалась, а удивилась:
— А что вы тут делаете? Пришли проверить?
Вместо ответа последовал кивок головы.
— Постойте, а как вы сюда попали?
— Через дверь.
— Но Степа при мне закрывала замок, — растерянно пробормотала я и стала пятиться к двери.
Далеко мне уйти не удалось — рука коснулась моей шеи, я почувствовала твердые костяшки пальцев под левым ухом и все… Дальше провал. У меня поплыло в глазах, я упала спиной о стену и сползла по ней вниз.
Пришла я в сознание от дикого холода и резкого толчка в голову, только удар был не снаружи, а внутри, как будто кто-то прикасался к моим мозгам оголенным проводом. Яркая вспышка перед глазами, и тотчас я почувствовала запах, едкий, противный. От этого запаха я не могла дышать, и каждый раз, когда делала попытку втянуть в себя воздух, следовал внутренний удар. Что же это такое? Если так будет пахнуть, я задохнусь.
Я открыла глаза и увидела нависшее надо мной лицо Воронкова. Сергей Петрович держал в руках клочок ваты и время от времени подносил его к моему носу.
«Нашатырный спирт», — догадалась я и отвела его руку в сторону.
— Уже без надобности.
— Пришли в себя? Ну и слава богу! — улыбнулся Воронков.
Я скосила глаза в сторону. Меня, оказывается, перенесли из кухни в гостиную. Я лежала на диване в куртке, в капюшоне, но без сапог, хотя я отчетливо помнила, что в кухню шла в сапогах на цыпочках. А теперь, чтобы не запачкать Алинин диван, с меня сняли обувь, но никто не догадался чем-нибудь укрыть мои ноги. И теперь холодный февральский ветер гулял по моим носкам и пяткам, пытаясь вытянуть из меня последнее тепло.
«Для чего Воронков открыл форточку? Чтобы самому не задохнуться в парах нашатырного спирта? Боже, какие все эгоисты, думают только о себе, и никто обо мне», — подумала я.
Моим ногам было так холодно, что я повернулась на бок и прислонила ступни к спинке дивана. Теперь мне стало видно всю комнату. В гостиной кроме меня и Воронкова присутствовали еще два человека: обоих я видела в отделении полиции.
— А что вы здесь все делаете? — спросила я капитана.
Он хотел мне ответить, но его перебил напарник, появившийся на пороге комнаты:
— Сергей Петрович, «Скорая» приехала.
— Она ей уже, наверное, не нужна, — Воронков пристально всмотрелся в мое лицо. — Как вы себя чувствуете, Марина Владимировна?
— Если бы не нашатырный спирт и жуткий холод, сказала бы, что хорошо. Да уберите, в конце концов, от меня вату подальше и закройте форточку. Квартиру хотите выстудить?
—
Она и так у вас остынет, — утешил меня Воронков. — В кухне окно разбито.— Окно? О чем вы? Оно было целое.
— Может, и было, — согласился со мной Воронков.
— Сергей Петрович, что со «Скорой помощью» делать? Дать «отбой»?
— Нет, раз приехали, пусть доктора ее осмотрят, а потом уж и мы допросим. Полежите, пожалуйста, спокойно.
В комнату входила бригада медиков. Воронков встал со стула, уступая место доктору. Молодой врач меня прослушал, прощупал, измерил давление и посчитал пульс. Все он делал неспешно, обстоятельно. Когда осмотр был закончен, он вынес вердикт:
— На затылке небольшая гематома. Думаю, от удара о стену. Небольшой синяк на шее, а так, в принципе, здорова. В госпитализации не нуждается. Если других пострадавших нет, мы поедем.
— Пострадавшие есть, но им медицинская помощь будет оказана в другом месте, в учреждении закрытого типа.
— Как скажете, — доктор откланялся и поспешил удалиться.
— Ну что, поговорим? — предложил мне Воронков, вновь занимая стул, стоявший поблизости.
— Поговорим, — ответила я и приняла вертикальное положение, то есть уселась на диване.
Мои сапоги стояли рядом. Дольше терпеть холод у меня не было никаких сил, начхав на чистоту, да простит меня Алина, я быстро просунула заледеневшие ступни в теплые сапожки, тем более что Воронков тоже сидел в уличной обуви. Думаю, ему и в голову не пришло сменить свои ботинки на тапочки, как, впрочем, и двум другим полицейским, находившимся в данный момент в квартире.
— Ну что, доигрались? — с вопроса начал свою проповедь Воронков. — Вы хоть знаете, чем могла для вас закончиться эта вылазка?
— Белыми тапочками? — догадалась я.
— Вы поразительно догадливы. Ценю ваше чувство юмора. Зачем вы передо мной ломали комедию?
— Кто? Я?
— Вы, ваша полдруга и ваша тетка!
— Какую комедию? Вы изъясняетесь загадками. Я ничего не понимаю.
— Да бросьте вы! Я думал, вы на Васильеве успокоитесь, перестанете свой нос совать, а оказалось, вы мне голову морочили. Специально съехали, решили в квартире засаду устроить. Ну и где остальные — Алина, Стефания, где? Полиции испугались? Разбежались? Или сидят до сих пор под кустом, поджав хвосты?
— Сергей Петрович, ни здесь, ни под кустом их нет. Они все дома.
— Совсем хорошо! Очень осмотрительно выходить на противника в одиночку. Или вы продолжаете верить в счастливый случай? Знаете, с вашим стремлением к приключениям вы рано или поздно нарветесь на большие неприятности, которые будут в вашей жизни последними.
Я слушала Воронкова и ничего не понимала. Он говорил сплошными загадками. С его слов выходило, что мы (я имею в виду себя, Алину и Степу) ведем двойную игру. Оказывается, я пришла сюда не за Аниным сочинением, а затем, чтобы поймать преступника.
«Преступника?» — ужаснулась я, припомнив все, что со мной произошло, прежде чем я очутилась на этом диване.
— А при чем здесь?… Сергей Петрович, я ничего не понимаю, — честно призналась я капитану. — Я пришла сюда за Аниной тетрадкой. Где она, кстати? Где моя сумка? Галина Францевна моей дочери голову снимет, если она в срок не сдаст сочинение.
Вспомнив о дочери, я осознала, какую глупость могла совершить. У меня сдали нервы, и я разревелась прямо на глазах у Воронкова и его напарника.